аривал с Бариновым насчет тебя, — ровно произносит Дягилев, поворачиваясь ко мне.
Без всяких прелюдий и реверансов, вот так вот, просто, глядя в глаза: “Бам-м-м!”
Мне конец!
15. Решительность устраняет опасность
Зайка бледнеет, пошатывается, и оседает, прикрывая лицо руками.
— Зачем? — сипло произносит она. — Вы хоть понимаете, что то, что знает Баринов — знает мой отец?
Вадим чуть побарабанит пальцами по своему предплечью, затем бросает взгляд на Ивана.
— Скажи-ка мне, дорогой, — медленно произносит Дягилев, — не хочешь ли ты девушку в кино сводить? Здесь, кажется, есть неподалеку…
Иван соображает быстро, и в этом его достоинство.
— Конфетка, пойдем погуляем, тут нужен приватный разговор, — обходительным тоном обращается к розовой Мальвине. Девочка его явно зацепила, но тут его дело. Хочет смешать работу и личную жизнь — его проблемы.
Нужно сказать, Мальвина не намерена сдаваться так просто и оставлять подругу без поддержки. Она выдерживает даже настойчивый взгляд Дягилева, а на это необходимо обладать действительно нешуточной устойчивостью.
— Разговор нам нужен, правда, — спокойно замечает Вадим. — Не бойся за подругу. Я ей уже дважды ничего плохого не сделал. А за твою голову будет отвечать Иван. И если он тебя не защитит — с головой распрощается уже он.
— Марин, иди, — негромко и устало произносит Соня. — Я его не так уж и боюсь. От папы мне грозит куда больший пиздец сейчас.
Ну, надо же, зайка и не боится Вадима. Давно ли? Надолго ли?
— Уверена? — настойчивости зайкиной подружки можно позавидовать. Хотя, пока в дружбу не вмешиваются большие деньги — друзьями оставаться не сложно.
— Да, — тихо выдыхает Соня и смотрит на Вадима снизу вверх. Удивительно бесстрастно. Будто бы он совершил непростительную ошибку. Впрочем, она и не может смотреть иначе, она еще ни черта не знает.
Упаковываются и Мальвина, и Иван довольно быстро. Упаковываются и сваливают. Соня все это время не двигается с места, просто сидит на полу, упираясь спиной в кухонный шкафчик и устало смотрит в потолок. Растерянная зайка, которая не знает, куда ей бежать. Куда ни глянь — везде голодные волки норовят оттяпать заячий хвостик. А один из волков еще и уши хочет надрать, за неосторожное поведение.
— Сядь, — Вадим кивает на табуретку, но девчонка качает подбородком, явно отказываясь от этого предложения.
Маленькая упрямая зайка отказывается слушаться? Какая прелесть. И как же до одури хочется добиться её покорности. Нет, не случайной, инстинктивной, а осознанной, такой, чтобы девчонка и сама получала от этого удовольствие, чтобы трусы были мокрые насквозь только лишь от того, что она встает на колени перед Дягилевым.
— Хорошо. — Вадим двигает табуретку так, чтобы сидеть прямо перед Соней, нарочно глядя на неё сверху вниз. — Давай начнем сначала. Как Баринов узнал где ты находишься?
Девушка нервно облизывает губы и отводит глаза. Да, так Дягилев и думал. Сергей не мог найти её сам. Он не знал конкретного списка друзей, по которым нужно было ехать проверять. Вадим не ждал явления Сергея раньше чем в понедельник, в конце концов, универ Сони Афанасьевой уже и Дягилев знал, а Баринов — был в курсе и подавно.
— Звонила ему? — спрашивает Вадим, заметив, что признаваться Соня явно не хочет.
— У него были мои документы, — едва слышно отвечает Соня.
— Не слышу, зайка, скажи-ка громче. — Пальцы Вадима постукивают по колену. На самом деле — Дягилева сейчас ужасно кроет. Ему не хочется болтать. Ему хочется заняться делом.
Он её догнал. Добрался до своей зайки. И всё, что остается — протянуть руку и взять её прямо сейчас. И наказать её за то, что она ему подыгрывает.
— У него были мои документы, — повторяет Соня твердо, вскидывая глаза. Да, так лучше. Так виднее, что характер у ушастой все-таки есть. То есть она не просто стелется под всех подряд, а прогибается только под Вадима. Ну, если он, конечно, не ошибается.
— И документы стоили такого риска? — спрашивает Вадим. — Ты, разумеется, не смогла бы восстановить их никаким другим образом?
— Простите, — тихо отвечает девушка, и Вадим невольно восхищается самим звучанием этого слова. Вот так просто. Она видит его третий раз в жизни. Но при этом она принимает его подачи ровно так, как будто уже пять лет в общении с мужчинами не поднимается с колен.
— За что? — спокойно уточняет Вадим, приподнимая брови. Это важно, чтобы она это озвучила вслух.
— Я заставила вас отвлечься от дел, — отвечает Соня, так и не поднимая глаз. — Вы решали мои проблемы.
Ответ был не верный в общем-то. Вадима никто не заставляет кружить вокруг этой конкретной зайки, в поисках её слабых мест. И разумеется, никто не заставляет и не просит его приставлять к Соне охрану. Все это Вадим делает исключительно потому, что эта ушастая прелесть считалась уже принадлежащей Дягилеву, и никто не мог причинять ей вред. Даже её недомуженек.
Но вслух Вадим этого не произносит. Он просто кивает, принимая извинения Сони, а потом переходит к следующему вопросу разговора.
— Итак, я говорил с Бариновым про тебя. Да, предупредил, чтобы он прекратил тебя преследовать, обозначил, что ты под моей защитой. Не было иного метода решения этой проблемы. Разве что киллера нанять, но я решил это оставить на потом. Почему для тебя это так страшно?
— Почему? — Соня прикрывает глаза. — Теперь он решит, что я — ваша любовница. Сереже хватит ума. И разумеется, сообщит моему отцу. Он будет в ярости.
Какая печаль, что эта мысль до сих пор не соответствует истине все-таки. По крайней мере та её часть, которая была про любовницу.
— Соня, — невозмутимо произносит Вадим. — Баринов уже знал, что из гостиницы ты вчера уехала со мной. Он даже пытался угрожать мне, что сдаст нашу связь твоему отцу. Значит — еще не сдал.
Дягилев вообще подозревал, что щенок опознал жену еще в гостинице, просто сообразил не сразу, Вадим зайку увез быстрее.
Зайка напротив совсем не радуется. Только еще сильнее бледнеет и сжимается в комочек, обнимая колени руками. Хрупкое, беззащитное создание.
— Значит, расскажет сейчас, — едва слышно произносит она. — Я не хочу так с папой. Я от этого потом не отмоюсь.
— Зайка, ничего он сейчас не скажет, — твердо возражает Вадим. — Как я понял, его мать прижала его к стенке и требует тебя вернуть, потому что она тоже заинтересована в сделке с твоим отцом. Они уже все спланировали. А если Сергей откроет рот и сознается твоему папочке, что не только просрал жену, но и позволил ей сесть в одну машину со мной — никакой речи ни о какой сделке быть не может. Твой отец Баринова просто с потрохами сожрет. Так что Сергей может сколько угодно грозиться, но он себе язык отгрызет, а в такой ошибке не признается. Ты сбежала. Это все, что сказано твоему отцу. Где ты и с кем ты — пока мы с тобой нигде не засветились — Баринов будет делать вид, что не в курсе.
Баринов хочет жить. Увы, и добиться для матери выгодной сделки он тоже хочет — поэтому и пытается вернуть Соню. Видимо, мать уже успела его натянуть за порыв поскорее развестись. Её мотив сыночки, каким бы он ни был, от выгоды отказаться не убедил. Именно поэтому вопреки убедительности Дягилева — Баринов отказался от того, чтобы оставить Соню в покое. А значит, и Соню, и её подругу на некоторое время с этого адреса нужно увозить. Что, кстати, Вадиму совершенно на руку.
— А если он скажет? — вскрикивает Соня, вскидывая на Вадима отчаянные глаза, стискивая пальцы на коленях. — Если он все-таки скажет?
— Значит, придется мне хватать тебя в охапку и прятать на краю света, спасая твою попку от мести жестокого папочки! — насмешливо откликается Дягилев.
Соня смотрит на него исподлобья, почти сердито. С легким вызовом. И тьма подступает все сильнее сейчас. Дягилев хочет присвоить свою зайку прямо сейчас все сильнее.
— Какие-то проблемы, зайка? — хрипло уточняет Вадим, глядя в её глаза. — Вижу по глазам, ты что-то хочешь спросить. Давай, спрашивай.
— Зачем вы мне помогаете? — с отчетливым волнением произносит Соня. — Спасаете, помогаете, защищаете. Зачем?
Глупая, маленькая зайка. С которой получается так восхитительно играть.
И нет, совершенно не удержаться от того, чтобы потянуться пальцами к её подбородку. Сжать его крепко, потянуть лицо девушки к себе, заставляя чуть изменить позу и придвинуться ближе. До неё еще не дошло, что придвигаясь, она встала на колени и выпрямила спину, а вот Дягилев уже начал получать удовлетворение некоторых собственных задвигов.
Она слушалась. Просто брала и слушалась. А ведь могла бы сказать: “Нет”, могла бы просто увернуться от его руки. Вот уж истинно сабмиссивный инстинкт, как он есть. Такая сладкая, и совершенно нетронутая пороком ягодка. Её покорность просто зачаровывает. Хочется еще и еще. Хочется всю её, до самого конца. Её — целующую его руки. Её — умоляющую её трахнуть. Её — готовую в любой момент послужить для его удовольствия.
— Я так хочу, — невозмутимо отвечает Вадим на её вопрос и проводит большим пальцем по пересохшим губам. Девушка дрожит, мелкой, едва заметной дрожью. Она даже жмурится от волнения. Боится. Но не отстраняется. Хороший знак, на самом деле.
— Если говорить точнее, я хочу тебя, ушастая моя. И никто не должен причинить вред зайке, которую хочу я. Поэтому, да, я тебе помогаю, я тебя защищаю, я тебя охраняю. Я так хочу. Это мой каприз. Я уже тебе говорил — не люблю отказывать себе в капризах.
— Я же не могу, — со стоном выдыхает девушка, будто пытаясь сбросить с себя дурман. — Я не могу. С вами — не могу. Мой отец…
Вадим тянет её голову выше, заставляя девчонку вытянуться в струнку, а потом с удовольствием склоняется к её губам сам.
— Но ты хочешь, — мягко шепчет, перед тем как обрушиться на её губы голодным ртом. Дягилев с трудом удерживается от большего, он прекрасно помнит, что напористость зайку пока пугает. Пока она его не приняла, нужно потерпеть.