Он вошел в гостиную, подошел к эркеру и присел на свободный стул. Несколько минут молча смотрел на темные окна соседних домов, потом повернулся к Мире.
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил.
— Нет. Уже нет! Я приняла лекарства! — поспешно ответила она. — Просто не спится. Я посижу еще немного и лягу. Ты не волнуйся за меня, ложись! Тебе ведь завтра на работу!
Поляков кивнул, но остался сидеть на стуле, глядя прямо перед собой.
— Мира, знаешь, чего я все время боюсь? — неожиданно снова заговорил он. — Я боюсь, что ты исчезнешь.
— То есть умру? — спросила девушка.
— Нет, просто уйдешь и больше не вернешься! Я возвращаюсь с работы и боюсь, что тебя не окажется в квартире. Я просыпаюсь среди ночи и боюсь не увидеть тебя рядом. Мне все время кажется, что ты со мной временно. Тебя ничего не держит здесь, и, уходя, ты даже не обернешься…
— А зачем мне уходить? Да и куда? К тому же мы женаты!
— Для тебя это имеет хоть какое-то значение? — спросил Поляков, и в его словах Мира услышала горечь.
— Но ты ведь не принуждал меня выходить за тебя! Я сама согласилась. А значит, я согласилась прожить эту жизнь с тобой до конца! Столько, сколько будет отмерено Богом. В любом случае, с моим сердцем я умру раньше тебя! — спокойно и бесстрастно ответила она.
Соскользнув со стула, Леша присел перед девушкой на корточки и, потянувшись к ее ладоням, сжал их в своих руках.
— Ты же знаешь, я не позволю этому случиться! Я сделаю все возможное и невозможное для того, чтобы ты прожила долгую и счастливую жизнь! — порывисто произнес Поляков и, поднеся ее ладонь к лицу, прижался к ней щекой.
— Я знаю, — сказала девушка. — Леша, я хочу пойти работать! — помолчав немного, добавила. — Я знаю все, что ты можешь мне сейчас сказать, но не могу больше сидеть дома. Я могла бы работать официанткой и могла бы пойти на языковые курсы. Я неплохо себя чувствую и знаю, что справлюсь! Возможно, я и не заработаю кучу денег, но хочу заработать их сама.
Не отнимая ее ладоней, Поляков поднял голову и посмотрел в лицо жены, светлым пятном выделяющееся в темноте.
— Я думал, ты захочешь пойти учиться…
— Я не знаю ни чешского, ни английского, а немецкий балла на три, не больше. Возможно, пройдет пара лет и я захочу учиться, но пока такого желания я не испытываю.
— Мира, работа официантки нелегка. Да и публика в заведениях Праги бывает разная. С твоим сердцем…
— Леша, — перебила его девушка.
— Мира, послушай, при устройстве на работу официанткой могут возникнуть проблемы. Работодатели придирчиво относятся к здоровью нанимаемого работника. Никому не захочется брать на себя ответственность. А вдруг с тобой что-то случится? Здесь, в Чехии, с этим строго. Тебе нужна другая работа, не такая тяжелая, спокойная… Почему бы тебе пока не выбрать себе какие-нибудь курсы? Давай ты поучишь язык, осмотришься, а потом…
— Ладно, только давай не будем тянуть с этим! Давай уже завтра я пойду на курсы языка! Не хочу больше сидеть дома и бесцельно бродить по городу! Хочу чем-нибудь заняться… — решительно произнесла Мира.
— Тебе в самом деле этого хочется? Тебе ведь совершенно не обязательно работать…
— Стать домохозяйкой? — усмехнулась девушка.
— Нет, жить в свое удовольствие!
— Я так не умею! — ответила Мира.
И ничего не сказала Леше об Ире Войде.
Глава 18
Прошло десять лет…
С трудом припарковав маленькое авто на запруженной машинами парковке у площади, Мирослава вышла из машины, захлопнула дверцу, пликнула сигнализацией и неторопливо пошла вперед, цокая каблучками по мостовой. Петляя между фасадами старинных домов, минуя узенькую улочку, она вышла на площадь и смешалась с толпой туристов. Девушка любила здесь бывать. Ее, как и десять лет назад, завораживало зрелище Астрономических часов, она часто бывала в храме перед Тыном, интерьер которого считался одним из самых богатых и красивых в Праге. Именно отсюда начинались конные прогулки по Праге. Лавочки, рестораны, кафешки, магазинчики, палатки и киоски, торгующие всякой всячиной, окружали площадь. Площадь была огромной, и на ней всегда толпилось много народу, ведь она являлась историческим центром Старого города. Мира шла вперед, размахивая маленькой сумочкой. Легкий ветерок трепал ее белокурые волосы.
Время близилось к вечеру, но июльские сумерки не торопились опуститься на город и небо над головой оставалось синим-синим. Мире иногда казалось, что только в Праге оно имеет такой яркий, насыщенный цвет.
Девушка жила по другую сторону Карлова моста, но здесь бывала часто. В одной из узких улочек, примыкающих к площади, в старинном доме помещалось кафе, в котором трудились Ирина Войде и ее подруга Леся. Настя, как и предполагала когда-то Ира, уехав в Россию, назад не вернулась. Родители сделали все возможное, чтобы удержать дочь дома, и она осталась… Мира тогда очень хотела занять ее место, но вышло все по-другому…
— Мира! — услышала девушка громкий окрик и обернулась.
Вынырнув из арки, ведущей в очередной дворик или улочку, ей навстречу бежала Ирина. Белокурые кудряшки развевал ветер, как и короткое шифоновое платьице, перехваченное атласной лентой.
Войде махнула ей рукой, и Мира, улыбнувшись, ответила тем же.
Обнявшись, девушки обменялись поцелуями. Ира, конечно же, оставила на щеках Миры след от вишневой помады, которую обожала, и сама же его стерла.
— Привет, дорогая! Ух, я думала, этот день никогда не закончится! Ну что, идем в «наше» кафе?
«Наше» кафе — это уличная кафешка под тентом, огороженная деревянными кадками с разноцветным буйством петуний и украшенная тонким ажуром кованых фонарей, с удобными столиками и плетеными креслами. Здесь подавали вкуснейшее мороженое со свежими ягодами и фруктами и кофе с пенкой, их девушки обожали. Да и кухня считалась неплохой. Мира и Ирина часто сиживали здесь или, как в их первую встречу, спускались на Кампу. В Праге вообще насчитывается великое множество уютных местечек, где можно приятно посидеть, отдохнуть, поговорить. Как-то не принято у чехов встречаться в квартирах, и подруги эту традицию у них переняли. К тому же Мирин муж был дома, а он не особенно жаловал Войде, впрочем, взаимно. Ира же жила с Леськой и еще одной девушкой, и стеснять их своим приходом Мирославе не хотелось.
Проходившие мимо мужчины оборачивались и провожали их взглядами, по достоинству оценивая плавную уверенную походку и стройные ножки, до невозможности удлиненные высокими каблуками, короткие облегающие платьица и белокурые шелковистые волосы, в которых отражались блики света. Ирина смеялась, поражая мужчин ослепительной улыбкой и синевой прекрасных глаз, а Мира лишь сдержанно улыбалась, наблюдая реакцию прохожих. Своей легкостью, почти детским озорством и кукольной внешностью Ира Войде сражала мужчин наповал, и, может быть, на ее фоне Мирослава казалась еще более сдержанной, серьезной, неулыбчивой…
Стоило лишь взглянуть в лицо Миры, красивое, непроницаемое, задумчивое, чтобы понять, как далека она от озорства. За десять лет жизни в Праге желающих познакомиться с девушкой было хоть отбавляй. Но тех, кто все же осмеливался подойти, заговорить с ней и попросить телефон, были единицы. Что-то было в ее глазах такое, что останавливало мужчин. Они смотрели на нее издалека и чаще всего задавались одним и тем же вопросом: «Неужели эта красивая девушка совсем не умеет улыбаться?..»
В этой неприступной, уверенной в себе, ухоженной блондинке с трудом можно было узнать прежнюю девочку Миру, которая десять лет назад покинула Беларусь, оборвав все связи с родными и воспоминаниями, и приехала в Чехию, чтобы начать новую жизнь.
От той сломанной жизнью девочки почти ничего не осталось. Прожитые годы придали ей зрелости и внутренней силы. Сдержанность характера и уверенность в себе, которую она обрела уже здесь, добавили ее облику некоторой высокомерности. В совершенстве владея английским и чешским языками, она чаще всего и разговаривала на одном из них, с едва заметным русским акцентом.
Когда-то, стоя у Карлова моста, Мира чувствовала, что не сможет прижиться здесь: уж слишком тяжел был груз, тянувший ее обратно в прошлое. Так она думала до знакомства с Ирой Войде, вследствие чего смогла оставить прошлое и начать другую жизнь, новую.
Иногда девушка задумывалась, какой бы стала ее жизнь без Ирины, Леси, их многочисленных друзей и знакомых, старой сувенирной лавки, куда устроилась работать, окончив курсы продавца-консультанта. И пусть за прошедшие годы по-настоящему сблизиться с людьми Мира не смогла, не смогла даже Ире рассказать, что случилось с ней в семнадцать лет и вообще о прежней жизни, не это было важным. Она стала мерить жизнь их мерками, доверяя им больше, чем себе…
Было время, когда Мира не смотрела на витрины модных магазинов, теперь же знала их все. Когда-то такое понятие, как «маникюр», понимался ею как аккуратно подстриженные ногти, теперь стал целым ритуалом, и его конечный результат — ухоженные руки и ногти. Раз в месяц Мира стабильно посещала салон красоты, где подкрашивали, подстригали и укладывали в модную прическу волосы, и spa-салон. Да и бриллианты, вкрапленные в белое золото, которыми любил побаловать Миру муж, уже не казались девушке чем-то особенным. Несколько лет назад она окончила курсы вождения и Поляков, который к тому времени уже стал начальником отдела программирования в корпорации, подарил ей маленькое «Пежо» цвета мокрого асфальта. Раз в год, в отпуск, она ездила на море с мужем, а уж с Ириной где только не побывала. Войде, не теряя надежды все же заполучить жениха-миллионера, таскала Миру и в Карловы Вары, и на многочисленные горнолыжные курорты. Богатые красавцы отчего-то пока не торопились бросить к красивым ножкам Ирины свои сердца и деньги, зато за эти годы она вполне смогла насладиться красотами и бьющей через край роскошью самых престижных горнолыжных курортов Чехии.
Десять лет пролетели как одно мгновение, и сейчас, оглядываясь назад, Мирослава даже поверить не могла, что прошло столько времени. Эти годы не были богаты на какие-то особые события, разве что Миру изменили совершенно.