Вадим тоже всего этого не понимал, но у деда любил бывать.
Он любил бревенчатый дом, прогулки по лесу и ловлю рыбы в маленькой речушке, но больше всего — слушать рассказы деда о былом. О том, как дед сам был мальчишкой, о его родителях, о войне, о голоде, о том, как страна возрождалась после военной разрухи. Рассказывал дед и о Старых Дорогах. Рассказывал и вздыхал, не скрывая горечи и обиды, прочно засевшей в сердце.
Дед Максим рассказывал, а внук слушал, слушал и чувствовал, как обида за деда бередит душу, крепко берет за сердце и не отпускает. Мальчик часто представлял, как вырастет и отомстит всем дедовым обидчикам. Тайком от деда, рискуя быть пойманным, паренек часто прокрадывался в деревню, бродил по ночам по улицам, заглядывал в окна, развлекаясь мелкими пакостями. Разрушал шалаш, построенный мальчишками, обрезал «тарзанку» на дереве, опорожнял рыболовные сети, резал их, устраивал хитроумные ловушки на тропинках. И радовался, когда кто-либо из местных в них попадал. Он пугал деревенских старух и, пробираясь во дворы, открывал калитки и сараи, а поутру хозяйки находили свою живность на огородах или где-нибудь за деревней. Он был счастлив, когда получалось досадить им, но вместе с тем ему хотелось стать частью компании деревенской детворы. В райцентре были приятели, но куда больше манило вместе с деревенскими мальчишками бегать по лесу, играя в «казаков-разбойников» и в войнушку, соревноваться в стрельбе из рогатки, сидеть у костра до утра, строить зимой снежные крепости, кататься гурьбой с горки, прыгать с «тарзанки». Но, подобно своим братьям, Вадим так и не рискнул открыто войти в деревню. А однажды, видимо догадавшись, кто развлекается мелкопакостничеством в деревне, его выловили. Мальчишки сильно побили Вадима, хоть и были младше. Они взяли верх количеством, а в заводилах у них оказались Степик и Леша Поляков. Тогда же они разорили и дедову пасеку — страсть его и гордость.
К давнишним обидам деда прибавились собственные. Желание отомстить навсегда укоренилось в мыслях Вадима. Отомстить за всех, кто когда-либо жил на хуторе…
…На мгновение взгляды молодых людей встретились. Мира смотрела на Вадима прямо и открыто. Он не смог вынести ее взгляда, вспомнив о своем плане мести, и отвел глаза.
— Почему ты приходил в деревню? — спросила девушка.
— Разве твой брат тебе не рассказывал?
— Рассказывал, но я хочу, чтобы и ты рассказал!
— Знаешь, что я там устраивал?
— Знаю. По большому счету, мальчишки заслуживали…
— Нет, — Вадим криво улыбнулся. — На самом деле я завидовал. Я наблюдал, как они играли в лесу, как ловили рыбу и сидели у костра, бренча на гитаре, всего лишь наблюдал. Но хотел быть с ними и понимал, что никогда и ни за что они не примут меня в свою компанию. Я хотел дружить с ними и знал, что этого не будет. Вот за это и мстил им. А они потом отомстили мне.
— Хочешь, я буду с тобой дружить? — сказала Мира и отважно протянула руку Вадиму.
Мужчина взял ее ладонь в свою и осторожно сжал.
— Хочу! — сказал он и не сразу отпустил ее руку. — Чай, наверное, уже остыл. Подлить кипятка?
— Нет, не надо! Мне нормально! — улыбнулась она.
Вадим отпустил ее руку, и девушка теперь не знала, куда ее деть.
Обхватив обеими руками чашку, поднесла ее к губам и стала пить чай.
— Тебе вчера не влетело? — спросил Вадим, подливая себе кипятка.
— Ну, как сказать… Почти нет. Степик нашел на речке мои рукавички.
— И мой шарф.
Девушка подняла на мужчину глаза.
— Да, я его тоже оставил на речке. Когда вытащил из воды тебя, было не до мелочей. Он обо всем догадался?
— Нет… То есть, я не знаю. Меня искали, нашли у бабы Маруси. Я сказала, что провела у нее весь день, но, скорее всего, Степик не поверил. Однако это не важно… — поспешно заверила Мира, хотя на самом деле оба знали, что важно.
— Мира… — тяжело вздохнул Вадим.
— А расскажи мне, чем ты занимался вчера вечером, да и сегодня тоже… — перебила его девушка, страшась, что он скажет ей, что им лучше больше не встречаться, и проводит домой.
Вадим улыбнулся.
— Ну чем я мог заниматься здесь один? Читал, сидел у печки, потом прошелся немного, выгулял Вулкана. Готовил себе обед… — перечислил он.
«Думал о тебе, — мысленно добавил. — Все время думал о тебе».
— А к нам с утра гости приехали. Моя мама и тетя Надя, мама Степика. И такой переполох устроили, представляешь, забыли купить майонез! И все, катастрофа! Степику пришлось ехать в райцентр…
— А кто из тех двух женщин, что сидели за столом, твоя мать? — спросил Вадим.
— Моя мама та, что со светлыми волосами. А другая — тетя.
— Ты похожа на свою мать и вместе с тем совсем другая! — заметил он.
— У нас говорят, что я вообще ни на кого не похожа!
— А чем твои родители занимаются?
— Папа — тракторист, мама — в строительной бригаде при колхозе. Они выпивают, — неожиданно добавила девушка. Хоть и не собиралась. Она никогда и никому не рассказывала этого. Даже бабушке. Мира стыдилась порока родителей, словно он коснулся и ее. А ведь ей так хотелось, чтобы у нее все было так же, как у всех. Ей казалось, что, если она будет об этом молчать, не станет ни с кем обсуждать, все как-нибудь утрясется, уляжется, все будет хорошо.
— Выпивают? — удивленно вскинул брови Вадим. — А кто в наше время не выпивает? В праздники, в компании друзей… Они взрослые люди, не чай же им пить… — он выразительно покосился на чашки, что стояли перед ним, и улыбнулся.
Но Мира в ответ не улыбнулась.
— Нет, ты не понял. И в праздники, и с друзьями, после работы, каждый день, через день. Знаешь, как это бывает в колхозах? Продали что-то, а расплачиваются в таких случаях всегда спиртным. У мамы на работе многие женщины выпивают. А потом она приходит домой пьяная. Очень пьяная, совершенно невменяемая, не похожая на себя. Начинает нести какую-то околесицу. А глаза у нее при этом стеклянные, ничего не выражающие… Она превращается в другого человека, злоязычного, жестокого, безумного. А потом начинают выяснять отношения и скандалить. Они с папой страшно ругаются, порой даже дерутся. И я все время боюсь, что однажды папа покалечит маму, а то и вовсе убьет.
Боль отразилась на Мирином лице, и Вадим почувствовал, как от непривычной для него жалости сжалось сердце.
— Иногда я пытаюсь их успокоить, вмешаться, но они меня не слышат, слишком увлеченные пьяными разборками. Потом утром я прошу маму не пить, она обещает, конечно, но ненадолго. Проходит день-другой, и все повторяется опять… Они катятся в пропасть, и я боюсь, что остановить это падение невозможно. Мне кажется, и это самое ужасное, в выпивке они находят какое-то удовольствие, некий смысл, который потеряла их жизнь… — голос девушки дрожал и срывался. Спазмы сдавливали горло, но глаза оставались сухи.
Говорить было трудно, но еще труднее с такой проблемой жить. Эта боль терзала Миру не один год, но только сейчас, с Вадимом, она смогла выплеснуть ее.
Мужчина тяжело вздохнул.
— Мира, но какой же смысл они могут находить в водке, если у них есть ты? Ты смысл их жизни! У тебя еще есть братья или сестры?
Девушка покачала головой.
— Только Степик. Но даже ему я не могу всего рассказать. Родственники ни о чем не подозревают, бабушка, кажется, догадывается, но каждый раз я уверяю ее, что у нас все в порядке. Я не хочу тревожить ее, у нее слабое сердце.
— Может, лучше сказать родным? Возможно, общими усилиями вы справитесь с проблемой. Можно ведь их закодировать. Я знаю людей, которые, прибегнув к подобной процедуре, не пьют совсем и их даже не тянет.
— Что ты! Мои на это не пойдут! Они не признают себя алкоголиками. Они не понимают, не осознают… И считают тот образ жизни, который ведут, вполне приемлемым. Нет, они не алкоголики, просто любят выпить. Они же работают, их уважают, зачем им кодироваться?
— Мира, потерпи еще немного! Вот окончишь школу, поступишь куда-нибудь, уедешь и начнешь новую жизнь… А родители пусть со своей жизнью разбираются сами. Если им плевать, что ты страдаешь, значит, и тебе незачем все принимать близко к сердцу. Ты ничего не изменишь. Они взрослые люди…
Девушка невесело улыбнулась.
— Знать бы еще, кем бы мне хотелось стать… — вздохнула она.
— Что, совсем никаких предпочтений?
Мирослава тряхнула головой.
— Ну, ничего. Время у тебя есть.
— А если никем не хочется быть? Вот просто совсем…
— Так не бывает! — Вадим улыбнулся и глотнул чаю, о котором забыл, слушая Миру.
— Бывает. У нас в классе только несколько человек точно знают, кем хотят видеть себя в будущем, остальные же… Остальным лишь бы пойти куда-нибудь, чтобы после школы не сидеть дома. Потому что для выпускника ничего хуже этого и быть не может! Вот что ты делал после школы?
— В университете учился.
— Да? — несколько разочарованно протянула девушка.
— Да! — все так же улыбаясь, кивнул он. — Ну, что? Ты согрелась немного? — спросил, отодвигая чашку с недопитым чаем.
Мира отодвинула и свою, почти пустую.
— Я уже надоела тебе? Мне пора домой? — как-то сразу поникнув, спросила она.
Вадим рассмеялся.
— Конечно, нет, просто…
Он не мог сказать ей, что ему приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы просто сидеть рядом с ней, просто слушать ее, просто смеяться…
Близкое присутствие этой девушки, нежной и невинной, такой необыкновенной, как лесная нимфа, и вместе с тем такой реальной, сводило с ума. Его тянуло к ней. Тянуло так, как мужчину тянет к женщине, и он забывал, что она еще школьница, ребенок. Ему до темноты в глазах хотелось ее и чтобы время остановилось, чтобы они навсегда остались в этом домике, затерявшись среди зимы…
Вадим никогда не испытывал подобного. Любовь ли это была, та самая, которую ему так и не удалось изведать? Страсть, внезапно обрушившаяся? Физическое притяжение? Или наваждение, которое не проходило?
Увидев ее впервые, узнав, кто она, столкнувшись с ней на хуторе, он решил, что…