«Пятьдесят девять».
Смотреть снова на каменные лица солдат с горящими глазами, устремленными на меня, и не понимать, что они чувствуют, потому что это так напоминает голодную ненависть. Вполне возможно, именно это они и испытывают. Их так воспитали. Это вложили в подкорку их мозга. Ненависть, голод, жажду убивать. Надеяться, что новое видение даст мне передышку хотя бы в три минуты, галлюцинации не начнут изматывать беспрерывно.
«Шестьдесят семь…» Шестнадцать минут, а у меня голова болит так, словно ее вскрывают изнутри, и слезы катятся по щекам, я даже чувствую, как течет кровь по губам и по шее. Лопнули сосуды в носу от давления. Началось! Теперь только война с собственным телом.
«Нейл! Нейл!»
Его имя на одной ноте. Идет ко мне через какие-то стены, ломая их, а перед ним появляются новые, и словно я сама не пускаю его, давая ложные картинки, и я знаю, что он видит меня, чувствует, но не может дойти.
«Восемьдесят пять…»
В ушах раздался вой, по нарастающей. Сигнал тревоги, и у меня дрожат колени, я смотрю сквозь туман на оставшиеся пятнадцать солдат. Я должна провести всех, иначе все напрасно. Всех. Марис говорил, что девяносто. Должно быть хотя бы девяносто. Дикая боль в ушах, и я невольно зажимаю их руками, смотрю на свои ладони, и они в крови.
Я снова в темноте, и на моей шее петля. Я вижу Нейла в каком-то красноватом полумраке, он стоит и не идет ко мне, а я тщетно иду к нему, натягивая верёвку, которую кто-то тянет сзади, и она захлёстывается все сильнее, я перестаю дышать на мгновения, но не перестаю идти. Мне так мало шагов до него. Всего тринадцать. Так мало… и он не видит и не слышит меня. Я должна позвать, иначе задохнусь. Петля душит меня.
«Нейл…Нейл».
Он поворачивает ко мне лицо, и я с ужасом вижу, как горят ненавистью его глаза. Я не выполнила миссию, я все испортила, да? Я все завалила.
«Девяносто два».
Голову разорвало от дикой боли, и тьма, сгущаясь, заставила упасть на колени, заорать, зажимая уши руками. Но я слышу его голос сквозь гул какой-то сирены, от которой дрожит каждый нерв и рвется терпение. Я слышу собственные хриплые крики боли. Но я уже не могу встать, я корчусь на земле, обвитая веревками, которые душат, режут, пережимают, и я вот-вот задохнусь. Трудно противиться. Хочется расслабиться и перестать оттягивать петлю израненными пальцами. Позволить ей затянуться потуже.
«Ты обещала! Ты. Мне. Обещала!» – его голос яркой вспышкой во мраке.
«Нейл… я так сильно НЕлюблю тебя… я не смогла… они нужны тебе… я не смогла… прости меня».
Перед глазами разноцветные точки, и теперь мне слишком светло, так светло, что я ослепла…
Сквозь вату и пульсирующую боль в ушах:
«Малыш, сделай вздох… ну давай же, дыши. Слышишь меня?»
– Девяносто шесть! Она провела девяносто шесть. Двадцать три минуты. Предел возможности и полное истощение. Принести носилки, перевести в интенсивную терапию.
– Не сметь трогать! Я сам! – яростное рычание и лихорадочные прикосновения к моим волосам, лицу. Хаотично, дико, словно дрожащими руками. Там, где касается, перестает болеть, и каждый вздох уже дается легче.
«Дыши, малыш… Дыши мной. Чувствуешь меня? Слышишь? Открой глаза, маленькая. Посмотри на меня. Сделай еще один вздох, Лия».
С трудом разомкнула веки и вижу его глаза в тумане отчаянного безумия. Уронила голову ему на грудь. Такая тяжелая, и дышать больно. Голова все еще как в тисках.
«Накажу… шкуру спущу… живьем, выдеру плеткой до мяса… удушу своими руками… Почееему так долго? Сучка своевольная!»
А сам целует шею, щеки, волосы и прижимает сильнее к себе. Только сейчас понимаю, что несет на руках.
– Жить будет, – незнакомые голоса, – переливание крови, несколько дорогих и действенных препаратов, полный покой.
– Ты знаешь, все, что нужно, – будет! – голос Нейла, и опять хочется дышать и жить.
Снова марево тумана, проклятые лабиринты и боль. Она не прекращается, и она живет в моей голове. Самое трудное – это выкинуть что-то из головы. Практически невозможно.
Снова голоса, но уже более отчетливо. Уши болят, но я бы никогда не согласилась не слышать того, кто говорил сейчас:
– Почему так долго занимает восстановление? Она получает все, что нужно? Вы вливаете раствор с моей кровью, Марис?
– Тихо, господин Мортифер. Даже у стен есть уши!
– Плевать. Я хочу знать, когда будут результаты. Не злите меня, док!
– Максимум через сутки. Она крепнет, все показатели улучшаются. Для смертных такие нагрузки даром не проходят. Она чудом осталась жива. Заживление тканей, сосудов, нервных окончаний. Я не могу давать высокую дозу при таком истощении. Сама доза может убить. Наберитесь терпения.
– Господин Нейл, вы уже три дня здесь. Она стабильна, можно оставить под моим наблюдением. Вам нужно на полигон. Времени ничтожно мало для тренировок.
Голос Лиама уже отчетливей.
– Я знаю! Останешься здесь, при малейшем изменении в ее состоянии – дашь знать. Головой все отвечаете. Раздеру на части за одно неверное движение.
Я физически почувствовала, что он сейчас уйдет.
«Нейл….» От боли перед глазами появились разноцветные круги. Прикосновения к губам, и боль стихает. Какое живительное его дыхание, проникает в легкие, расползается по венам, возвращая мне возможность дышать самой. Но у меня нет сил на повторный зов.
– Идите. Вам послышалось. Она не могла позвать, слишком слабая, мой господин. Я дам знать, как только откроет глаза. Не отойду от нее. Клянусь.
14 глава
Я пришла в себя уже на следующий день. Я слишком хотела жить, дышать и к нему. Даже в бессознательном состоянии. Лиам и Марис не отходили от меня, и силы возвращались очень быстро, доктор проверял показатели моего состояния и просто качал головой в удивлении, он постоянно бормотал одно и то же – «поразительная жажда жизни». Он просто не понимал, насколько прав, но не жажда жизни, а жажда быть с Нейлом, когда страх смерти существовал лишь потому что боялась расстаться с ним и оставить одного. Да, я боялась оставить в одиночестве самого жуткого монстра Континента, который не нуждался ни в чьем присутствии, но он нуждался во мне, и я знала об этом. Не сомневалась ни на секунду. Через два дня я встала с постели. А еще через день уже носилась по дому, меняя интерьер нашей спальни. Мне почему-то дико захотелось перемен. Удивить Нейла, когда он вернется. Я уже чувствовала себя хозяйкой. Нейл дал мне эту уверенность. И я утверждалась в ней день за днем, ведь для меня здесь открыты все двери, для меня открыта целая оранжерея белых роз, для меня здесь трудятся десятки поваров и слуг, знающих многие тонкости мира, из которого я пришла. И с каждым днем я все больше и больше влюблялась в это здание. Мрачное и серое, но такое уютное для меня, потому что в каждом камне этого дома чувствовался его хозяин. Пусть все говорят, что Деусы бездушны, но я-то точно знала, что это не так.
Я ждала, когда Нейл вернется. Ожидание – это та самая сладкая пытка, которая одновременно выматывает и наполняет каждую клеточку тела предвкушением встречи. Любимых можно ждать бесконечно, особенно точно зная, что они непременно придут, зная, что вот она – тонкая, красная нить, натянута до предела, уже причиняя боль, и каждый делает все возможное, чтобы ослабить натяжение, пока не появится возможность встречи. Нейл обещал, что у нас будет наше время, несколько дней, прежде чем он уедет с новым поручением императора. На самом деле я просто была счастлива, что у меня получилось. Счастлива, что не подвела моего мужчину, он может гордиться мной. С момента, как ко мне вернулась память, я копалась в нашем прошлом. Во всем, что произошло за это время. Анализировала, вспоминала все эти годы, что провела без Нейла, считая себя простым человеком из мира смертных.
Стеф. Я почти не думала о нем последние недели, да что там недели, почти все это время на Континенте после моего возвращения. Словно его не было в моей жизни. Семнадцать лет стерлись только от одного взгляда Нейла, которым он вернул меня себе как по щелчку пальцев.
Я сожалела. Да, впервые в своей жизни я сожалела о чем-то. Сожалела о каждом дне, проведенном с другим мужчиной, сожалела о том, что так и не смогла полюбить Стефа и обманывала нас обоих так долго и так жестоко. Ведь я говорила ему, что люблю его, и даже верила в это, но я, оказывается, просто не понимала, что значит любить. Я была к нему привязана и благодарна, а это – довольно сильные эмоции, если не умеешь испытывать ничего, кроме них. Я искренне надеялась, что он забудет обо мне и будет счастлив.
Шли недели, а Нейл не возвращался, хотя мы и «говорили» с ним каждый день. Я мысленно звала, а он отвечал, несмотря на то, что был занят с новобранцами из другой реальности, которые проходили изнуряющие тренировки в закрытом полигоне. Иногда он сам врывался в мои мысли ураганом, отвлекая от всего, заполняя собой все пространство. Вызывая дикий восторг и почти наркотическое опьянение его присутствием в моем сознании. Я не спрашивала, когда Нейл вернется, но он сам говорил, что уже скоро, чтобы набралась терпения. И я терпела. Но сколько может вытерпеть безумно влюбленная женщина? Ведь он так близко. На своей территории. Стоит только попросить Лиама отвезти меня к нему, и я увижу Нейла хотя бы ненадолго. Просто увижу и уеду. Ложь… конечно же это ложь, я хотела намного большего, чем просто увидеть. Я хотела его в свои объятия. Быстро и жестко, яростно и больно.
Спустя еще одну бесконечную неделю я уже изнывала в замке, я изнывала в своей постели без него. Бешеная потребность увидеть, прикоснуться настолько сильная, что мне казалось, меня по-настоящему ломает, скручивает в физической боли от нехватки дозы. Словно затяжная дикая депрессия, когда все краски становятся серыми и тоска начинает давить на мозги.
Я понимала, возможно, возникли трудности, и Нейл объяснил, что сейчас покидать полигон не безопасно, и он никому не доверяет новых солдат, тренировки должны проходить при нем. Жестокая селекция идеальных машин для убийства на отбор самых сильных из них. Нужно лично убедиться, что каждый из солдат готов. Потом я пойму, что не только это заставляло Нейла быть рядом с ними – он «кормил» их своей энергией, своей кровью, отдавая им силы, подготавливая к самому жестокому сражению. Против тех, кто сильнее всей этой сотни вместе взятой. За один день этого не добьешься. В секретной лаборатории проверяли физические возможности и показатели.