Рыдая навзрыд, девушка осела на пол.
Прошло немного времени, дверь в сени открылась. Мира отвернулась, не желая, чтобы бабушка видела ее лицо.
— Міра, унучачка мая! — всплеснула руками баба Нина. — Ды што ж гэта такое! Ды што ж гэта робіцца! Што з вамі парабілася? Дзе Сцяпан? Чаго ты тут? — схватившись за голову, причитала старушка.
Мира плакала, всхлипывая, и не могла произнести ни слова.
Бабе Нине с трудом удалось поднять ее на ноги и увести из холодных сеней в дом. Уложив внучку на кровать, старушка разула ее, укрыла, все время причитая и качая головой. Она, конечно, ничего не понимала, была потрясена и испугана и не знала, что делать и куда бежать. И все же поверить в то, что произошло нечто по-настоящему страшное, не могла. Внуки повздорили между собой, Степик небось погорячился, может, выпивши был. Но он вернется, успокоится, и все снова будет в порядке…
Мира плакала и не могла успокоиться. И лежать не могла. Ей надо бежать! Бежать на хутор, к Вадиму! Ей надо быть с ним! От тревоги и ужасного предчувствия беды болело сердце, разрывалось на части, не давая дышать… Степик и его дружки что-то обязательно натворят! Эти самовлюбленные болваны ни за что не простят Вадиму своего поражения! И не поверят, что в его действиях не было никакого зла! Им невдомек, что она не сможет уже жить без Вадима, раз и навсегда подарив ему свое сердце, свою душу, свое тело.
Мира корчилась в постели, словно ее истязали тысячи раскаленных ножей, от отчаяния, боли и невозможности помешать, остановить…
Она не могла бежать! Она была заперта, и все, что ей оставалось, это терзаться в неизвестности и ждать…
Когда-нибудь Степик вернется…
Он вернулся, когда совсем рассвело.
Бабушка, растопив печь, ворчала на кухне, сердясь на внука. А Мира, притихнув, обессиленная и опустошенная, лежала на кровати и воспаленными глазами смотрела прямо перед собой.
Но как только хлопнула входная дверь и послышались голоса, тотчас же вскочила и выбежала в переднюю комнату.
Степик пришел не один. Поляков и Юрьев тоже были с ним.
Баба Нина ворчала на Степика, одновременно накрывая на стол к завтраку, потом вышла на улицу. Мира, намереваясь последовать за ней, сдернула с вешалки куртку, схватила ботинки и метнулась к двери. Рудинский не позволил ей сбежать. Перехватив ее у двери, с силой выдернул из рук куртку и ботинки, передал их Гарику.
— Угомонись! — процедил сквозь зубы и заставил девушку сесть на лавку. — Давай ешь и начинай собираться! Вечерним рейсом ты едешь домой!
— Я никуда не поеду! — упрямо сказала Мирослава. — Никуда не поеду, пока не схожу на хутор и не увижусь с ним!
— Ты уже находилась на хутор, хватит! Тебе нечего там делать! И тебя никто там не ждет! Хутор пуст! Твой любовник смылся! — отчеканил Степик.
— Что вы с ним сделали? — с отчаянием в голосе воскликнула Мира, приподнимаясь с лавки.
Гарик, плотно сжав губы, отвернулся к печи. Леша опустил глаза.
— Не поверишь, ничего мы с ним не делали! — усмехнувшись, продолжил Степик. — Он смылся, ты слышишь меня? Осуществил свой план и растворился в небытии, удовлетворив свое самолюбие! Ты поедешь домой, Мира! Поедешь, даже если мне придется силой тебя затащить в автобус! Честно говоря, меня тошнит уже от твоего убитого вида!
Засунув руки в карманы джинсов, он отвернулся от девушки.
— Отпусти меня, — прошептала Мирослава, не желая верить брату.
— Нет, — сказал тот. — И не забывай, у бабушки здоровье не железное, так что давай без истерик и сцен. Скажешь, что тебе нужно домой, соберешься и поедешь. Мы проводим тебя на остановку! Ты же понимаешь, если она узнает о хуторе и о том, что ты натворила… последствия могут быть самые плачевные! А я догадываюсь, что ради этого урода ты спокойно пожертвуешь и бабушкой, и чем или кем угодно, но я не позволю тебе натворить больше, чем ты уже натворила! Бабушка идет! Садись и ешь! — приказал Степик и тоже сел за стол, пододвигая тарелку с дымящейся картошкой.
Кутаясь в старенький платок, в дом вошла баба Нина.
— Ну і мароз, ну і мароз! — посетовала она. — Да Хрышчэння яшчэ дзве нядзелі, а такія маразы! Кажуць, будуць яшчэ большыя! Ну, што вы тут? Памірыліся? — спросила, внимательно вглядываясь в лица ребят. — Сцяпан, ты чаго гэта зачыніў нас з Мірай? І чаго яна так галасіла? Вы мне, хлопцы, глядзіце, унучку маю я вам абіжаць не дам!
Мира подняла к бабушке глаза, но Степик, перехватив ее взгляд, приподнял брови, безмолвно предупреждая молчать, и Мира тут же сникла.
Странен и бесконечен был этот день.
Как будто свет и тьма столкнулись в нем, как будто черное и белое вступили в противостояние. За окном все искрилось в серебре. Бесконечным и бездонным казалось синее небо, ослепительно играло солнце. А в доме, где угнетающая тишина и напряжение сводили с ума, было тоскливо и печально. Каждая минута казалась вечностью и, уходя, что-то уносила, отдаляла, отбирала…
Мира сидела у окна уже не один час. Сидела неподвижно, глядя вдаль, но ничего не видела перед собой. Бабушка, узнав, что внучка уезжает так неожиданно и внезапно, разволновалась, но возражать не стала, понимая, что скоро каникулы закончатся, а Мире, возможно, и дома хотелось побыть, и подружек навестить…
Под неусыпным взором Степика Мира собрала сумку. Гарик и Степик, после обеда посовещавшись о чем-то в сенях, ушли, оставив Полякова ее сторожить. Их присутствие девушке было невыносимо, но лучше уж терпеть их рядом, чем знать, что они где-то возле хутора поджидают Вадима. Мира ни на секунду не поверила в то, что он покинул хутор, сколько бы об этом ни твердили ребята. Он будет ждать ее сегодня, он обещал. Как заклинание, девушка повторяла про себя это снова и снова и молила Бога о возможности выбраться отсюда, сбежать…
Миновал полдень, солнце огненным шаром стало клониться к горизонту, сумерки сгустились, баба Нина завозилась у грубки, разводя огонь.
Отчаяние овладевало Мирой, вытесняя слабую надежду, не дающую сломаться. «Господи…» — подняла девушка глаза к потолку в немой мольбе.
Хлопнула входная дверь.
Послышались торопливые шаги в сенях…
Вместе с холодным воздухом в дом влетела баба Маруся со сбившимся на затылке платком, без полушубка, в вечных резиновых сапогах и с каким-то странно перекошенным лицом. Она задыхалась, видно было, что торопилась очень, почти бежала, поэтому не сразу смогла заговорить, открывала рот, тяжело дыша, и указывала куда-то пальцем…
Мира на мгновение глянула в ее сторону и снова отвернулась. Ее не интересовали проблемы пожилой женщины…
— Хутар… гарыць… — наконец смогла произнести та.
Мирослава медленно обернулась. Поляков увидел в ее глазах черные, непроглядные озера нечеловеческого ужаса и почувствовал, как по спине побежали мурашки, но прежде чем он успел вскочить со стула и удержать девушку, она сорвалась с места, метнулась к двери и, как была, без шапки и куртки, бросилась во двор.
Выбежав за калитку на огород, Мира заметила, как над лесом клубами валит черный дым.
Хутор не горел, хутор уже полыхал, как факел! И там был Вадим! Вадим, который, не подозревая о преступных планах Степика и его дружков, ждал Миру. Они решили действовать наверняка, стерев с лица земли и хутор, и его хозяина…
Мира бежала, не разбирая дороги и не видя ничего вокруг. Она не чувствовала холода и вряд ли осознавала, что на улице зима. Она спотыкалась, падала, катилась кубарем вниз, потом карабкалась вверх и снова бежала к хутору. К Вадиму. Господь Бог не мог быть так суров. Он не мог, подарив ей счастье, тут же отобрать его навсегда!..
Только бы он жил! Господи, только бы он был жив! Она не сможет жить без него! Уже нет!
Мирославе иногда казалось, что кто-то кричит, зовет ее, она останавливалась, оглядывалась, но никого не видела и продолжала бег…
Лес закончился, жар ударил Мире в лицо. На мгновение ослепленная пламенем, девушка остановилась, зажмурилась, даже закрыла лицо руками, испугавшись развернувшейся картины. Вся мощь пожара, гул и треск пламени обрушились на нее, сквозь него доносились какие-то голоса, крики и вой Вулкана, который остался там, за забором, и спасти которого возможности не представлялось.
Отняв руки от лица, Мира сделала несколько шагов к пожарищу. Какие-то темные тени мелькали впереди и вокруг…
Мира побежала к ним, схватила кого-то за руку, заглянула в чье-то лицо, отшатнулась, снова побежала…
— Вадим! — что есть силы закричала. — Вадим! Вадим! — кричала она снова и снова, стараясь перекричать рев огня.
Однако никто не отозвался, даже головы никто не повернул в ее сторону, будто ее и не было.
Народу становилось все больше. Старики и молодежь со Старых Дорог спешили к хутору, толпились кучками, безмолвно глядя на то, как быстро пламя уничтожает маленький домик с резными ставенками, превращая его в груду тлеющих головешек.
В отчаянии мечась среди людей и не видя лиц, Мира чувствовала, что все напрасно, напрасны и ее безумные надежды. Вадима больше нет. Он остался там, в бушующем огне… Не зря так ужасно выл волк. Видно, к смерти он выл!
Остановившись и согнувшись пополам, Мира пыталась унять разрастающуюся в груди боль. Сознание туманилось.
Подняв глаза, она смотрела на пожар, не мигая, как зачарованная, зная, что без Вадима не проживет ни дня.
Выпрямившись, девушка шагнула вперед, к огню. Кто-то схватил ее за руку. Дернувшись, Мирослава обернулась, будто в тумане, увидела лицо Степика. Из-за слез, беспрестанно катившихся из глаз, но которых Мира не замечала, лицо брата казалось размытым и странным. Оно почему-то то отдалялось от нее, то приближалось. Это лицо олицетворяло собой все ее несчастья.
— Мира! — крикнул Степик и потянул ее куда-то за собой. — Немедленно идем домой! Хватит уже устраивать спектакль! Все и так в курсе, отчего ты здесь носишься, как безумная, без куртки и шапки!
Кто-то набросил ей на плечи куртку. Она не сомневалась, что этот кто-то — друг Степика. Никого из них видеть она не могла и не хотела. Они хладнокровно убили Вадима, а значит, и ее.