Сжимая в руках ремешок сумочки, и она походила на сомнамбулу.
Приуменьшив опасность, Леша, как и все время, снова пытался уберечь ее, оградить, не испортить ей отпуск, оттягивая неизбежное. Зная о ее больном сердце, он не хотел, чтобы она волновалась, а сам…
Мира сжимала-разжимала пальцы, пытаясь убедить себя, что с ним на самом деле не случилось ничего страшного. Ну, возможно, у него гастрит или какое-то обострение, но сейчас ведь подобные болезни не являются чем-то ужасным, они лечатся и люди живут потом много лет. Однако, сколько бы девушка ни пыталась убедить себя, вселить уверенность и надежду, перед глазами стояло лицо мужа, усталое, похудевшее, изможденное, больное…
Когда медсестра тихонько постучала в палату, в которой лежал Леша, и открыла перед Мирой дверь, ей показалось: еще чуть-чуть и она лишится чувств. С трудом переступив порог, девушка остановилась и взглянула туда, где в окружении аппаратов и трубок, укрытый простыней, лежал муж. Человек, который всего две недели назад улыбался ей, обнимал, целовал. Человек, который одним своим присутствием дарил ей целый мир, мир, который теперь, пошатнувшись, мог рухнуть в любой момент. Мирославе хватило одного взгляда, чтобы понять: не гастрит у него и даже не язва. На самом деле он болен куда серьезней, чем она может предположить. Не бывает у здорового человека земляного цвета лицо. И глаза не могут быть такими запавшими, обведенными багровыми кругами. Запекшиеся, потрескавшиеся губы и щетина яснее любых слов говорили о том, что все очень серьезно…
Медсестра улыбнулась ей и предложила присесть, но девушка все стояла и смотрела на мужа, не в состоянии поверить, что происходящее — реальность.
Медсестра ушла. Мира сделала маленький шажок по направлению к кровати, на которой лежал Леша, за ним другой и оказалась рядом с ним. Поляков спал, скорее всего, пребывая под действием какого-то лекарства. Остановившись у кровати, Мира опустилась на корточки, положила руки на край постели и стала смотреть на монитор, где тонкой изгибающейся линией билось сердце Леши. Попискивал аппарат, размеренно капало лекарство в капельнице, что-то чуть слышно жужжало. Глядя на монитор, Мира никак не могла осознать и постичь, как же так случилось, что из совершенно здорового человека, каким ее муж был еще совсем недавно, он превратился в больного, прикованного к постели. Это казалось невероятным, не вмещалось в сознании, и Мира отказывалась этому верить…
Время шло, текли минуты, Леша оставался таким же неподвижным. Мира, у которой затекли ноги, собралась было выйти из палаты и позвать медсестру, но вдруг увидела, как дрогнула рука мужа, лежавшая поверх простыни. Пальцы зашевелились, стали шарить по поверхности, будто пытаясь что-то отыскать. Мира не сводила с них глаз, а потом осторожно коснулась рукой, нерешительно, легонько, словно боясь причинить боль, и ужаснулась тому, какими холодными они были.
Подняв глаза, она взглянула в Лешино лицо, увидела, как дрогнули его ресницы. Казалось, чтобы открыть глаза, Леше пришлось приложить неимоверные усилия. Взгляд его не сразу сфокусировался на ее лице. Но по тому, как дрогнули его пальцы в ее ладони, она поняла: он узнал ее.
Слезы навернулись на глаза и покатились по щекам, сдерживать их у Миры не было сил, опустившись на колени, она сжала ладонь мужа обеими руками и прижалась к ней щекой.
— Мира, — чуть слышно прошелестели губы Полякова. — Мира, — снова позвал он.
Девушка заставила себя оторвать лицо от его ладони и поднять голову.
— Леша, ты ведь не оставишь меня, нет? — сдавленно прошептала она. — Помнишь, ты обещал, что не оставишь меня. Это ведь я, я должна уйти раньше, а не ты, ты проживешь еще много-много лет! — слезы градом катились по лицу, но она не обращала на них внимания. Сердце разрывалась от боли, и она знала, что не может потерять Алексея. Ведь он все, что есть у нее в этом мире. И пусть осознание этого пришло только сейчас, она всегда понимала, что без него не выжила бы. Он спас ее, вытащил из пропасти, и сейчас, глядя в его лицо, Мирослава чувствовала, как снова падает туда, теряя почву под ногами. Он ведь стал ее мечом и щитом, ее утешением и защитой, а она была так холодна, пренебрегая им и отталкивая его все время, заставляя чувствовать вину перед ней. Все эти годы он жил с постоянным чувством вины и принимал ее, как данность. Он ведь любил жену и каждую минуту знал, что безразличен ей.
Мира зажала рот рукой, чтобы не закричать.
Она тоже любила его, пусть понимание этого и пришло очень поздно, она давно его любила и не могла позволить ему уйти.
— Мира, — снова позвал Леша.
Девушка лишь кивнула в ответ.
— Я не хотел, чтобы ты видела меня в таком состоянии… — медленно и тихо, с трудом выговаривая слова, заговорил он. — Я сдержу свое обещание и не оставлю тебя… Просто мне только вчера сделали операцию, я еще не отошел от наркоза… Я не хотел тебя пугать… Проблемы с желудком… Все будет хорошо, родная, все будет хорошо… — шептал он.
Мира согласно кивала, пытаясь улыбнуться, но губы не слушались, кривясь в судорожной гримасе.
— Я люблю тебя! — сказала она, прижимая к губам Лешину ладонь. — Я люблю тебя и не оставлю тебя!
Поляков силился улыбнуться, но видно было, что дается ему это с трудом.
Пришла медсестра и попросила Миру уйти. Больному еще не положены длительные свидания, да и волнения любые противопоказаны. Пообещав прийти завтра, Мира покинула палату и вышла в коридор. Медсестра задержалась в палате, но когда она вышла, девушка остановила ее.
— Скажите, пожалуйста, что с моим мужем? Он поправится? — спросила.
Медсестра посмотрела Мире в лицо, бледное, заплаканное, искаженное болью и страхом, усадила ее на скамью в коридоре, принесла стакан воды и почти насильно заставила Миру выпить.
— Вы уж мужайтесь, милая! — сказала она, коснувшись Мириной руки. — Но случай безнадежный. У вашего мужа онкология желудка. Причем болезнь зашла так далеко, что врачи оказались бессильны. У него пошли метастазы. Вчера его прооперировали, но сделать что-либо уже невозможно. Мы, конечно, постараемся продлить его жизнь, ведь он молод и…
— Он умрет? — потрясенно произнесла Мира.
Медсестра молча кивнула.
Мира не помнила, как в тот день добралась до дома, как вошла в квартиру, как опустилась на пол прихожей. Сердце разрывалось на части, болела душа. В квартире медленно сгущались летние сумерки. Где-то в сумке вибрировал мобильный телефон, да и домашний не смолкал, но девушка не могла заставить себя встать и взять трубку, она не могла и не хотела ни с кем разговаривать, кого-то слушать, что-то отвечать. Не хотела, даже если звонила Ира. Ей никто не нужен был, только Леша. Оглядываясь назад, Мира с отчаянием осознавала, если бы можно было повернуть время вспять, она все сделала бы по-другому. Она отплатила бы Полякову сторицей за то, что он сделал для нее, она смогла бы подарить ему столько счастья и любви, сколько он на самом деле заслуживал.
Мирослава ощущала какое-то странное дежавю. Снова, как и десять лет назад, чувствовала отчаянный страх от невозможности смотреть жизни в лицо, от понимания того, что все возвращается на круги своя…
Как будто властная рука отбросила ее назад во времени, и она опять стала семнадцатилетней девочкой, которая не знает, как дальше жить. А может быть, она так и осталась ею, вдребезги разбив искусственно созданный образ, в который за десять лет так успешно вжилась, и сломанная жизнью девочка — ее настоящая роль?..
Откуда в доме оказалась бутылка виски и как Мира смогла о ней вспомнить, девушка не знала. Но, откупорив бутылку, прямо с горла опорожнила ее всю. Она пила и рыдала, причитала и страстно молилась, билась головой о стенку, не чувствуя боли, и выла от невыносимой боли внутри.
Утром Ира Войде нашла Миру в прихожей в бессознательном состоянии, рядом валялись разбросанные помятые фотографии Полякова и пустая бутылка из-под виски. Иришка попробовала привести подругу в чувство, не вы шло. Пришлось вызвать «скорую помощь». Несколько дней Мира провела под капельницей в кардиологическом отделении одной из клиник. Ей настоятельно советовали остаться и пройти полный курс терапии, но Мира не стала никого слушать. Собственная жизнь утратила всякий смысл, и где-то она даже сожалела, что Войде нашла ее и не дала умереть.
Леша умер в январе, не дожив до Рождества двух дней.
Все эти дни, недели и месяцы, тянувшиеся, казалось, годы и пролетевшие как одно мгновение, Мира не отходила от него.
Она ушла с работы. Случившееся с мужем горе заслонило окружающий мир. И порой, бредя по улице в людской толпе, девушке казалось странным, что солнце светит по-прежнему, а вокруг смеются и радуются все кому не лень, в то время как жизнь Леши Полякова отсчитывала последние часы.
Когда послеоперационные швы немного зажили, Лешу отпустили домой. Ему прописали кучу всевозможных лекарств, уколов и назначили приходящую медсестру. Мира понимала, и Леша понимал: домой его отправили умирать, но между собой об этом не говорили. Мира обшарила весь Интернет в поисках тех, кто смог бы помочь Леше, находила какие-то клиники в Израиле и Германии, где за определенную сумму денег их готовы были принять. Звонила каким-то чудотворцам, клявшимся, что вылечат ее мужа одним лишь прикосновением руки. Девушка готова была отдать и продать все до последней кроны, все, что у нее имелось, даже обручальное кольцо, только бы это спасло Лешу, но муж пресек все ее безумные метания: врачи в клиниках Праги — квалифицированные специалисты. Но как можно было смириться, как жить и знать, что каждая минута, каждый день могут быть последними?..
Мира обошла все соборы и костелы в Праге. Стоя на коленях, страстно молила Бога сотворить чудо и не дать Леше умереть.
Эти месяцы были самыми страшными и тяжелыми в ее жизни, и вместе с тем самыми лучшими. Она старалась каждую минуту проводить рядом с мужем. Когда он еще чувствовал себя получше и его не мучали так сильно боли, они выходили погулять. Мира освоила кулинарию и готовила ему все, что требовал режим, она кормила его с ложечки, когда он уже ослаб и не мог сам есть. Брила его, мыла, помогала одеваться, разговаривала с ним, старалась быть сильной, а потом плакала в ванной, уткнувшись лицом в полотенце, чтобы он не слышал. Мира знала, что должна быть сильной, должна позволить мужу спокойно и достойно уйти, но глядя в его голубые глаза, все чаще затуманенные действием болеутоляющего, видела в них обреченность и тоску. Как бы она ни старалась, обмануть мужа не удавалось. Полякову же не давало покоя только одно: как он оставит в этом мире Миру одну? Он пытался завести с ней разговор об этом, но Мира уверяла, что незачем беспокоиться. Девушка не хотела, чтобы его мучали мысли о ее будущем. С ней все будет хорошо! Она останется в