Лука улыбался, наслаждаясь и видом и произведенным эффектом.
– Видишь со стороны Фьезоле идут тучи?
Далекие холмы накрывала дымка. На глазах она становилась все плотнее, превращаясь в снежный туман.
– Я не рекомендую вам ехать сегодня в Бачаяно Терме, ожидается непогода и пробки на дорогах. Найдите, чем заняться в городе. Кстати, через два дня я дежурю, так что придумай какое-нибудь развлечение, я не появлюсь дома до утра.
По дороге в бар возле пьяцца Дуомо, где они с Галиной назначили встречу, Саша не переставала удивляться.
Снег вкупе с рождественскими украшениями превратил Флоренцию в декорацию к волшебной сказке. Солнце скрылось за тяжелыми облаками, легкий снежок снова посыпался на крыши, и люди схватились за зонтики, по уши закутались в толстые шарфы. Одной рукой пытаясь удержать руль, спасти велосипед от скольжения по скользким тротуарам, другой рукой флорентийцы держали зонтики. Те, кто отчаялся удержать баланс, ведь одно дело дождь, совсем другое снег, просто везли велосипеды рядом. Люди обменивались восклицаниями в которых были и восхищение белым Адвентом, и возмущение пробками на дорогах и ужас от необходимости откапывать автомобили из сугробов, которых еще вчера не было.
Но как же это было красиво! Саша понимала, что снег ненадолго, и шла медленно не потому, что боялась поскользнуться, а потому, что не хотела пропустить зимней красоты. Елка на пьяцца Дуомо, карусель на пьяцца Реппублика – все было покрыто снегом. Девушка кружилась по центральным улицам, волнуясь за замерзшего обнаженного Давида, казалось, она чувствует, как холодна его мраморная кожа. А вот Мардзокко, льву-символу Флоренции, снег, похоже, нравился. Еще мгновение, и он выпустит из лап герб, спрыгнет со своего постамента и словно щенок начнет кувыркаться в сугробах.
Всем известен венецианский лев Святого Марка. Для Саши он имел особенное значение, она не расставалась с подарком брата Марко, то есть кардинала Марко Ридольфи – золотой брошью с изображением льва с книгой в лапах. Для нее брошь стала талисманом, словно исчезни украшение, и молитвы брата Марко не достигнут Небес. Мудрый кардинал не зря передавал приветы «привлекательному комиссару полиции» и расстраивался, что они расстались, Саша подозревала в душе, что без него их воссоединение с Лукой не обошлось. Вернее, без его молитв. И пусть вера в талисман была настоящим язычеством, девушку это не волновало. Главное, что он работает, в этом она нисколечко не сомневалась.
В отличии от венецианского льва Евангелиста Марка, флорентийский Мардзокко как раз самый что ни на есть языческий персонаж.
Имя статуи бога Марса, стоявшей когда-то на Понте Веккьо перешло к флорентийскому льву; Мардзокко – это латинское Мартокус, маленький Марс.
Почему именно лев? С этим мощным царственным зверем Флоренция связывала свое политическое и военное могущество, во время давней вражды флорентийцев с пизанцами льва считали единственным существом, способным убить орла (символ Пизы).
А потом случилась удивительная история.
Как-то раз, примерно в 1200 году, лев в клетке был выставлен на площади на обозрение всех жителей, как символ флорентийского превосходства. Однажды дверь клетки открылась и лев вышел на площадь. В панике побежали прочь зеваки, лишь один малыш замер, глядя на льва. Медленно подошел лев, осторожно взял в пасть ребенка и… принес его к ногам замершей в ужасе матери. А потом спокойно вернулся в свою клетку.
С этого дня флорентийцы прониклись еще большей любовью к своему символу.
Спустя столетие семья Медичи объявит Мардзокко защитником города и собственного рода, а работа Донателло украсит площадь Синьории. И сегодня кроме статуи на площади Синьории Мардзокко можно встретить повсюду. Поднимите глаза на башню Арнольфо – с высоты смотрит на Флоренцию её лев, он на фреске в зале Джильо в палаццо Веккьо, а две фигуры охраняют вход во дворец.
Есть даже неприличная флорентийская шутка: когда бронзовый лев с башни писает в Арно, вода в реке поднимается. Действительно, когда приходит сильный ветер, то фигурка флюгера поворачивается в сторону Арно.
Спят флорентийские львы на бортике старого фонтана в Эмполи; во многих других тосканских городках можно встретить это гордое животное. Бронзовые львиные лапы поддерживают фонари на флорентийских набережных. Спустя века по-прежнему хранит Мардзокко свой город на берегах реки Арно…
Не удивительно, что лев казался Саше добрым и домашним, и она задержалась возле него дольше, чем возле замерзающего красавца Давида.
***
Так и опоздала Александра в бар, влетела, сразу начала извиняться, но Галина остановила ее и показала на экран телевизора над стойкой.
Журналист как раз рассказывал о новом нападении Душителя, и если первой погибшей пресса считала Иволгину, то уже вторая жертва поплатилась жизнью.
Связанное полуобнаженное тело женщины было найдено у нее дома в пригороде Флоренции. До сих пор Душитель обходил город, но в этот раз он приблизился вплотную к тосканской столице. Журналист вспоминал флорентийского монстра, от имени полиции обращался к возможным свидетелям. Лицо красивой девушки на фотографии. продемонстрированной зрителям, показалось знакомым.
– Ужасно, конечно. – Вздохнула Саша, вспоминая, где могла видеть жертву.
– Ты не узнаешь ее?
– Нет, что-то знакомое, но… нет, не узнаю.
– Это Вероника.
– Какая Вероника?
– Которая не пришла сегодня на завтрак, как мы договаривались.
Саша ахнула.
– Я видела ее мельком, но теперь думаю, что ты права, это искусствовед из галереи. Она не говорила, чего хочет?
– Я подумала, что она ищет работу, хочет посоветоваться, возможно, надеется на мои связи. Я же представилась коллекционером, сотрудничающим с галереями. Но девушка сказала, что дело совсем не в этом, но по телефону она не может говорить.
– Она сказала, что это срочно?
– Вроде нет, но мы все равно не смогли бы встретиться раньше утра.
– Тебе придется дать показания в полиции. Я позвоню Луке и он узнает, куда тебе нужно пойти, это же не его юрисдикция.
– Давай подождем. У меня же нет никакой информации. А ее работу они и так проверят. Просто… меня начинает напрягать, что я все время даю показания в полиции, не думаю, что это понравится моему супругу.
Они заказали кофе и пару брускетт с фегатини, традиционным тосканским паштетом из куриной печени. Готовился он настолько просто, что Саша сама часто делала его дома и главный критик – Лука одобрил, не найдя разницы между ее фегатини и классическим вкусом. Хотя комиссар очень старался и придирался, итальянский кулинарный шовинизм у него в крови.
– Так что ты хотела мне рассказать?
– Помнишь холст, который Элена принесла для Арнальдо?
– Конечно, ты в него вцепилась, а Элена разозлилась.
– В нем что-то странное.
– Ты же сказала, что держала холст ей назло.
– Я не хотела говорить, пока все не обдумаю.
Саша восхитилась. Вот как надо себя вести! Обдумать, проанализировать, а потом открывать рот. Но она никогда такому не научится, она сначала говорит, а потом уже думает, и часто действует не подумав, совершает такое, на что нормальный человек никогда бы не решился.
– Так что с ним такое?
– Нижнее плетение отличалось от верхнего и выглядело новее.
– Обалдеть. Я бы два часа смотрела на этот холст, и ничего не заметила. И что с того?
– Ты и не должна. А я училась, в том числе живописи, это обязательные уроки. И уж как выглядят флорентийские холсты я прекрасно представляю. Я поинтересовалась, где галерея берет эти холсты. Оказалось, в магазине Джанотти. Но его холсты я видела, когда мы были в магазине. Они обычные.
– А Джанотти сказал, что Дуглас Ханберри реставратор. Хотя тот и отрицал в разговоре со мной.
– В этом нет ничего подозрительного, он не обязан говорить посторонней дамочке. Но вот что я тебе могу сказать. На холсте, который я держала в руках, использована ткань тутового дерева.
– Что? Я ничего в этом не понимаю.
– Это очень тонкая бумага, используемая реставраторами при работе со старыми, хрупкими картинами. Прежде чем снять холст с подрамника, на него приклеивают лист шелковицы специальным клеем. Он защищает картину. Когда реставратор готов приступить к работе, ткань удаляется растворителем. Это похоже на технику, которую археологи используют для подъема римских мозаик.
– Я все равно ничего не понимаю.
– Утром я позвонила Джанотти. Спросила, какими именно методами восстановления интересовалась Иволгина. Не всеми же подряд, тогда она просто поискала бы информацию в интернете. Он вспомнил, что Иволгина спрашивала о ткани из шелковичного дерева, когда ткань впервые была использована и так далее. Именно поэтому он отправил ее к Дугласу Ханберри, сам он никогда не продавал такую ткань, но знал, что Ханберри ее использует.
– До меня все равно не доходит. Что в этом такого?
– Дуглас не покупает холсты в подрамниках. Он покупает холст в рулонах, натягивает его сам.
– Наверное, так дешевле. Арнальдо работает с бешеной скоростью, мы же сами видели, на него не напасешься холстов и подрамников.
– Тот холст, что я взяла в руки, был тяжелее, чем обычные холсты. И задняя часть отличалась.
– Похоже, до меня начинает доходить… Ты хочешь сказать, что…
– Что Арнальдо получает холст, покрытый шелковичной тканью.
– И пишет свои картины поверх, а потом ткань удаляют, и остается оригинальная картина?
– Именно. Помнишь, полицейские нам сказали, что ограбления на виллах и в загородных домах похожи на организованные, словно воры крадут по заказу картины известных мастеров.
– Офигеть. Прости, но другого слова я не нахожу. Парень работает у всех на глазах, о нем пишут журналисты, и когда кто-то вывозит написанную им картину, никто ее не проверяет?
– Конечно! Арнальдо аутист. Другой художник, обычный человек, конечно обратит внимание на холст. Но Арнальдо, как говорила его одноклассница, да и мы сами видели, все равно, на чем писать. Он человек-конвейер. Дай ему фанеру, он будет продолжать работать, как ни в чем не бывало.