Не любовь — страница 20 из 66

Рудинский, едва успев одеться и хлебнуть чайку, в крайнем раздражении понесся к Поляковым. А там тоже приехали гости, дети Лешиной бабушки, и дом наполнился голосами…

Не пробыв в этом балагане и двадцати минут, Леша и Гарик решили, что просто свихнутся, если что-нибудь не предпримут, и тут подоспел Степик. Его просьбу съездить в райцентр они восприняли как спасение. Их даже уговаривать не пришлось. Убравшись из дома, загрузились в машину и покинули деревню.

А девчонки, устав дуться и решив в канун Нового года благосклонно простить ребят, отправились к Поляковым, чтобы предложить мир и обсудить предстоящие гулянья, которые собирались устроить в доме Наташкиной бабушки.

Каково же было их удивление и возмущение, когда они узнали, что ребят, в общем-то, нет. В доме Поляковых даже не представляли, куда те подевались. И только в доме бабы Нины, куда девушки благоразумно заглянули, Мира смогла им поведать, что парни уехали за покупками, но скоро должны вернуться.

Мира предложила девчонкам чаю, и, не обращая внимания на носящихся по дому маму и тетю, они устроились за столом. Маринка и Наташка жаловались Мирославе на ребят, а та слушала, согласно кивала, но мысленно была далеко. С каждой прошедшей минутой, с каждым пройденным часом волнение и напряжение внутри нее возрастали. Она чувствовала, как все колотится внутри и дрожат руки. Сосредоточиться, собраться не получалось. Сколько раз уже она выходила на улицу и стояла, глядя в сторону хутора. Ей хотелось туда. Но она не знала, там ли сейчас Вадим. Вчера он не сказал, что они снова встретятся. Вдруг он уехал? Конечно, он имел право уехать к родным, чтобы в кругу семьи встретить Новый год! А если больше не вернется? И она никогда не увидит его…

Потом появился Степик.

Мире и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. Рудинский ходил по дому, смеялся, шутил с мамой и теткой, рассказывал анекдоты и подначивал свою мать Наташкой, намекая, что не устоит и женится на ней, но в его отношении к Мирославе чувствовалось какое-то напряжение. Возможно, его ощущала одна Мира, говорят же, что на воре и шапка горит, только встретиться взглядом со Степиком не могла. Боясь выдать себя, силилась улыбаться, участвовать в общем разговоре…

Хотелось, чтобы Степик ушел. Впервые общество горячо любимого родственника было ей неприятно, более того, невыносимо.

Он ушел вечером. С девчонками ребята все же помирились. И теперь отвечали за шашлыки. Дома ему, в общем-то, заняться было нечем, а путаться под ногами матери и тетки надоело. Он ушел, пообещав заглянуть ближе к полуночи.

Этот бесконечный день, последний день уходящего года, подходил к концу.

За окном стемнело. В уголке, под иконой, нарядили небольшую сосенку. Баба Нина, утомленная суетой, прилегла отдохнуть, а мама и тетя Надя накрывали на стол.

Выдвинув его на середину комнаты, застелили льняной скатертью и расставили старенькую фаянсовую посуду, разномастные рюмки, из которых собирались пить и шампанское, и водку.


Мира сделала из веток сосны небольшой венок, переплела его старой выцветшей мишурой, привязала несколько потускневших от времени стеклянных шаров, а внутрь вставила небольшой огарок свечи. Получилось очень даже мило. Венок разместили в центре праздничного стола. А дальше пошли всевозможные салаты, закуски, бутерброды и нарезка…

Гостей не ждали. И в гости не собирались.

Поэтому Мира не стала переодеваться во что-то нарядное, оставшись в потертых джинсах, синей водолазке и черной вязаной безрукавке. Она лишь умылась да причесалась, собрав волосы в высокий хвост.

Когда наконец сели за стол, чтобы проводить уходящий год, и тетя Надя разлила шампанское, в дверь тихонько постучали.

Пришла баба Маруся.

Смущенно потоптавшись на пороге, она поздравила всех с наступающим праздником и, наверное, ушла бы, но Тамара и Надя остановили ее. Помогли раздеться и усадили за стол.

Потом прибежал Степик. Поздравил с праздником, который вот-вот наступит, налил сам себе шампанского, чокнулся со всеми, выпил, взял бутерброд и уже с набитым ртом сообщил, что у Поляковых точно такой же стол и собрались все родственники. В том числе тетя Лена и тетя Люда, дочки Лешкиной бабушки. Он только что заходил с парнями поздравить их, хлопнул с ними по рюмке водки. И они, женщины эти, в отличие от матери и тетки, лекции и нравоучения не читали. Тем более в канун Нового года. Они расслабляются вовсю и другим не мешают!

Мама и тетя Надя вспомнили, что дочери Поляковых некогда были не только их одноклассницами и соседками, но еще и лучшими подругами. В общем, они отправили Степика к Поляковым с наказом передать привет Лене и Люде и пригласить обеих в гости…

Степик, махнув всем на прощание рукой, ушел, не пробыв дома и пяти минут.

А у Мирославы сложилось впечатление, что Рудинский приходил только для того, чтобы удостовериться, что она дома.

Мира глотнула шампанского, положила себе кусок курицы и пару ложек оливье. Но есть не хотелось совершенно. Она ковыряла вилкой в салате, почти не прислушиваясь к тому, о чем говорят родные. И вдруг обернулась к окну.

Девушке почудился чей-то пристальный взгляд, как будто оттуда, из-за разрисованного инеем окна, из морозной новогодней ночи кто-то смотрел на нее. Сердце екнуло в груди и заколотилось…

Она отложила вилку и встала из-за стола. Она не могла больше так, не могла быть здесь. Она задыхалась. Ей нужно было на улицу, нужно было на хутор… Может быть, там станет чуточку легче.

Не сказав никому ни слова, Мира обулась, натянула на голову шапку, сдернула с вешалки пуховик и вышла из дома.

Да так и замерла на крыльце.

Усилившийся к ночи мороз осыпал все кругом серебром. Так, словно хотел по-своему украсить новогоднюю ночь. Свет далеких звезд, луны и снега рассеивал темноту ночи, все сверкало и переливалось. Застывшие деревья, заборы, стены дома, входная дверь и крыльцо, на котором она стояла, искрились. И сам воздух как будто тоже мерцал. Как будто сверху чья-то невидимая рука пригоршнями бросала серебро на землю…

Мира, как зачарованная, смотрела, не решаясь сдвинуться с места, потом протянула руку и коснулась теплыми пальцами деревянных перил. Мелкие кристаллики инея тут же растаяли, превратившись в капельки влаги…

Стояла оглушительная тишина, мир словно уснул, замер, затих, и вдруг заскрипел снег под чьими-то ногами…

Мирослава резко обернулась и увидела темный силуэт, показавшийся из-за дома.

Сердце подпрыгнуло в груди. Мира сорвалась с места, сбежала со ступеней и, стремительно преодолев разделяющее расстояние, уткнулась в неподвижную фигуру мужчины.

Он вытащил руки из карманов куртки, собираясь то ли обнять ее, то ли оттолкнуть. Правда, дожидаться этого и выяснять Мира не стала. Резко отшатнулась от него, для пущей убедительности даже отступила на шаг.

— Извини… — забормотала охрипшим, срывающимся голосом. — Извини, я не хотела… Это я просто… — сделав еще шаг назад, споткнулась и чуть не упала в сугроб.

Вадим успел схватить ее за рукав куртки, предотвращая падение.

— Мира, перестань. Все в порядке, — сказал он.

Его голос тоже был охрипшим. И каким-то странно серьезным. Не слышно ни привычной веселости, ни неповторимой нежности. И капюшон все так же надвинут на лицо. Но он был здесь. Он не уехал. Он пришел. Только это имело значение. Только этого было достаточно, чтобы Мира почувствовала себя самой счастливой на свете…

— Что-то случилось? — спросил он.

— Нет… — тряхнула головой девушка, не совсем понимая, что он имеет в виду. — А что?

— У тебя за столом вид был не совсем радостный! Вернее, совсем не радостный! Ты так вяло ковырялась вилкой в салате… — Вадим улыбнулся.

— Откуда ты… — начала девушка и умолкла. — Ты наблюдал за мной?

Не зря ей чудился чей-то взгляд.

— Я ждал, пока ты выйдешь…

— Я думала, ты уехал! Я так хотела, чтобы ты пришел, но поверить в то, что ты останешься в Новый год один на хуторе, было сложно!

— Почему один? Я надеялся, что ты составишь мне компанию. Теперь, когда… В общем, теперь, когда ты все равно уже видела меня, изображать таинственность, встречаться и мерзнуть в лесу бессмысленно. Пойдешь со мной на хутор? — медленно произнес он.

Мира замерла и подняла на него глаза. Свет далеких звезд, луны и снега отражался на ее бледной коже, мерцал в глазах.

— Да, — просто сказала она. — Только маме скажу, что отлучусь на пару часиков! Скажу, что меня позвали в гости…

Она бросилась к дому, торопясь и боясь, что, когда вернется, Вадим исчезнет.

Но он не исчез. Все так же стоял на расчищенной дорожке и посматривал по сторонам. Когда Мирослава вернулась, он молча пропустил ее вперед, и они двинулись к хутору.

Всю дорогу молчали, погрузившись в собственные мысли. Мира чувствовала возрастающее волнение. Снова и снова задавала себе одни и те же вопросы. Почему так запросто шла за ним? Почему так безоговорочно верила? Ведь он мог навредить ей… Мог, да! Много раз, но ни разу не обидел. Она знала его всего несколько дней, видела его глаза, но он все равно был незнакомцем, темной тенью, появляющейся в ночи и быстро исчезающей. Эти короткие встречи, прикосновения, его смех и странный, порой пугающий интерес к ней… Всего этого было слишком мало, чтобы влюбиться по-настоящему, и вместе с тем оказалось достаточно.

Несколько раз споткнувшись, она чуть не падала, но рука Вадима вовремя успевала поддержать ее…

Они прошли заснеженные огороды и луга, речку, лес и вышли на поляну. Маленький домик с белыми ставнями сейчас, в лунном свете, напоминал корабль в бескрайнем море снегов. Домик, в который Мира так стремилась попасть, который понравился ей с первого взгляда.

Вадим открыл калитку, пропуская девушку вперед. Вулкан, выбравшись из будки, залаял, но хозяин прикрикнул на него, и пес спрятался. Поднявшись с Мирой на резное крыльцо, Вадим немного повозился с замком, затем предупредительно распахнул перед девушкой дверь. Из темноты комнаты на нее повеяло теплом, наполненным какими-то незнакомыми ароматами. Так не пахло в доме бабы Нины и у Поляковых, да и у нее дома. Не зря говорят, что каждый дом пахнет по-особому… Здесь пахло хвоей и солнцем, а еще какой-то сухой травой и, безусловно, Вадимом — его парфюмом.