– Да.
– Не пускает в дом на ночь?
– Да.
– Говорит ночевать на крыльце?
– Да.
У Сэми из глаз катились слезы. Она крепко обняла сестру.
– Почему ты не рассказывала мне, Тори?
– Не знаю. Я думала, она так только со мной. Не знала, что она уже делала это раньше. Мне казалось, у вас с Никки было счастливое детство.
Сэми знала, что должна сделать дальше. Это ее шанс, возможность узнать кое-что важное у младшей сестры.
– А с Роном она делала что-нибудь?
Тори начала плакать. Она поняла, что вопрос Сэми – даже не вопрос. Это констатация факта. Совершенно очевидного.
Тори всхлипнула:
– Да. Все это. И еще много другого.
Ее не удивила реакция сестры. И не шокировала. Она как будто получила подтверждение того, что знала и так.
– Как ты это поняла? – спросила Тори.
Сэми судорожно сглотнула.
– Она уже поступала так раньше. С нами со всеми. И с Кэти.
Кэти все эти годы не шла у Сэми из головы. Она проигрывала в голове многочисленные картины их жизни в Лаудербек-Хаус и на ферме Монахон-Лэндинг – радостные и страшные. В последнее время ситуация для нее стала яснее. Отчасти благодаря письму, присланному каким-то неизвестным. Отчасти из-за чувства вины: ведь она не поддержала старшую сестру, когда Никки обратилась в полицию. Сэми уговаривала себя, что все бы рассказала, прояви шериф большую настойчивость. Она не поглядела бы на то, что обрушится весь ее привычный мир, если бы хоть на секунду могла подумать, что мать издевается над Тори.
Но Тори выглядела счастливой. А полиция не настаивала.
Поэтому Сэми молчала.
Она задала следующий вопрос:
– Рон когда-нибудь пытался сбежать?
Тори кивнула.
– Да, много раз. Но мы с мамой всегда его находили и возвращали обратно.
– Кэти тоже, – заметила Сэми.
– А мама заставляла Кэти делать что-нибудь странное? Какие-нибудь дела? – спросила Тори.
– Да, – ответила Сэми. – Заставляла ее голой мыть посуду.
Тори попыталась восстановить свои детские воспоминания о Кэти и их доме в Олд-Уиллапе. Ей тогда было около двух лет. Кэти убирала в ванной на первом этаже. В одной тоненькой желто-зеленой ночной рубашке. Она едва держалась на ногах и двигалась очень медленно.
– Ты что? – спросила ее Тори, но прежде чем Кэти ответила, мать подхватила девочку на руки и унесла. Шелли ничего не сказала, но с того дня Тори поняла, что не следует задавать подобных вопросов. Она не должна разговаривать с Кэти. По крайней мере, не так.
Сэми и Тори сидели обнявшись и плакали. Они все рассказали друг другу. За исключением разве что одного.
Сэми с трудом могла говорить. Но понимала, что просто обязана открыть правду младшей сестре.
– Мама убила Кэти, – выдавила из себя Сэми. – И они сожгли тело на заднем дворе.
Глава семьдесят пятая
Шелли с потерянным видом стояла над раковиной на кухне. Выглядела она хуже некуда. За прошлый год прибавила больше десяти килограммов. Перестала осветлять свои рыжие волосы. Это что касается внешности. Внутренне же анонимное письмо и смерть Рона лишили ее былой бравады и самоуверенности, которые позволяли ей не моргнув глазом творить немыслимые вещи.
Дэйв первым заговорил о том, что им надо придумать объяснение внезапному исчезновению Рона из Монахон-Лэндинг. Нотеки понаторели в сочинении подобных историй. Кэти со своим парнем Рокки колесила по стране. Шейн рыбачил на Аляске и жил на острове Кодиак. Никки уехала из Реймонда и начала новую жизнь в Сиэтле. Они не исчезли, а отправились туда, куда им больше всего хотелось.
Роном, правда, никто пока не интересовался. И это было хорошо. Работало Нотекам на руку.
Дэйв, всегда занимавший пассивную позицию, видел, что Шелли пребывает в растерянности. Поэтому сам сочинил первоначальный план. В душе у него тоже царил хаос, но они не могли вдвоем дать волю эмоциям. Хотя бы одному необходимо было собраться.
– Последние пару недель он жил у Мака, – предложил Дэйв. – Искал новую работу.
– Правильно, – подхватила Шелли. – Мы дали ему денег на автобус.
Дэйв сделал глубокий вдох. Он был не мастак на выдумку, хотя, живя с Шелли, мог бы научиться лгать.
– Я отвез его в Олимпию, на автобусную станцию, – продолжал он. – Рон решил поехать в Сан-Диего.
Лицо Шелли просветлело.
– Отлично! Он об этом как-то говорил.
Версия мужа казалась достаточно правдоподобной, чтобы немного ее успокоить. Шелли волновалась, что подумает Тори, но уговаривала себя, что дочь верит во все, что она ей говорит.
– Я ей все расскажу, когда мы будем ехать домой от Сэми, – сказала она.
Дэйв был согласен.
В ту ночь они раз за разом повторяли свою историю, прокручивали взад-вперед, вносили уточнения там, где в их логике появлялась трещина. Рону нужны были деньги. И продукты. Новая одежда. Все, чего он был лишен на Монахон-Лэндинг, теперь осторожно вплеталось в их рассказ.
Однако повод для опасений оставался все равно. Любая ошибка, любой недосмотр мог привести к разоблачению.
В качестве запасного плана Шелли предложила версию о том, что Рон задумал самоубийство – якобы из-за расставания с Гэри. Сказала Дэйву, что, когда незадолго до его смерти перевязывала Рону ноги в ванной, тот заметил в приоткрытом аптечном шкафчике ее лекарства.
А еще, по ее словам, она кое-что нашла в одной из хозяйственных построек.
– Вот это лежало в курятнике.
Шелли держала в руке два оранжевых флакона из-под таблеток.
– Наверняка это Рон их взял.
Дэйв не стал подробно рассматривать флаконы. То, что говорила Шелли, было не лишено смысла. Рон ходил понурый. Несколько раз угрожал покончить с собой. Дэйв вспомнил, как Рону передали запретительный ордер на контакты с матерью и насколько это его потрясло. Тогда он тоже хотел наложить на себя руки. И сам говорил Дэйву, что предпочел бы умереть – так всем будет только легче.
– Да, я в этом уверен, – сказал тогда Рон.
Глава семьдесят шестая
Этого не может быть. Только не снова. Осознание того, что Шелли проделывает с Тори то же самое, что со старшими сестрами Нотек, потрясло Сэми до глубины души. Они с Тори проговорили почти до рассвета. Их разговор напоминал страшную игру в «угадайку»: что творилось в их доме раньше и что творится сейчас. Они то плакали, то приходили в ярость. То отчаянно сожалели.
И боялись. Очень боялись.
Больше всего Сэми страшил один вопрос. Она много думала о Роне – о том, что он якобы нашел где-то новую работу, хотя в последний раз, когда она его видела, он выглядел настолько слабым, что вряд ли был способен делать хоть что-нибудь.
– А как Рон? – спросила она наконец.
Тори не требовались слова, чтобы ответить. Выражение ее лица сказало Сэми все, что она хотела знать.
– Думаю, он мертв, – пробормотала сестра. – Думаю, мама сделала что-то и с ним тоже.
От этого обе они снова разрыдались. Сэми накрыла волна эмоций. Она вспоминала их с матерью телефонные разговоры в последнее время. В прошлые две недели Шелли звонила гораздо чаще. Один раз упомянула, что Рон ищет работу где-нибудь в другом городе.
– Кажется, в Уинлоке, – сказала она. – В трейлерном парке. Мы очень хотим, чтобы он получил это место. Ты тоже молись за это. Молись, чтобы его взяли.
Что-то в словах матери показалось Сэми странным. Когда она разговаривала с сестрой, Тори сказала, что Рон живет в доме Мака и помогает готовить его к продаже.
– Пора ему снова стать самостоятельным, – говорила Шелли.
– Да, пожалуй, – согласилась с ней Сэми, не зная, что еще сказать. При их последней встрече Рон показался ей развалиной. Он совершенно точно не мог куда-то уехать в одиночку и выжить там.
Сэми винила себя за бездействие. Она видела, что у Рона большие проблемы. Замечала тревожные сигналы. Но из соображений собственного благополучия предпочла не обращать на них внимания. Она погрузилась в пучину лжи – без спасательного жилета. И болталась по волнам, пока ее не утащило на дно.
Чтобы утопить.
Сэми собралась с духом. Был третий час ночи.
– Мы должны сказать Никки, – решила она.
Никто не ждет хороших новостей, когда телефон звонит в такое время. Это наверняка автокатастрофа. Или сердечный приступ. Трагедия, которая не может ждать до утра.
Никки сняла трубку.
Все оказалось еще хуже, чем она думала.
Сэми рассказала, что Шелли продолжает свои издевательства. Поведала обо всем, чего они раньше не знали. Как мать запирала Тори в собачьем вольере и поливала из шланга. Заставляла раздеваться догола. Лишала пищи. И о Роне Вудворте.
– Она то же самое делала с Кэти, Никки!
– Я не знаю, как нам теперь быть, – отвечала сестра.
Она жила в совершенно другом мире с тех пор, как уехала из Реймонда и впервые заявила в полицию на мать – это было ровно два года назад, в начале июня 2001 года. Никки обрела счастье. У нее появился мужчина, которого она любила. Она не хотела раскачивать лодку, поднимая вопрос о том, что натворила их мать.
– Мы должны забрать у нее Тори, – сказала Сэми.
Никки знала, что Сэми права, хотя заявление в полицию до сих пор не дало никаких результатов. Никки ни за что не стала бы сама действовать против отца с матерью, сознавая, на какую изощренную месть они способны. Ее мать замучила подругу до смерти и лгала о ее исчезновении. Она вовлекла Никки в свой заговор и заставила семью Кэти поверить, что та колесит по стране с каким-то Рокки. Принуждала ее голой валяться в грязи. Дэйв Нотек был ничуть не лучше. Он бросил кирпич в витрину кафе, чтобы Никки уволили с работы. Преследовал ее в Беллингеме. Дэйв был Гиммлером при ее матери-Гитлере и слепо подчинялся любым ее приказам.
– В прошлый раз это не помогло, – сказала Никки.
Сэми понимала, что сестра права. Понимала, что, если они пойдут наперекор родителям, их жизнь превратится в ад. Вопросы возникнут ко всем членам семьи. Люди станут спрашивать, почему они не обратились в полицию раньше. Как вообще могли с этим жить?