— Ничего я не буду, — слезая с табурета, мрачно сказала Маша. — Люди вон между собой веселятся, а я на вас десять лет без единой смешинки потратила. Теперь все: кончилась моя служба!
— Да ты что, да ты что, Машенька! — выскакивая из-за стола, встревоженно забормотал хозяин. — Да ведь договорились мы с тобою. Поженимся хоть завтра. Один я как перст. Кто у меня, кроме Маши? Никого! А помру, все добро твоим будет — и дача, и сад, и сберкнижечка. Кто там за окном — Ольга, что ли? Ишь, смутительница. Ты не ходи к ней.
Маша прошла в свою комнату и молча стала укладывать вещи.
1966
ПРОДАЕТСЯ ДАЧА
Мы редко задаем себе вопрос: чего нам надо? Одни боятся множества желаний, другие — собственной пустоты. Как это — чего надо? Смотря в каком смысле. И заплутают, заблудятся в ответах, сведя их к привычной норме бытия.
Алла Сергеевна знала твердо: ей нужна любовь. Возвышенная, чистая, яркая, как молния. И такая же недосягаемая, если ее не заземлить. Да, если не заземлить.
В последнее время ее беспокоили странные мысли, вероятно обычные для женщины в сорок лет. Так беспокойно дышит человек, достигший горной вершины. Медики называют это кислородным голоданием. Как бы это ни называлось, но если тебе чего-то недостает, то ты вправе бить тревогу.
Алле Сергеевне недоставало любви. Она вдруг усомнилась в прочности своей семьи, хотя ни муж, ни сын не давали к тому основательных поводов. Да нет, речь не о сыне. Он вырос, женился и работает в другом городе помощником прораба, как некогда отец. И вот когда они остались вдвоем с мужем, когда квартира внезапно опустела, даруя им свободу супружеских отношений, не регламентированных присутствием третьего, Алла Сергеевна растерялась. Свобода была, но такая же нелепая и подавляющая, как солнце в пустыне. Бесконечное чувство жажды, а воды нет. И когда по радио передавали «Болеро» Равеля — однообразно пленительное, как поступь каравана, она саркастически улыбалась.
— Ты чего? — спрашивал муж, заметив ее странную улыбку.
— Ничего. Просто так.
Не могла же она попросить у него поцелуя. Почему он забывает, что прежде целовал ее украдкой — в коридоре, когда снимал с нее пальто, перед зеркалом, когда она завязывала ему галстук, потому что в зеркале отражался и сын, углубленный в свои чертежи.
И вдруг ее осенило: надо переменить обстановку. Пора. Двадцать лет на одном месте. Все давно примелькалось. Одно и то же, одно и то же. Утром на кухне «доброе утро, милый» вечером в спальной «спокойной ночи, дорогая». На лестничной клетке гудит лифт. Улица шелестит колесами троллейбусов и автобусов. Этот шелест уносит ее на работу и возвращает обратно. Так гонит осенью по аллее сухой лист. Впрочем, работу свою она любит, у нее такие славные сотрудники. Океанографы. Они изучают течение и зыби морей, глубины океанов. Бесконечные экспедиции, ученые советы, доклады, кадры кинолент. Алла Сергеевна никуда не ездит. Она заведует библиотекой, где хранятся также всевозможные карты океанов. «Алла Сергеевна, будьте добры, дайте мне Индийский океанчик с последними данными». И она достает с полки двухметровый рулон, весь в цифрах и таинственных знаках по голубому полю.
Муж Аллы Сергеевны — архитектор. Личность творческая и потому безалаберная. Если шелест улицы приносит ее домой в шесть вечера, то супруг возвращается в одиннадцать, когда улицы безлюдеют и на них заметен каждый подвыпивший гуляка. Нет, нет, он не слишком часто, но бывает… И всегда виноваты друзья, которых многовато.
А вот если купить дачу и ездить туда сразу после работы, если у мужа появятся хозяйственные заботы, то, вполне естественно, развлекать дружков ему будет некогда. Господи, как же она не догадалась об этом раньше!
Муж очень удивился ее решению. Дача? Вот никогда не думал. Зачем? Для здоровья? А разве оно уже?.. Спорить он не любил. Если есть деньги, пусть покупает.
Денег у Аллы не было. Так, небольшие сбережения. Но после бабушки где-то под Калугой остался хороший дом. Местные организации хотели взять его под детский сад и предлагали незначительную сумму. Если ее добавить к тому, что есть… Она тут же написала этим организациям, что на их предложение согласна и, когда потребуется, выедет туда для оформления купчей.
А пока стала смотреть объявления. Раньше она не представляла, что витрины Горсправки вмещают в себя столько различных судеб. Кто-то продавал литавры, бронзовые подсвечники, породистых щенков. Живущие в Москве жаждали уехать в Норильск и предлагали в обмен трехкомнатную квартиру. Какая-то Елена Ивановна «из маленькой комнатки» продавала птичье боа… Бесконечные мольбы о домработницах. И наконец: «Срочно, ввиду отъезда…» Алла, волнуясь, записала несколько адресов. Они оказались неудачными. Во-первых, никто никуда не уезжал. Человек с бегающими глазами на сытом рыхлом лице жаждал продать свои хоромы как можно скорее. Уму непостижимо, зачем бездетным людям понадобился двухэтажный особняк с двумя разными ходами и огромными верандами. Маленькие глазки хозяина нырнули под жирные веки: «Вы, простите, покупатель или работник следственных органов?»
Ага, все-таки проговорился!
Остальные дачи были так же велики и явно несоразмерны с честными доходами.
Наконец уже к осени вроде наклюнулось подходящее — две комнаты и веранда, близко лес и река. И главное — с того вокзала, в районе которого проектное бюро мужа. Кончил работу — и пожалте за город, в зеленый рай, с пением птиц и прохладой белых рощ.
Так думала Алла Сергеевна, когда в воскресенье поехала по указанному адресу. Продавал дачу, видимо, какой-то военный. Когда она звонила ему по телефону, он четко и быстро растолковал, как надо идти от станции, где главным ориентиром должна служить бетонированная дорога.
Есть предчувствия, которые не обманывают. Так вот, Алла знала, что здесь ей будет хорошо. Еще на станции она попала в белый плен берез, и они, не расступаясь, узкой тропинкой повели ее в свое молчаливое царство. Молоденькие березки стояли еще зелеными, тогда как другие, высокие, замкнули над ее головой нечто золотое и печальное. Иногда с высоты роняли эти точеные красавицы легчайшие желтые листья, потерявшие от дождей и ветра свою форму. Легкие, они парили между белыми стволами, как плавали бы в мире невесомости золотые монеты. Перестав ощущать свои сорок лет, Алла бегала за ними по роще, подставляя ладони, и так запрокидывала вверх голову, следя полет листьев, что едва не потеряла свой модный сиреневый колпак. «Как здесь хорошо!» — восторженно повторяла она про себя. — Нет, нет, я уже не расстанусь с этими березами, надо непременно договориться о покупке».
А вот и бетонированная дорога, но поселка все не видать. Пошли сады один золотей другого, с ярким убранством яблок. Оказывается, здесь тоже был поселок, но хорошо запрятанный среди деревьев.
— Скажите, — обратилась Алла к двум женщинам с пустыми бидонами за спиной, — правильно я иду к дачному поселку?
Женщины посмотрели на нее недружелюбно. Та, которая постарше, в вязаной серой шали поверх телогрейки, покосившись на клетчатое, с низким поясом пальто Аллы, сердито сказала:
— Не знаем мы вашего дачного, мы в деревне живем.
Вторая смягчила ее ответ:
— Наверно, правильно. Мы туда молоко носим. Там все военные живут, после войны участки им отводили. Заслуженные люди.
Эта нечаянная сценка озадачила Аллу. Народ недолюбливает владельцев дач, какими бы заслуженными они ни были. Народ хочет равенства в самом благородном значении этого слова.
Рассказать или не рассказать об этом мужу? Он бы, конечно, обрадовался случаю не покупать лишней обузы да еще прочитал бы ей лекцию о такте. Идут усталые женщины со своими нелегкими заботами, а ты: где дачный поселок? Да еще, наверное, по привычке спросила, есть ли поблизости озеро для купания.
За двадцать лет они хорошо изучили друг друга. До жестокости. Стоит ей о чем-то подумать, как он уже знает. И так же она. Родство душ или супружеская кибернетика? И от этой мысли Алле стало весело. Плохое настроение в ней не задерживалось.
Номер дачи, которую она отыскала, был девятнадцатый. Девятку она любила в любом сочетании, приписывая ей счастливые свойства. Но тут же и огорчилась. Или хозяин схитрил, зазывая покупателя, или они не поняли друг друга, но выяснилось, что продается только полдома, то есть две комнаты и терраска, как указано в объявлении. Досадуя, что ее обманули и она зря потеряла воскресенье, Алла без интереса, просто из вежливости, осмотрела сад и комнаты, предназначенные к продаже. Жить с чужими людьми за спиной она не собиралась. И вдруг из комнаты, куда она не заходила, потому что там сидели гости, вышел смуглый подтянутый человек, стриженный под ежика. Так лет пятидесяти с лишним. Фигурой он был тонок.
— Хотите купить дачу?
— Хотела. Но половина дома нас не устроит.
— Купите у меня.
— Где же это?
— На соседней улице.
Ага. Значит, ближе к березам. Не перепало ему из их белизны. И мысль эта опять развеселила Аллу. Когда-то муж и полюбил ее за эту смешливость. Она тут же подавила в себе улыбку и спросила то, о чем уже привыкла спрашивать за лето: большая ли дача и какая ей цена?
— Не большая и не маленькая, — сказал смуглый человек, судя по выправке — генерал, как и его товарищ. — Дорогая ли? Обошлась не дешево, сам строил. Но вы не беспокойтесь, цена будет сходной.
Он вернулся в комнату за фуражкой, накинул черное пальто и пошел впереди, показывая дорогу. Они шли вдоль канавки по твердой насыпи, узкой, чтобы идти рядом. Иногда он оглядывался, как бы не доверяя легким бесшумным шагам спутницы, и тогда Алла в черноте генеральских глаз, окруженных коричневым, мгновенно засекала острую жалящую тоску…
— А почему вы продаете?
— Куда мне одному. Овдовел я.
— Давно?
— Два года. Сейчас уже обтерпелся, а сначала было мучительно. Никогда не думал, что хоронить придется мне. Естественней было бы наоборот. Четыре войны прошел, считая гражданскую.