– Какая разговорчивая девица!
– Мне показалось, что она неровно дышит к Дугласу и хочет отбить его у Дамиани. Так что готова посеять у меня нехорошие мысли об Элене. По-моему она приняла меня за важную персону. Но Дуглас святой, по ее мнению. Он лично занимается только с особо важными клиентами.
– Меня потому и допустили «к телу», что перепутали, должна была подойти какая-то другая дама, иначе я бы Ханберри не увидела.
– Пойдем, посмотрим, как работает новая звезда, Арнальдо Феретти. Мне сказали, что его студия в следующем зале. – Галина вынула из сумочки листовку с рекламой и ткнула пальцем в фото кудрявого художника.
– Может, не надо? Что-то я наелась этим искусством.
– Зря ты так, сегодня картины можно купить недорого, а потом они значительно вырастут в цене. И в этом парне определенно что-то есть!
Последний зал оказался зимним садом. Свет проникал сюда через стеклянную стену и в зале даже без искусственного освещения было очень светло. Стена выходила во двор, зал «спрятался» в самом конце галереи и не нарушал общего архитектурного облика старинного здания.
– Брунеллески бы удавился, узнав, что они тут пристроили, – шепнула Саша, а Галина цыкнула на нее, кивнув на середину зала.
За мольбертом сидел молодой человек лет тридцати, кудрявый, бледный, словно никогда не был на солнце. В его лице было что-то женское, полные губы, длинные ресницы, аккуратный носик. Но глаза казались странными, очень светлыми, смотрящими в никуда, словно он не видел холста, а проникал взглядом сквозь него. Художник не замечал посетителей, но не потому, что был поглощен работой, казалось, что он находится в непроницаемом коконе отделяющим его от внешнего мира.
На картине изображен тосканский пейзаж, холмы, разбросанные на них домики. Черные тучи несли с собой шторм и грозу. Вдали над холмами шел дождь, его струи прорезали легкий туман.
В картине определенно была энергетика, такой пейзаж приобрела бы даже Саша.
Художник писал ветки олеандра на переднем плане. Галина стояла чуть в стороне, а Саша почти ткнулась носом в плечо молодого человека, зачарованно наблюдая, как на ее глазах появляются цветы.
– Потрясающе! – Не удержалась девушка.
Молодой человек повернул голову, словно впервые заметив присутствие человека рядом с ним, и снова уставился в холст.
– Тебе нравится, – спросил художник странным, глухим голосом, без малейшей эмоциональной окраски. Разговаривая, он не отрывал глаз от мольберта и продолжал работать. Саше показалось, что он пишет в каком-то трансе.
– Очень нравится!
– Я не должен давать тебе картину.
– Конечно, не должен, я не просила. Я просто любуюсь.
– Ей тоже понравилось. Я отдал. А он рассердился, и сказал, чтобы я так больше не делал.
– Кому?
– Пишущей женщине.
– Какой пишущей женщине?
– Сказала, что ей нравится картина. Я ей отдал. Он рассердился.
– Все нормально, я не хочу, чтобы он сердился, я понимаю. Скажи, пишущая женщина… она что пишет?
– Книги.
– Она отдала обратно картину? А кто рассердился, Дуглас Ханберри?
Художник откинулся на стуле и молча смотрел на холст. Потом выдавил несколько красок, смешал и стал наносить мелкими мазками. Он словно забыл о присутствии Саши.
Писателей на свете много. Но предположим, что это была Иволгина, она как раз приходила поговорить с Дугласом. Парень действительно подарил ей картину? А Дуглас рассердился? И если все так, то где картина сейчас, в доме Иволгиной никаких картин не было.
– Смотри, как великолепно написано! – Галина отвлекла Сашу от ее мыслей, показав на полотно на стене. На картине расцвел прекрасный сад с мраморными скульптурами, пышными розами. Одна из статуй изображала пухлого амурчика, направившего стрелу в спины парочки, уходящей по аллее. Если в картине с грозой была тревожность, нагнетаемая природой – черными тучами, ожиданием шторма, то здесь тревожность создавал злобный взгляд толстенького стрелка, а оглянувшаяся пара смотрела с испугом. Здесь не было любви, просто охотник прицелился, чтобы поразить стрелой своих жертв. –
– Нет, такую картину я бы не купила. Здесь не любовь, в ней что-то темное.
– Ты не понимаешь! Это невероятно талантливо, причем здесь любовь? Важны эмоции и считываемое настроение.
Дверь открылась, и в зал вошла Элена Дамиани с новым холстом на подрамнике. Художник писал так быстро, что пейзаж с бурей уже можно было забирать.
– Арни, это очень хорошо. Я принесла новый холст, могу я это забрать? – Она потянулась к мольберту.
– Еще нет. Ждать. Надо ждать.
– Но картина закончена, все получилось! Смотри, какой красивый холст я тебе принесла! Ты должен написать на нем особенную картину!
Она обернулась и увидела, что новый холст держит в руках Галина.
– Пожалуйста, верните! – Элена буквально рявкнула на женщину.
Галина продолжала держать холст в руках. – У вас какие-то проблемы? Вы невежливы. Я неплохо разбираюсь в искусстве, и должна сказать, что прекрасный холст, интересно, где вы их покупаете?
– Понятия не имею, я не занимаюсь снабжением. Отдайте мне холст.
Галина протянула холст и повернулась к Саше.
– Пойдем. Впервые встречаю такое отношение в достойной галерее.
– Погоди… смотри. – Саша кивнула на картину.
Быстрыми точными мазками Арнальдо добавлял на картину фигуру. На глазах присутствующих на полотне рождалась маленькая худенькая женщина с седыми волосами, в сером платье и ярком шарфике в малиновых тонах на шее.
– Закончено. – Объявил художник.
– Я знаю этот шарфик. И волосы… – Галина удивленно рассматривала картину.
– Арнальдо, это пишущая женщина? – Саша подошла еще ближе.
Похоже, художник не услышал вопроса. Не отрывая глаз от холста, он загадочно улыбнулся, словно хотел сохранить какой-то секрет.
– Дай мне картину, Арни! – Скомандовала Элена.
– Это пишущая женщина? – настаивала Саша.
Очень медленно молодой человек кивнул:
– Пишущая женщина. Ей понравилась картина. Я подарил ей картину.
***
– Что такого особенного в этом холсте? – спросила Саша, когда женщины вышли наружу.
– С чего ты взяла?
– Ты слишком пристально его рассматривала. И Элена заволновалась.
– Я и хотела ее разозлить.
– Нет, тут что-то другое. Рассказывай.
– Я должна подумать. Чуть позже расскажу. У меня не выходит из головы «пишущая женщина». Неужели это действительно Елена Иволгина? У парня несомненный талант, я сразу на картине. Или же мы видим то что хотим увидеть.
– Если это Иволгина, то картина должна быть у нее.
– Давай завтра съездим в Бачаяно Терме? Я возьму машину на прокат, хватит зависеть от такси. Еще раз все осмотрим, картина могла остаться где-то в подсобных помещениях.
– Давай, но мы даже не знаем, что изображено на картине, что искать.
– Если Елену убили из-за картины, на ней изображено что-то важное. Или…
– Или?
– Я пока не готова сказать, какая мысль у меня возникла. Давай поищем картину. Если я права, мы ее не найдем.
– Знаешь, когда человек в кино говорит такие слова, обычно он до утра не доживает.
– Тьфу на тебя! – расхохоталась Галина.– Но знаешь… сначала я ужасно испугалась и расстроилась из-за убийства, а теперь ты меня заразила. Я хочу узнать, кто убил мою приятельницу, и почему.
– И если ты узнаешь, это поднимет продажи ее последней книги.
Галина снова засмеялась. – И это тоже!
***
За ужином Саша вздыхала, долго терпела, и еле дождалась, когда Лука сварит кофе. Теперь можно было поговорить о деле, не нарушая главного правила итальянской жизни: наслаждение едой прежде всего, дела потом.
– Ты узнал об этом парне, Арнальдо?
– Да, мы навели справки. Он действительно аутист, только я не вникал, какого типа, аутисты различаются. Пресса пишет о нем давно, у парня явный талант, но на продвижение или продажу своих картин он не способен.
– Сколько стоят его картины?
– Не интересовался. Я же не финансовая гвардия, чтобы разбираться в аферах фонда Аньези если они вообще существуют.
– Как ты думаешь, Арнальдо действительно подарил картину Иволгиной?
– Никакой картины мы не обнаружили, думаю и вы завтра съездите зря, но попробуйте. Ему могло все это почудиться, а может Иволгина решила, что не может принять такой подарок и сразу вернула его.
Зазвонил Сашин телефон. Это оказалась Галина.
– Помнишь девушку, с которой я разговаривала в галерее?
– Которая рассказала про Дугласа с Эленой?
– Да. Она только что мне позвонила. Сказала, что ей нужен мой совет.
– Какой совет?
– Не знаю, мы договорились позавтракать вместе. Так что поедем в дом Иволгиной ближе к обеду.
– Интересно, что она хочет спросить…
– И, пожалуй, я разобралась в своих мыслях. Завтра мне будет, что тебе рассказать.
– Галина, что-то мне тревожно. Сиди в номере и никуда из отеля до утра не выходи! – Саша почувствовала холодок внутри. – Я серьезно, я очень тебя прошу!
Приятельница снова рассмеялась, но в этот раз ее смех звучал неуверенно, словно она и сама встревожилась.
Глава 5.
Утром Саше пришлось подняться рано, Лука растолкал ее, как только проснулся сам. Она пыталась зарыться в одеяло, хныкала и пиналась, но комиссар вытащил ее из кровати вместе с одеялом и закутанную принес на балкон.
Саша хотела возмутиться, но открыла рот и замерла, все слова куда-то пропали. Тот вид, которым она не переставала восхищаться, исчез. На его месте возник другой, и девушка ущипнула себя, не веря своим глазам.
Город засыпал снег. И хотя утренний ветер стряхнул его с деревьев, снег остался лежать на дорогах, на черепичных крышах, покрыл верхушку купола Дуомо, колокольни и дальние холмы. На бледно-голубом небе сияло солнце и снег искрился, сверкал в его лучах. Такого просто не могло быть во Флоренции! Саша снова ущипнула себя.