(Не)Кулинарная книга. Писательская кухня на Бородинском поле — страница 33 из 39

– Вы заставили меня почувствовать себя звездой и королевой… – подняла она рюмку.

– Ой да ладно! – Заголосили мы вразнобой. – Мы и орали на тебя, и гоняли туда-сюда, как сидорову козу. Обзывались. Руками размахивали перед носом. – Разнобой превратился в массовое покаяние.

– Да. Так на то я и санитарка! – Рассмеялась Лиля. А потом посерьёзнела и с таким особенным крестьянским пафосом, который от души и потому совершенно не коробит и не раздражает, повторила: – Вы заставили меня почувствовать себя звездой и королевой.

Лиля стала владелицей маленького фермерского хозяйства в Средней Полосе. У неё огородик, садик, теплицы, коровки, овцы. Всё чисто, уютно, обихожено, по уму. Небольшой придорожный кабачок. Дети подросли. И ещё родились. От окончательного мужа. Все абсолютно счастливы. Иногда она вспоминает о нас. Вечером, за рюмкой у камина.

На самом деле я не знаю, кем стала Лиля. В одном я уверена – она осталась самой собой. Такие люди – большая редкость. Она любила свою работу. И гордилась своей работой. И вокруг неё создавалось плотное поле этой любви не по принуждению и гордости, без высокомерия. И все, кто попадал в это поле, невольно становились лучше. А что до её некоторой житейской хитрости – эта было честная, добрая хитрость. Хитрость, как инструмент отлаживания сложного механизма под названием жизнь. Возможно, именно поэтому мне видится ферма, отменный быт, достаток без роскошества, любовь без надрыва. И заслуженная ежевечерняя рюмка у камина. Видится именно так, каждый раз, когда я готовлю сациви. Исключительно грузинское блюдо. Которое исключительно готовила исключительно русская звезда и королева санитарка Лиля.

На САЦИВИ: курица, грецкие орехи, масло грецкого ореха, луковица чеснок, кинза/петрушка, хмели-сунели, уцхо-сунели, шафран, чёрный перец, кориандр, уксус, куриный бульон, гранатовый сок.

Блины

Перо, чернила, бумага. У одного – «Война и мир». У другого…

Пусть ручка и бумага. И то раритет. У одного – «Тайны дома Романовых». У другого «Здравствуй, бабушка!»

– Тань, мама мне сказала написать бабушке письмо.

– Ну?

– Бабушка не пользуется электронной почтой.

– Ну?

– Вот, я написал. Ручкой. На бумаге.

– Ну?

– Что «ну?»?! Я написал! Принёс тебе показать!

– Зачем? Мы с тобой ровесники!

– Ну?

– И я – не твоя бабушка.

– Ну?

– Что «ну?»! Зачем принёс мне показать?

– Затем! Ты – писатель! А я дальше «Здравствуй, бабушка!» не продвинулся!

– Почему?

– Потому что она не задерживала сроков поставок и не просрочивала транши. У моей бабушки не было проблем с растаможкой. И потому что ручкой. На бумаге. «Здравствуй, бабушка!». И всё. Да я сам хохотал как шмак! Я реально полночи сидел над письмом. «Здравствуй, бабушка!» – это всё. Ей девяносто один год, она живёт в Симбирской губернии, и что я ей скажу, кроме «Здравствуй, бабушка!»?

– А что ты ей должен сказать?

– Что я развёлся. Женился на Алёне, было ЭКО и не получилось, и…

– Пиши!

– Что писать?

– Здравствуй, бабушка!

– Я уже написал! Дальше что?

– Что ты женился на Алёне.

– Я… женился… на Алёне…

– Покажи!

Показывает. Написано:

«Здравствуй, бабушка. Я женился на Алёне…»

– Идиот!

– Да знаю, что идиот! Алёна казалась мне самой-самой, единственной! А что она, что первая жена…

– Да не поэтому идиот! Хотя и поэтому тоже! Идиот, что бабушке так пишешь! Пиши: «Здравствуй, бабушка!»

– !!!

– Я женился на единственной, самой-самой…


Молока, мука, яйца… У одного – блины. И у другого – блины.

Читать и писать в итоге умеют все. Печь блины умеет каждая уважающая себя женщина. Она в этом далеко не единственная. И даже не самая-самая.

Блины – это чистописание. Элементарное чистописание.

На вас в детстве орала мама, не желающая оставить вас наедине с прописью? Вы только сели, только язык свесили, вожделея вывести все те палочки, кружочки и крючочки. А тут – мама!

Здравствуй, мама!

Мама истерически орёт, что ты не так выводишь палочки, кружочки и крючочки. И уже хочется кинуть маме в голову чем-то тяжёлым и чтобы раз и навсегда.

Молока, мука, яйца… Ещё дрожжи. Сахар. Соль. И – чтобы оставили наедине с прописью. Потому что каждый на самом деле отличник – только мамы зря надрываются.

Литр молока. Килограмм муки. Я не умею мало. У кого-то «стакан», «триста граммов», «полкило». У меня не так. У меня литры и килограммы. Меньше я не умею. Четыре тома. Пять лет жизни.

Литр молока подогреть. Чуть более, чем тепло, и чуть менее, чем закипело. Вылить в тазик. В большой эмалированный тазик. У каждого, в конце концов, есть любимый тип бумаги, сакральный фасон ручки. Возлюбленная марка чернил. Даже если мы ненавидели прописи, которые перед нами. Потому что мы точно знали – за спиной восстаёт дух недовольной маменьки.

Любимый тазик. Большой. Эмалированный в яблочки-цветочки-котятки. Или из нержавейки. Не суть. Любимый. И большой. И именно тазик. Купленный уже после, уже в самостоятельной жизни. Уже много после прописей. Но донельзя, до отвращения на них похожий. Не то в нём младенца купать на даче. Не то блины запотешить!

«Здравствуй, бабушка!»

Литр тёплого, почти горячего, но ни в коем случае не закипевшего молока. В тазик. Туда же – килограмм муки. Вообще-то, строго говоря, меньше. Чуть меньше. Граммов семьсот пятьдесят. Но я не знаю в граммах. Как я не знаю в микронах палочки, кружочки и крючочки прописей. Чуть меньше килограмма муки. Даже если вам напишут в прописях – килограмм. Не верьте! На литр молока – чуть меньше килограмма муки. И не сразу! Старушке девяносто один год! Какое ЭКО?! Надо начать издалека. По чуть-чуть трусить в молоко муку через сито. И тщательно и нежно размешивать вилкой. Аккуратно, но последовательно. Мягко, но настойчиво. Ни одного комочка! И спрячьте уже свой боевой миксер и прочие мешалки. Вам тут не бетон, а блины! Точнее – заготовка. Ещё не «Война и мир». Ещё только бумага, перо и чернила. Наброски… Клочки!

Почему же у одних из клочков «Война и мир», а у других из правильных завитков лишь «Здравствуй, бабушка!»? Исходники так одинаковы. Так просты. Так э-ле-мен-тар-ны!

Тщательно мешаем, по чуть-чуть подсыпая. В литр подогретого молока чуть меньше килограмма тщательно просеянной через сито муки. Да знаю я, знаю, что у вас самая чистая, самая высокосортная мука! Зачем через сито? А зачем у вас не «Война и мир», а «Здравствуй, бабушка!»?..

Туда же, в процессе, где-то между двухсот пятьюдестью граммами муки и четыреста тридцатью – я не знаю, на самом деле, между где, но вы так любите инструкции… Как будто «Камасутра» хоть кому-то помогла испытать то, что случилось вдруг неожиданно и внезапно в поезде где-то между Тамбовом и Зеленодольском и как это теперь повторить, если тот пацан давно тю-тю?

«Здравствуй, бабушка!»

Нет-нет, не волнуйтесь. С блинами всё не так трагично. С блинами просто. Как здороваться с бабушкой. Нужна только сноровка и привычка. И страстное сердце. И вот где-то между мукой и страстным сердцем, и молоком со сноровкой и привычкой – высыпаем пакетик сухих дрожжей.

Я больше люблю в «палочках». Прессованные. В брикетах. Но что было в ближайшем супермаркете – то и было. Не надо капризничать. Хотя если будет в пачке – то четверть пачки/«палки» сперва растереть с сахаром, развести в подогретой воде/молоке – и туда же, между и между литром молока и чуть меньше килограмма муки.

Туда же и тогда же – между – три столовые ложки сахара. Не бойтесь сахара – его хавают дрожжи, как жизнь вашей бабушки – годы. Они – годы, – жрут и вашу жизнь, но у бабушки уже заметней. Для вас. Бабушка уже не замечает. Ей не только ничего не говорит аббревиатура ЭКО, бабушке уже имя «Алёна» ничего не скажет. Разве что тот факт, что для вас она – самая-самая и единственная, кое-что ещё пробудит в бабушке.

И перемешать старательно. Старательно и поступательно. Молоко с мукой, с сахаром, с дрожжами. Старательно, без комочков. Ни в коем случае, никаких комочков! Поэтому новички, внимание: именно вам на этом этапе никаких яиц! Яйца не позволят вам пропустить всё ещё и ещё раз через сито, дабы без комочков. Прячьте яйца до поры до времени! Пока не научитесь делать то самое-самое, единственное. Без комочков.

Молоко, мука, сахар, дрожжи. Гомогенная масса. Слегка мутнее молока. Чуть менее густое, чем магазинная сметана. Перемешали тщательно-старательно? Нет? Отвечаете? Руку даёте? Ни комочка? Процедили? Ну ладно. Можете отложить зубную щётку и воспользоваться шваброй… Пардон! Отложить вилку и воспользоваться миксером. Раз уже научились. Но пока не умеете без комочков вилкой – грабли прочь от миксера! Это всё одно, что не научившись с тёплым и живым, сразу хвататься за силиконовый.

И теперь ставьте в тёплое место. У меня есть печка – потому я ставлю на уголок. У вас в доме наверняка есть тёплый и уютный уголок – ставьте туда. Полчаса. В тазике набухнет и будет красиво взрываться маленькими газированными озерцами. Мини-гейзеры, крохи-вулканы.

За полчаса – топите немного сливочного масла и взбиваете три яйца. В раздельных, разумеется, посудах. И в разбухшее содержимое тазика. Медленно и тщательно. И чайную ложку соли. Я люблю морскую. Вы можете – самую обыкновенную. Только не надо всякую порубленную с петрушками и проч. Просто чистую соль. Чайную ложку. Вымешиваем. Опять же – стараясь изо всех сил. И снова – в тёплый уголок.

Раскаляем чугунную сковороду. В неё – масло. Я люблю сливочное. Вы можете – растительное и сало, и так далее. Я люблю сливочное.

И дальше – исключительно сноровка и тренировка, но ничего военного, исключительно тренинг в чистописании. Никто не потребует от вас «Анны Карениной». Только вот так вот: чшшш – ап! – шшш! – ап! – в тарелку.

Сковорода должна быть толстая, поюзанная, давно известная. То, что горит под ней – должно идеально подходить диаметром, безупречно соответствовать размером поверхности её дна. Это для начинающих. Для продвинутых – уже, в принципе, пофиг. Они сами знают, как сделать всё правильно, как доставить себе удовольствие даже при несоответствии размеров. Но это потом, с опытом. Со временем. Если вы только начинаете – следуйте инструкциям. Ничего сложного. Просто палочки, кружочки, крючочки – и получится буковка. Блин.