– Я помогу тебе, – с отеческой нежностью говорил Дежардан, поглаживая ее по спине. – Никто не узнает о том, что ты причастна к его смерти. Но в обмен на услугу ты поможешь мне. В последний раз.
Этот кошмар, что был ее жизнью, кажется, никогда не кончится.
– Чего вы хотите на этот раз? – спросила Лизетт, устало опустив плечи.
– Я должен тебя кое с кем познакомить.
– Кого на этот раз я должна убить?
Дежардан отстранился и одарил ее нежной улыбкой.
– На этот раз ты должна выступить в иной ипостаси – в ипостаси роковой женщины.
И это заявление напугало ее больше, чем приказ убить.
– Я ужасно волнуюсь за нее, Соланж, – печально сказала Маргарита, делая очередной стежок. – Она так сильно изменилась с тех пор, как умерла Лизетт.
– Я заметила.
Маргарита подняла глаза на свою лучшую подругу, куртизанку, с которой она познакомилась много лет назад во время очередной вылазки за покупками. Соланж Тремблей, очаровательная брюнетка, обладала такими счастливыми качествами, как заразительный смех и обезоруживающая улыбка, и эти достоинства делали ее весьма востребованной даже сейчас, когда юность ее давно миновала. На первый взгляд у этих женщин было мало общего. Соланж происходила из низшего сословия, и то положение, что она сейчас занимала в обществе, можно было назвать удачной карьерой. Маргарита, наоборот, родившись в семье барона, скатилась до уровня куртизанки. Соланж была брюнеткой, Маргарита блондинкой. И все же они чувствовали родство. Они обе презрели общественную мораль и жили так, как считали нужным.
После того как их роман с Филиппом трагически закончился, Маргарита вышла замуж за де Гренье и уехала с ним в Польшу, чтобы больше никогда не возвращаться во Францию. И вот сейчас она вновь оказалась в Париже. С Соланж все эти годы они находились в оживленной переписке, и дружба их, несмотря на то, что они не виделись друг с другом столько лет, только окрепла. Когда же им, наконец, представилась возможность встретиться, у обеих было такое чувство, что они расстались только вчера.
– Ты описывала ее такой живой и непоседливой, – пробормотала Соланж, потягивая бренди из широкого бокала. Соланж полулежала на обитой рубиновым бархатом кушетке в своем декадентском будуаре, и в разрезе кремового атласного пеньюара виднелись длинные стройные ноги. – Ты столько писала о своих дочерях, о том, какие они разные, несмотря на то, что внешне похожи как две капли воды, о том, что старшая такая необузданная и дерзкая, а младшая тихая и серьезная. Но, глядя на твою дочь, я могла бы подумать, что с тобой приехала Лизетт, а не Линетт.
– Вот именно, – сказала Маргарита, отложив шитье. – Иногда мне кажется, что она пытается стать Лизетт.
– Возможно, она не хочет обременять тебя. Возможно, таким образом, она пытается тебя утешить.
Закрыв глаза, Маргарита откинулась на спинку кресла. Вот уже двадцать три года она мужественно сражалась с депрессией и скукой, и за те годы, что она уехала с де Гренье из Парижа, они нисколько не ослабели.
– Разве может меня утешить то, что она с каждым днем выглядит все более унылой и несчастной, – прошептала Маргарита. – Будто бы вместе с Лизетт в ней умерла вся радость жизни. Ей давно пора бы стать женой и матерью. Но полное отсутствие интереса с ее стороны побуждает молодых людей искать свое счастье в других.
– Но раньше она любила флиртовать, верно?
– Еще как. А теперь всему конец. Она изменилась. Я раньше переживала за ее будущее, потому что она казалась мне слишком несерьезной. Теперь же переживаю потому, что она слишком серьезно ко всему относится.
– Не могу даже представить, каково это потерять человека, с которым провел всю жизнь. Человека, который выглядит точь-в-точь как ты. Возможно, ты права, часть ее утеряна безвозвратно.
Из-под опущенных век Маргариты полились слезы.
– Я не могу потерять обеих дочерей. Я этого не вынесу.
– Дружок мой…
Маргарита услышала, как звякнул бокал – Соланж поставила его на стол. Затем раздался шорох атласа – это Соланж встала и подошла к ней. Маргарита благодарно прижалась к подруге, открывшей для нее объятия. Она так долго была одинока. После, рождения дочерей она больше не могла зачать. И бесплодие ее стало причиной разлада между ней и мужем, их брак дал трещину, и с каждым годом они с де Гренье все больше отдалялись друг от друга.
– Ты все еще глубоко скорбишь об утрате. Так разве удивительно, что Линетт тоже пребывает в глубокой скорби? – Соланж деликатно погладила Маргариту по голове. – Одна из вас должна вернуться к жизни, и тогда другая последует ее примеру.
– Как я могу подать ей в этом пример? – спросила Маргарита, вытирая слезы. – Я много лет назад перестала жить.
– Ты вернулась в Париж. Это уже начало.
Но оттого, что она вернулась в Париж, ей не стало легче. Маргарита была довольна своей жизнью в Польше, несмотря на разрастающуюся пропасть между ней и де Гренье. Там не было призраков прошлого, не было искушений, и места сожалениям тоже не было. Но с Парижем было связано слишком много болезненных воспоминаний.
Маргарита выпрямилась, потянулась за бокалом подруги и осушила его дорогое содержимое одним отчаянным глотком. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь приятным теплом, которое растеклось по телу, и оглянулась на подругу.
– Скажи мне, как начать жить заново.
– Начинать надо с праздника. – Соланж обворожительно улыбнулась. Отец Соланж был итальянцем, а мать француженкой, и в результате этого союза на свет появилась красавица с экзотической внешностью, благодаря которой она пользовалась такой популярностью. – Должна тебе сказать, что у баронессы Орлинды скучных праздников не бывает. Баронесса обожает скандалы и эпатаж.
– Но я не могу привести дочь на оргию! – воскликнула Маргарита, округлив глаза.
– Дружок мой, говоря об эпатаже, я не имела в виду оргию!
– Я тебе не верю. В любом случае мы не можем допустить, чтобы о нашем пребывании в Париже стало известно. Это слишком опасно.
– Столько лет прошло, а ты все еще боишься?
– Если бы ты была тогда со мной, ты бы меня понимала. Такое не забывается.
– Ты все еще его любишь?
– Все, что я сделала с того дня и по сей день, я делала лишь из любви к Филиппу.
Маргарита встала и обвела взглядом стены, обитые красным дамасским шелком. Вся обстановка этой комнаты, от сочетания красного шелка и позолоты до экзотического аромата свечей, была призвана поражать и возбуждать, но, странное дело, здесь Маргарита отдыхала. В том, что ее окружало, не было искусственности и притворства. Здесь никто не собирался скрывать, какой цели служат все эти цвета и запахи. Таков был дом, в котором жила Соланж, такой была и сама Соланж.
Маргарита взяла пустой бокал и направилась к шкафчику, где стояли графины с горячительными напитками.
– Я думаю, он все еще тебя любит, – сказала Соланж.
Маргарита замерла, наливая бренди в бокал. Рука, державшая графин, задрожала – внешнее проявление внутреннего потрясения, что испытала она при этих словах подруги.
– Что же я за женщина, если мечтаю о том, чтобы это было правдой? – тихо спросила она.
– Честная женщина.
Маргарита с шумом выдохнула и продолжила наливать бренди в бокал.
– Я замужняя женщина, и я верна мужу, которого уважаю. И именно поэтому я не хочу, чтобы де Гренье узнал о нашем визите. Он многим пожертвовал ради меня. Я не хочу, чтобы он подумал, что я изменяю ему с бывшим любовником.
– Я понимаю. Именно поэтому я предложила пойти на бал, который устраивает баронесса. Смею заверить, что этот бал не более скандален, чем мой будуар. Сомневаюсь, что там ты встретишь кого-то из своих бывших знакомых. Ты можешь назваться вымышленным именем и прийти в маске, если в ней тебе будет спокойнее.
– Но как я могу привести свою невинную дочь на сборище вертопрахов! – Маргарита передала Соланж бокал, а сама села, сложив руки на коленях.
– Линетт потеряла сестру, она все еще не пришла в себя от горя. Ты думаешь, поход в Лувр развлечет ее? – Соланж подняла руку в перстнях, отметая возможные возражения. – Почему бы тебе не спросить ее саму, хочет ли она побывать на балу?
– Глупости!
– Правда? Если она скажет «нет», то ничего не случится. Если она скажет «да», не будет ли это означать, что прежняя Линетт все еще живет в ней? Разве возвращение прежней Линетт не стоит одного вечера в неподобающей компании?
Маргарита покачала головой.
– Утро вечера мудренее, – сказала Соланж. – Когда ты отдохнешь, то, возможно, посмотришь на все это по-другому.
– Возможно, ко мне вернется рассудок.
– Ценность рассудка, как его понимает свет, несколько преувеличена, тебе не кажется?
Маргарита хотела было возразить, но передумала и налила себе еще бренди.
Глава 5
– Мистер Куинн.
Прохладная рука осторожно коснулась плеча Саймона. За годы службы он научился спать вполглаза, так что никто, даже слуга, не мог пробраться к нему незамеченным.
Открыв один глаз, Саймон встретился взглядом со слугой. Тот неодобрительно хмурился. Ба, да он даже покраснел. Скорее всего, из-за того, что рядом с Саймоном лежала женщина. Поскольку голова его была повернута в противоположную сторону, он не был уверен, что красивая брюнетка не обнажила во сне свое роскошное тело сильнее, чем в состоянии бодрствования.
– К вам посетитель, мистер Куинн.
– Который час?
– Семь.
– Проклятие! – Саймон закрыл глаз, но сонливость как рукой сняло. Он был не из тех, к кому заходят просто поболтать. – Если только он не смертельно ранен, вели ему, кем бы он ни был, убираться, и пусть возвращается в приличное время.
– Я пытался. А он вместо ответа принялся сгружать сундуки в гостевую спальню.
Саймон открыл глаза и поднял голову.
– Что?
– Граф Эддингтон поселился здесь. Он уверяет, что вы не стали бы возражать.
– Эддингтон? Что, черт возьми, он делает в Париже? Осторожно, чтобы не разбудить подружку, Саймон выбрался из спутанных простыней. Он присел на край постели и подождал, пока комната перестанет вращаться. Вчера он явно перебрал с выпивкой и еще сильнее перебрал с сексом. Проспал он всего час или два.