Линетт возбуждала такая манера речи. Она поверить не могла, что такое возможно.
– Разве мой вид сравнится с вашим? – спросила она и коснулась его пупка, затем провела кончиком пальца вдоль курчавой дорожки вниз, до того места, где начинались бриджи.
Саймон перехватил ее руку и легонько пожал.
– Зачем вы пришли?
– Я испорчу момент, если скажу, что пришла потому, что захотела?
– Нет.
– Мать считает, что брак меня обуздает. Если она действительно намерена выдать меня замуж, то я хочу получить свое сейчас.
Напряжение его выразилось в том, что на твердой как камень груди его выступил каждый мускул. Линетт подумала, что он красив, но не картинно красив, не так, как античная статуя, где выверена каждая линия тела, а красив, как варвар, как дикарь, как мужчина, который выживает лишь благодаря своей физической силе.
– Она приходила ко мне сегодня, – пробормотал Саймон и, взяв Линетт за бедра, привлек к себе. – Она предложила мне деньги за то, чтобы я уехал.
В голосе его звучали раздражение и горечь. Линетт не знала, чего там было больше.
– И что вы ей сказали?
Он смотрел ей прямо в глаза:
– Я сказал, что рассмотрю ее предложение.
Боль, острая и пронизывающая, прошила ей грудь. Она сделала глубокий вдох, но не отстранилась. Возможно, она была наивной, но она не могла поверить в то, что мужчина может вот так смотреть на нее, когда на самом деле ему на нее совершенно наплевать.
– Почему?
– Мои счета арестовали. Не могу уехать сам, у меня на это просто нет средств.
– А вам надо уехать?
– Ради вас, – он прижался щекой к ее виску, – мне пришлось бы уехать.
– Пришлось бы? – прошептала Линетт.
Пальцы ее, едва касаясь, поглаживали его по спине. Она чувствовала, как под ними играют мускулы, как у норовистого жеребца.
– Теперь мне никуда не надо уезжать. Я лишу вас девственности, и часа не пройдет.
Саймон прикоснулся кончиками пальцев к завязке рубашки у нее на горле и, потянув за тесемку, развязал узел. Лоб Линетт увлажнился от его горячего дыхания, и это ощущение оказалось на удивление возбуждающим.
– К утру, – прошептал он, – от вашей невинности, боюсь, не останется и следа.
Он выследил свою жертву, поймал ее и сейчас готовился проглотить добычу.
Линетт зябко повела плечами. Она была более чем готова к тому, чтобы быть проглоченной хищником. Нет, она жаждала быть проглоченной.
– Я совсем не боюсь.
Он замер. От него исходила особая энергия – грубая энергия хищника. Линетт чувствовала исходящий от него запах вожделения. Она чувствовала его желание по дрожанию его неутомимых пальцев. Вожделение просачивалось сквозь его натужное дыхание.
Линетт откинула голову и подставила ему губы. Саймон завладел ее ртом, губы его скользнули по ее губам, язык проник глубоко в недра ее рта, отчего внизу живота она почувствовала спазм и стала влажной.
Ладони Саймона легли на ее грудь. Между его ладонями и ее грудью был лишь тонкий лен рубашки, и вдруг Саймон подставил ногу под ее колени, сделал движение ногой на себя и она внезапно оказалась у него на руках. Еще мгновение, и он осторожно положил Линетт на кровать.
– Саймон? – испуганно вскрикнула она, внезапно оказавшись под ним.
– Всякий раз, как вы смотрите на меня, вы молите меня о наслаждении. – Встав на колени между ее широко раскинутыми ногами, он начал снимать с нее сапоги. – Вы едва не свели меня с ума. Не говорите ничего, не то я овладею вами, даже не раздев.
Несмотря на отсутствие опыта, Линетт догадывалась, что все обычно происходит несколько в ином порядке.
Мысль о том, что она была с мужчиной с незаурядными аппетитами и незаурядным мастерством, заставляла ее дрожать от предвкушения несравненного блаженства. Она чувствовала, что возбуждена до предела, она подступила к самому краю и вот-вот готова была взорваться от восторга.
Саймон снял с нее сапоги, и по коже ее побежали мурашки. Саймон, должно быть, заметил, что с ней происходит, потому что замер на миг, а потом начал массировать ей икры, успокаивая. Он разминал ей икры, двигаясь сверху вниз, к обтянутым чулками ступням, вдавливая большие пальцы в подъем ступней. От его чувственных прикосновений по телу разлилось тепло и между ног стало жарко, словно не ступни массировал он, а то самое чувствительное место между бедрами.
Линетт застонала от восторга и закрыла глаза.
Саймон поцеловал подъем ее ноги и принялся расстегивать ее бриджи.
Теперь, когда Линетт лежала с закрытыми глазами, потрескивание поленьев в камине и звуки, сопровождающие любовные забавы гостей, слышались ей более отчетливо, и эти звуки образовывали еще один слой в коконе чувственности, что обволакивал ее. Кровать пахла Саймоном, чистым запахом мужественности. Линетт повернула голову, уткнулась носом в простыню и глубоко вдохнула.
– Я хочу почувствовать твой запах у себя на коже, – призналась она, и, не замечая того, цепко сжала в кулаках простыню, потому что Саймон принялся целовать ее живот.
Он слишком сильно дернул за пояс бриджей, и Линетт услышала звук рвущейся ткани и улыбнулась.
– Держись крепче, – приказал он.
Он подсунул под нее руки и приподнял. Она цепко ухватилась за его предплечья, резко втянув в себя воздух от неожиданности. Одним рывком он поставил ее на ноги.
Одно движение, и бриджи ее уже валялись на полу. Рубашка потребовала не намного больше усилий. Он стянул ее через голову, оставив на Линетт одни чулки.
Странно, но она чувствовала себя так, словно на ней слишком много одежды.
Саймон поднял ее на руках.
Линетт откинула голову и удивленно смотрела на него широко открытыми глазами. Мозг ее силился переварить вал накрывших ее ощущений – грудь ее, прижатую к его влажной коже, слегка покалывала жесткая поросль у него на груди, прохладный воздух целовал ее ягодицы, спина ее опиралась на крепкие мужские руки.
Лицо Саймона свела гримаса желания. Возможно, отсутствие нежности в его чертах должно было напугать ее, но в нем ее ничто не могло испугать. Линетт знала, так, как может знать только женщина, что в этот момент все, что имело для него значение, заключалось в ней, и в ней одной.
Саймон вновь уложил ее на кровать. Он стоял над ней и пожирал взглядом. На смену глазам его пришли руки. Саймон нежно провел пальцами по красным следам, оставленным на груди тесным корсетом. To не было прикосновением, призванным соблазнить, то была ласка, призванная утешить ее, без слов сказать, что он находит ее красивой даже и с этими следами на коже.
Линетт боролась с собой, не желая закрывать глаза. Она боролась с ощущением покорности и ранимости. Теперь ее тело больше ей не принадлежало. Оно горело, и сжималось, и вздрагивало для него, и тело ее игнорировало любые попытки мозга взять власть над телом, любые волевые усилия, которые она могла бы предпринять, чтобы привязать Саймона к себе еще сильнее.
– Какая красивая грудь, – пробормотал он и провел ладонями по восставшим соскам. – Такие чудные соски.
Саймон прижал Линетт к матрасу, и черная завеса его шелковистых волос коснулись ее груди. Дыхание его было жарким и влажным над восставшими сосками. Он подул на один.
– Саймон, – прошептала Линетт, любуясь им, словно сама не могла поверить в то, что такое сильное, такое мощное и чувственное существо с такой щедростью дарит ей одной свою страсть. – Прошу…
Он посмотрел на нее слегка озадаченно и очень пристально.
– Прошу тебя!
Он лизнул ее шершавым языком. Она выгнулась и закричала.
– Ты этого хочешь? – низким шепотом спросил он.
Рот его приоткрылся, обнажив белые ровные зубы. Он слегка прикусил нежную плоть перед тем, как обхватить сосок зубами.
– Да, – всхлипывая, простонала Линетт и прогнулась ему навстречу.
Одной рукой он ласкал ее грудь, а другой скользнул вниз, накрыл бедро.
– Лежи смирно, – приказал он и приподнял голову, глядя на нее.
– Ты нужен мне.
От его улыбки низ живота у нее спазматически сжался.
– Я знаю.
Линетт затаила дыхание и не смела вздохнуть, когда рука его легла ей на лоно и пальцы взъерошили светлые кудрявые волоски у скрещения ног. Дерзкий палец его раздвинул влажные складки и провел вверх и вниз. Мучительное наслаждение пронзило ее. Линетт беспомощно раскинула ноги. Теперь она не знала стыда. Стыд остался где-то там, в прошлом.
– Такая горячая и влажная. – Саймон облизнул губы, и Линетт застонала.
Голова ее металась из стороны в сторону, когда он принялся исследовать все закоулки там, внизу. Линетт чувствовала, как пульсирует там, внизу, кровь. Она не знала, что с ней. Слезы лились у нее из глаз, и она не в силах была их сдерживать.
Кончиком пальца он обвел вокруг увлажненного входа. Внутренние мышцы сжались, словно отказывая ему в доступе. Он чуть-чуть протолкнул палец внутрь. Тело ее жадно втянуло в себя его палец, увлекая дальше, в глубину, туда, откуда исходили пульсации.
– Господи, – пробормотал он, – ты такая тугая и жадная.
– Возьми меня, – в отчаянии взмолилась она, терзаемая ощущением пустоты.
Она подняла руку и погрузила ее в густую шелковистую массу его волос, потянула его за волосы к себе.
– Еще рано. – Сейчас в его голосе сильнее ощущался ирландский акцент.
Она обожала этот акцент. Она, кажется, все в нем обожала. Все, кроме этих двух слов.
– Я не могу больше. – Ее сильно трясло, она превратилась в существо, сотканное из острого томительного желания.
– Ты всего меня получишь, тиаска. – Он усмехнулся перед тем, как приникнуть губами к ее груди.
– Тиаска? – повторила она. Глаза ее защипало от восторга, с таким благоговением он произнес это слово. – Тиаска… Что это значит?
– Мое сокровище. – Губы его плотно сомкнулись вокруг отвердевшего соска. Ее охватил невыносимый жар, и Линетт заметалась под Саймоном, изнемогая от наслаждения.
Вот, что ей было нужно, вот чем она не желала поступиться ради своей семьи и того будущего, что было для нее уготовано. За всю ее жизнь только Саймон смог вызвать в ней чувство абсолютного доверия к себе, смог разбудить в ней желание, над которым не властен разум. Если это все, что он мог ей дать, она примет этот дар без страха перед расплатой и будет хранить о нем сокровенную память, как и он сохранит сокровенную память о ней.