И вот снова вернулась в Охлопково осень, снова одаривала она людей всеми щедротами, словно хотела заручиться, чтоб и на следующий год они ждали ее столь же хлопотливо. Уже начали играть в Охлопкове веселые свадьбы, потому что к осени как-то всегда поспевают и невесты… Еще весной сдавали они свой последний экзамен в школе или на агротехнических курсах, еще весной носили в косах наивные ленты, а летом, посмотришь, придет в кино степенная девушка — в вязаной городской кофточке, к которой косы требуется укладывать особенным образом. На таких деловито посматривает председатель, прикидывая в уме, какой еще участок в колхозе нуждается в грамотных кадрах. В свое время так была замечена и Настя. Но прежде чем она стала знатным человеком, председатель хлебнул с ней немало горя…
В этот вечер Настя возвращалась с фермы в особенно приподнятом настроении. Только что взвешивали телят, и бригадир сказал ей, что теперь у нее, пожалуй, больше оснований поместить свой портрет в печати. Слушать об этом было радостно и слегка досадно. Не виновата Настя, что понравилась тогда столичному фотографу. Как он объяснил ей, журналу требовалась какая-то «вкладка» и будто бы Настя подходила для этой цели по всем статьям. А потом выяснилось, что фотограф искал просто хорошенькую девушку, у которой бы недурно шли дела и по работе…
Вспомнив всю эту историю с портретом, Настя нахмурилась, но тут же улыбнулась. Сегодняшние дела были приятнее прошлогодних. Зоотехник Борис Иванович намекнул, что после репетиции у него будет к ней серьезный разговор…
Ленка встретила сестру у калитки. Лицо у нее было встревоженное и как будто заплаканное.
— Приехал!
— Кто приехал? — почему-то похолодев, спросила Настя.
— Вася Пирожков приехал. Из армии. Совсем.
— Что значит — совсем? К кому совсем?
Карие большие глаза Ленки заморгали:
— Не знаю. Ой, ничего я не знаю. Сидит в комнате, спрашивает тебя. Ой, что теперь будет, Настенька…
— Подожди, — нахмурилась Настя. — Почему он спрашивает меня? Ведь писала-то ему ты.
— Подписывалась я не так…
— Что значит — не так?.. Моим именем? Ты с ума сошла!
— Ой, ничего я не знаю, — в лихорадочном ознобе твердила Ленка. — На меня он даже и не смотрит.
Зато Настя окинула сестру весьма внимательным придирчивым взглядом. Ленка стояла перед ней в затрапезной юбчонке и какой-то линялой майке, видимо гость застал ее за рытьем картошки. Об этом же говорили перепачканные руки сестры.
— Эх ты, золушка! Поди умойся! — коротко приказала Настя.
На крылечко Настя поднималась настроенная к гостю весьма критически. Не многого стоит такой парень, который гоняется только за хорошеньким личиком. Как это так — не заметить Ленки? Да у Ленки что глаза, что румянец, что фигурка… А уж про характер и говорить нечего, редкостной доброты. Надо еще посмотреть, что он сам-то собой представляет, все более закипая, подумала Настя и, на всякий случай придав себе немыслимо гордое выражение, вошла в комнату.
Мать поила гостя чаем. На столе, покрытом новой скатертью, сердито пофыркивал самовар, словно выговаривал хозяйке: «Зачем поставила? Зачем поставила?»
«И в самом деле ни к чему», — подумала Настя.
Гость поднялся ей навстречу. Он сделал это так поспешно, словно хотел взять под козырек.
— Здравствуйте! — сухо сказала Настя.
Васю это порядком озадачило. Не такую встречу обещали ему в письмах!
— Вот, приехал, — смущенно улыбаясь, начал Вася. — Отслужили с Гошей — и по домам. Я, правда, дома-то еще как следует не побывал. Дружка обидеть не хотелось. Знаете ведь, какой Гоша.
— Знаю, — озорно согласилась Настя. — Он все такой же рыжий?
— Что ты, доченька! — сконфузилась перед чужим Анна Петровна. — Какой же он рыжий, разве что чуточку… Вот говорят, Егор Кузьмич («Это Гошка-то Егор Кузьмич!» — Настя чуть не фыркнула.) даже отличился по службе.
— Там, наверное, все отличаются, — все тем же тоном, но заметно веселея, отозвалась Настя. Она лукаво посмотрела на гостя, который все еще стоял, возвышаясь над белым столом. Он ответил ей недоуменным взглядом. Глаза у него были серые, пристальные. «С характером», — решила Настя, и это открытие было ей почему-то приятно. Молодец Ленка, если сумела зазвать в дом такого парня. Любопытно, что она ему писала?
И в это время скрипнула дверь, пропуская младшую сестру. От Золушки не осталось и следа. В комнату вошла нарядная девушка, хотя и с потупленным взглядом, но вполне сознающая свою миловидность. Только сейчас Настя заметила, как повзрослела ее сестра. Чистый белый лоб венчали два жгута белокурых кос, заплетенных, как видно, наскоро и потому пушистых. Умытое разгоревшееся лицо невольно привлекало мягкостью выражения. Его не портили даже кое-где проступившие веснушки.
И сразу успокоилось сердце Насти. «Ничего, разберутся, — весело подумала она о сестре и о госте. — Ну посердится он на нее малость, экая беда».
— Это моя сестра, не знакомы?
— Нет, не приходилось, — пробормотал гость, но руку Ленке пожал крепко, с удовольствием.
— Садись, доченька… Это моя меньшая, самая главная моя помощница. Тоже вот собирается на ферму идти, как Настенька. Любит она животных. Поработает, а там, может, и в институт поступит…
— Это не обязательно, — вспыхивая и бросая на гостя быстрый взгляд, сказала Ленка. — Никуда мне отсюда уезжать не хочется. Разве что на курсы какие, ненадолго.
Гость поддержал ее, что в Охлопкове действительно так хорошо, что уезжать отсюда никуда не хочется, да и колхоз первый в районе, так сказать прославленный… Но при этих его словах Настя опять усмехнулась и, присев было на минутку к столу, поднялась.
— Вы меня извините, — сказала она гостю, — но я вас должна покинуть. Беседуйте тут, угощайтесь. Мне в клуб пора.
— Если разрешите, я провожу.
Неизвестно, что бы ему ответила на это Настя, но в это время звякнула калитка. Кто-то высокий мелькнул под окнами, взбежал на крыльцо и густым баритоном попросил разрешения войти.
— Входите, входите! — разрешила Настя.
Гость насторожился, и Ленка, заметив это, грустно сказала:
— Это зоотехник наш, Борис Иванович, приятель Настин…
Еще во дворе, умываясь и приводя себя в порядок, Ленка решила, что будет вести себя с Васей Пирожковым, как на суде. Расскажет все, как было, и попросит прощения. Не было у нее никакой надежды, кроме как на это прощение…
Но как обрадовалась она приходу Бориса Ивановича! Именно он своим нечаянным приходом помогал Ленке в ее трудной и неотложной задаче.
— Мы вас ждем, Настя! — тоном упрека сказал вошедший. — Все собрались, а главной героини нет… — И вдруг заметил, что за столом сидит военный, вернее — бывший военный, если судить по следам отпоротых лычек. И это, должно быть, не понравилось зоотехнику.
— Впрочем, у вас, кажется, гости…
Вася привстал и сдержанно поклонился. Пристальные глаза его мгновенно оценили красиво сросшиеся брови зоотехника, его изящную худощавость городского человека. Только зря он здесь носит полуботинки на каучуковых подошвах! Обувь эта хотя и прочная, но не для охлопковской осенней грязи!
— Гости это не мои, Борис Иванович! — как бы пропела Настя. — Это к Лене приехал, земляк наш. Переписывались они с ним. Вы, кажется, из Каменки? — любезно поинтересовалась Настя.
Солдат подавленно молчал.
Анна Петровна поперхнулась чаем и оторопело воззрилась сначала на старшую, потом на младшую дочь. Ленка сосредоточенно комкала в руках носовой платочек. И сама она сжалась в комок, готовая провалиться сквозь землю от этих пристальных удивленных взглядов. Ах, какая решительная, какая дерзкая эта Настя!
Далеко, на другом конце деревни, пели озорную частушку:
У моего у милого
Голова из трех частей:
Вентилятор, карбюратор
И коробка скоростей.
— Н-да… — усмехнулся Вася. — Обстановочка!
Он призывал на помощь всю выдержку бывалого солдата, попавшего в сложные условия. Что случилось с Настей? Почему она притворяется перед ним и перед этим фертиком? (Иначе он просто не мог назвать своего неожиданного соперника.)
— У нас хорошо, — ворковала Настя, — не раскаетесь, что приехали. Другие после армии все в город рвутся, а по мне так здесь лучше. Правда, Борис Иванович? — И уже только к нему, так и не сошедшему с порога: — Сейчас я, одну минуточку, только жакет накину…
Они ушли счастливые, занятые собою, забыв даже распрощаться. Мелькнула под окнами голубая Настина косынка, так и льнущая к плечу высокого спутника. И тогда неприятный холодок сомнения тронул Васино сердце. Настя не притворялась, не играла, она любила другого. Вся ее любовь была напоказ — к человеку, который носит туфли на каучуке. Но зачем же эти письма, добрые слова и робкие уверения?
Анна Петровна завела было разговор о погоде, но, видя, что гостю не до погоды, вышла.
— Мне, пожалуй, тоже пора, — сказал Вася и потянулся за фуражкой.
Ленка не двигалась с места. Она только подняла на него добрые карие глаза, и он удивился, прочтя в них смущение. «Стыдно ей за сестру, — догадался Вася, — щеки так и полыхают». И вдруг ему захотелось поговорить с ней, узнать причину Настиных перемен.
— Вот какие дела, Лена… Ехал — планы всякие строил, а выходит, зря. Ненадежные у меня землячки, с ветерком…
— Ой, что вы! — ужаснулась Ленка. — Да Настя никогда… она у нас не такая…
— Какая же? — прищурился гость. — Эх, адвокат из тебя неважный. Хитрости маловато. Настя — та бы извернулась. Ну, скажи на милость, зачем она мне писала?
Нет, не подготовлена была Ленка к такому натиску. Несколько мгновений смотрела она на гостя, порываясь что-то сказать ему в защиту сестры, но так и не нашлась, что именно. Губы ее жалко дрогнули, карие глаза наполнились слезами.
— Лена, что с тобой? — перепугался Вася и участливо склонился к ней, все еще сидящей перед нетронутой чашкой чая. — Ты о чем, Лена?