бщаемся.
— Нет, все хорошо, — шепчу, еле разлепляя сухие губы.
— Как ты, маленькая? — о, как приятно. Вот бы ты меня так в жизни назвал.
— Супер, а ты как?
— Хуево. Я не должен был оставлять тебя одну, — он сжимает мою руку. Она такая крепкая, что я тут же успокаиваюсь. Ощущения словно наяву. Первый раз мне так хорошо во сне, нереально просто.
— Ты меня обидел, — бурчу ему. Пускай хоть во сне выскажу.
— Я знаю, — снова приятное поглаживание по голове, — Открой глаза, пожалуйста.
А я не хочу их открывать, потому что, когда я проснусь тебя тут не будет. И мне снова станет больно.
Мотаю головой из стороны в сторону, он снова просит. Я отказываю.
— Я все купила, — наконец узнаю знакомый голос. Это ж Ксюха.
Так, стоп, а что Ксюша делает в моем сне? Начинаю медленно переваривать случившееся. Кажется, это не сон, и ребята действительно здесь. Медленно открываю веки, сначала правый глаз, все очень мутно, различаются только силуэты. Но я сразу узнаю Матвея, он сидит прямо у кровати, что-то высыпает в стакан с водой. Открываю второй глаз, тут же вижу Ксюху, она обеспокоенно мнется у окна, покусывая нижнюю губу.
— Что происходит? — хриплю, не узнавая свой голос.
— Ну слава богу, очнулась. Капец ты, Ионова, напугала, — подруга начинает отчитывать.
— Маш, открой рот, — Мот подносит стакан с мутной жидкостью к моему рту. Вопросительно на него смотрю.
— Выпей, у тебя высокая температура, — почти приказывает. Не хочу с ним спорить, приоткрываю губы, неприятная жидкость тут же попадает внутрь. Морщусь, но Матвей продолжает вливать.
— Что вы тут делаете? — вытираю губы ладонью, разбавленный порошок неприятно скрипит на зубах.
— Ты дверь не открывала, трубку не брала. Матвей позвонил мне, переживал, что могло что-то случиться. Вот я привезла ключи, открываю, а ты, — она строго тычет в меня пальцем, — Валяешься на полу. Еле живая, Маха.
— Да ерунда какая. Я в кровати засыпала.
— Не знаю, где ты там засыпала, но когда мы открыли дверь — ты лежала прямо там.
Она указывает своим длинным пальцем с красным маникюром на ковер в коридоре. Не помню такого вообще, я точно после душа ушла в спальню. Помню как легла на подушку.
— Как ты себя чувствуешь? — Мот обеспокоенно заглядывает в глаза.
— Нормально, только в груди жжет. Сильно, — прикладываю руку в районе солнечного сплетения.
— Ладно, подождем, пока температура спадет.
— Маш, остаться с тобой? Просто там Никита внизу ждет, надо его предупредить.
Разговаривать сейчас ни с кем не хочется, чувствую я себя сносно. Жить точно буду.
— Нет, Ксюх, все хорошо. Езжай домой, — слегка улыбаюсь подруге. Но на самом деле, жжение в груди разрастается все больше. Пытаюсь сделать глубокий вдох, но легкие пронзает боль, словно тысячи иголок. Я знаю, что у легких нет нервных окончаний, но что-то там точно болит. Нестерпимо.
— Точно? — внимательно на меня смотрит.
Киваю ей. Она прощается и уходит, еще раз попрочитав о случившимся. Входная дверь хлопает, я поворачиваюсь к Матвею. Он хмуро смотрит на меня, испепеляя своими синими красивыми глазами. Злится до сих пор? Зачем тогда пришел?
Смотрим друг на друга, я растерянно, он очень внимательно. Пальцы покалывает от желания дотронуться до него, обнять хочу, и полезла бы обязательно. Только боль и озноб не дают сконцентрироваться на ощущениях рядом с ним. Виновато жму плечами. Не мучай ты меня, не смотри так. Либо поцелуй, либо уходи. Но вслух я, конечно, этого не говорю.
— Матвей, все хорошо. Спасибо за помощь, иди отдыхай, — говорю ему. А у самой внутри все кричит: "Останься". Вот такие мы женщины, хотим одного, а говорим другое. Я бы сейчас все отдала, чтобы просто полежать снова на его груди. И чтобы не было той ссоры, его разочарованного взгляда и колких фраз. Но увы, прошлое изменить я не могу. И все это было.
В какой-то момент нашей игры в гляделки, я чувствую пульсацию в груди, захожусь сильным кашлем. Прикрываю рот, потому что случается какой-то неконтролируемый приступ. Не могу дышать, все горит.
— Маш, я вызываю скорую. Дело плохо, — он достает мобильный.
— Нет, не хочу в больницу, — перехватываю его руку, продолжая греметь на весь дом.
— Не дури, у тебя может быть пневмония, — аккуратно вырывает свою руку из моего захвата и все же звонит в скорую.
— Мот, мне уже легче, — приступ и правда минует, я ловлю крупицы воздуха.
Но Матвей отказывается меня слышать, диктует все симптомы и отключается.
— Едут, — коротко отрезат, вставая со стула.
В голове тут же всплывают картинки, как мне вырезали аппендикс в Италии. Как пролежала неделю в больнице, и никто меня не навещал. Потому что родители были в России, а друзей… Их не было. Помню, как мне было одиноко. Вспоминаю итальянских медсестер, которые больно вставляли катетер, жестикулируя и ругая, что им не найти мои вены. Как холодно общался со мной врач, вечно повторяя, что моя страховка не покрывает лечение полностью и что срочно нужно внести средства. И все это было отвратительно. Ничего человеческого.
Я не хочу снова оказаться в стенах больничной палаты, снова остаться там одна. Мне страшно.
— Мот, отмени, пожалуйста. Я не хочу туда, — жалобно хныкаю.
Он игнорирует мою просьбу.
— Матвей, отмени.
— Маш, надо в больницу, — его голос смягчается. Он снова подходит ближе, присаживаясь на край кровати, — Это может быть опасно.
— Я не хочу, — совсем как маленькая хнычу. Это все детский страх, я не могу его никуда деть.
Хватаю Мота за локоть, сильно сжимая. Его взгляд теплеет, он прикладывает мою голову к себе на грудь, шепча всякие нежности. Я зажмуриваю глаза, успокаиваясь.
— Не уходи, — наконец говорю именно то, что хочу, — Не бросай меня.
— Я тут, Маш, — целует в лоб. Хватаю его ладонь, переплетая наши пальцы. Возможно, я делаю что-то лишнее и только отталкиваю этого холодного мужчину от себя. Но мне так хочется касаться его, если у нас есть эта минута, я ей воспользуюсь.
Еще какое-то время греюсь в его объятиях, а потом снова веки закрываются. Засыпаю у соседа на коленях. Надеюсь, он все же отменил скорую, потому что мне намного лучше. И не знаю, что помогло. Лекарство или он. Рядом.
Глава 19
Открываю глаза, губы снова тяжело размыкаются, провожу языком по сухой корочке на нижней губе, отмечая, что в некоторых местах она потрескалась. Шарю рукой по кровати в поисках руки Матвея, но вокруг пустота. Мне все еще очень тяжело дышать, и только раздражающий писк где-то над ухом заставляет мой мозг работать.
Пик, пик, пик.
Рука затекла из-за неудобного положения, пытаюсь ее поднять, но она как кувалда, приклеена к матрасу. Взгляд расфокусирован, я вижу грязно-зеленые обшарпанные стены, ощущаю неприятный запах медикаментов. Я в больнице, сомнений нет. Значит Мот все-таки не отменил вызов.
Протираю глаза свободной рукой, кидаю взгляд на катетер в вене, брезгливо окидываю взглядом свою молочную истерзанную кожу в районе сгиба локтя. Они опять не смогли найти вены. Я стараюсь себя не желать, но страх детства окутывает с головой. Не могу сдержать эмоции, слезы сами по себе скатываются крупными дорожками вниз. Палата одиночная, отчего совсем тошно. Лучше бы со мной была какая-нибудь бабулька, которая бы отвлекала меня разговорами про своих внуков. Чем вот так. Когда слышишь только мерзкий звук пищащей аппаратуры.
Часов на стене нет, я понятия не имею сколько сейчас времени и как долго я здесь. На тумбе бутылка с водой, кружка, полотенце. Смартфона нигде не наблюдается. Стону от отчаяния, как же тошно.
Другого выхода не нахожу, начинаю кричать во весь голос, а его почти нет. Зову. Пусть хоть кто-нибудь придет, пожалуйста.
— Что за бунт на корабле? — в палату заходит женщина, лет сорока. У нее крупное тело, такие же крупные черты лица. Выразительный взгляд, кажется немного строгий. Влиятельная поза с грудью вперед, и казалось бы она очень властная, если бы не добрые нотки в голосе. Я успокаиваюсь, она вроде не собирается меня обижать.
— Вот кричать тут не надо, — она подходит ближе, приподнимает тяжелой ладонью меня за затылок и поправляет мою подушку, — Смотри, у тебя над головой кнопка. На нее можно нажать и к тебе придут.
Слежу за ее пальцем, указывающим на серую кнопку в изголовье кровати. И правда, а я не заметила.
— Давай тебе водички дам попить, совсем сухенькая стала, — она по-матерински подносит к моим губам кружку, и я делаю жадные глотки.
— Я заболела? — задаю максимально глупый вопрос.
— Да, крошечка, немного ты приболела. Но тебя вовремя привезли.
— А что со мной?
— Пневмония. Но поражение легких не критическое, полежишь пару недель и все образуется, — она ставит кружку обратно на тумбу и поправляет катетер. Ловит мой недовольный взгляд.
Оказывается Матвей был прав. Сразу диагноз верный поставил.
— Ну ладно тебе, потыкали тебя немного. Ну так совсем не попасть в венку было, а ты еще и лихорадила сильно.
— Кто меня привез?
— Ой, так мужик твой тебя привез. В ночи тут всех на уши поставил, жутко переживал. Палату тебе отдельную выбил, — она улыбается, и наконец я вижу ее теплый взгляд из под очков, — Но ему она не понравилась.
Снова обвожу палату взглядом, мне тоже не нравится. И не потому что нет хорошего ремонта, а потому что я тут одна.
— Он ушел?
— Ну мы его выгнали, поспать то нужно мужику, — смеется, — А то сидел тут на стульчике и за ручку все тебя держал. Ну голубочки прям.
Я впервые прыскаю со смеха, представляя Мота, держащего меня за руку. Эх, если бы это были проявления его чувств ко мне — я была бы самой счастливой. Но он просто испытывает вину. И от этого не легче.
— Так, ладно, сейчас витаминчики докапают, потом перерыв от капельниц. Принесу тебе обед, ну и врач заглянуть должен.
— Спасибо, — киваю ей, — А как вас зовут?
— Анна Павловна меня зови. Все, я упорхала.