Вы думаете, можно было выдохнуть? Нет. Дочь по-прежнему сидела на препаратах и витаминах. Один курс сменялся другим. Сима не очень умела общаться с другими детьми, поскольку не ходила в детский сад. Но в классе ее тут же взяли под опеку мальчишки. Лучшая подружка тоже появилась. Девочка, у которой имелись и младшая сестра, и брат, взяла Симу под свое крыло, как сестренку.
Но проблемы оставались. Расстройство, пусть и не явно заметное, никуда не делось.
– Она никогда не сможет поймать мяч, – сказала мне когда-то давно одна врач, не наш лечащий, а сторонний специалист.
И этот мяч врезался мне в голову. В подкорку. Действительно, Сима, научившись танцевать в группе, прыгать, делать кувырки, плавать, не могла поймать мяч. Подбрасывала, но не понимала, что делать дальше. Эта же врач сообщила, что моя дочь никогда не выйдет одна на сцену. Ни при каких обстоятельствах.
Да, дочь у доски терялась и не могла ответить на самый простой вопрос. Сидя за партой, отвечала правильно и быстро. Это меня не пугало, поскольку сын в ее возрасте вообще отвечал из-под парты или из коридора и всегда правильно. Наша учительница не обращала на это внимания – пусть хоть сидя на подоконнике ответит, если ему так комфортнее.
Кстати, это тоже важный момент. Что нужно детям? Считать клеточки, четыре справа, две сверху, между заданиями? Отмерять указательным и средним пальцами красную строку или писать, как удобнее?
У меня есть ответ. В младшей школе важны эти пресловутые клеточки, правила оформления работы. Отступы, почерк с наклоном, отсутствие грязи в тетради. За исправления и помарки можно и нужно снижать оценку. В старшей же дети могут писать на чем угодно, хоть на листах формата А3, если им так удобнее. Как-то классная руководительница сына попросила принести ей три упаковки листов формата А4. Вася, как выяснилось, пишет лишь на этих листах. Один мальчик в классе предпочитал блокноты, другой – тетради на 12 листов, непременно на 12, не больше. А еще один мог плодотворно работать только у доски, когда видел всю картину и пребывал в вертикальном, а не сидячем положении. Перед сдачей экзаменов этого парня учили решать задачи сидя, а не стоя.
Так вот, для начала надо было справиться со страхом публичных выступлений и научить дочь ловить мяч.
За все это время я выбрала собственный механизм действий. Была задача, которую требовалось решить. Мне так было проще сосредоточиться и справиться с собственным материнским страхом. И поверьте, это самое сложное, если вам достался «нестандартный» ребенок. Перестать паниковать и жестко взять себя в руки. Насильно. Не позволять себе распуститься ни на сутки. Поставили цель – и идете к ней маленькими шажочками.
Мяч. Я понимала, насколько это важно, особенно для школьной жизни, где уроки физкультуры предполагают баскетбол, волейбол, пионербол. Умение ловить – жизненно необходимо. Дочь по-прежнему отказывалась от частных уроков. Наша квартира, ее комната оставались исключительно ее территорией, на которую она не допускала посторонних. Мне нужна была секция. И тренеры, готовые рискнуть.
Проходя мимо детского сада, я увидела объявление о наборе в секцию художественной гимнастики. По возрасту дочь проходила, правда, уже со скрипом. Даже любительские секции заинтересованы в малышках трех-четырех лет. Моя почти восьмилетняя дочь считалась «староватой» для начала обучения, пусть и в любительской секции. После просмотра тренер сказала, что все ужасно – «спина деревянная».
– Зато шпагаты есть. Плюс она трудяга, – ответила я.
– Да, она красавица. Одни ноги чего стоят, – признала тренер и улыбнулась.
Оба тренера были молодые, едва за двадцать. Молодость иногда важнее опыта и мудрости. Молодые тренеры не замечали никаких странностей дочери. Ну все со странностями. Зато сразу же отметили трудолюбие и упрямство. Когда все уже валялись на ковре, дочь продолжала отрабатывать элемент. Со слезами, соплями, но не сдавалась. И, как ни удивительно, она позволяла тренерам на себя сесть, растянуть, держать руки. Я не могла в это поверить. Тактильный контакт с чужими людьми – еще одна победа. Впрочем, у Симы никто не спрашивал, как она относится с тому, что ей будут держать колено, гнуть стопы, добиваться шпагата «в минус». Да и девочки в группе оказались разными, но дружными. Они обнимались при встрече, толкались, пихались в раздевалке.
Я все еще не говорила о проблеме дочки. Она впервые за все время стала самой обычной девочкой – выбегала вместе с остальными из раздевалки, болтала, бегала после занятий по детской площадке. Даже говорить громче стала. И вела себя увереннее.
Наладился сон – тяжелые физические нагрузки не прошли даром. Дочь едва доползала до кровати. Устаканилось и расписание. Сима понимала, что после школы у нее есть ровно двадцать пять минут на обед, еще десять на отдых, и потом нужно садиться за уроки. Иначе доделывать придется после тренировки. И лучше успеть до, поскольку после – ужин, ванная, чтение и отбой.
Ей было комфортно в этом графике. Сима научилась определять время по часам. Стала быстрее учить стихотворения, писать, считать. Жесткий тайминг оказался спасением для дочери, которая не понимала, когда она должна начать и закончить делать, например, уроки. И за сколько минут нужно выучить наизусть стихотворение. Благодаря тренировкам она научилась распределять свое время.
Я боялась, что она не выдержит. Устанет, ей надоест жить по часам. Но с каждым днем становилось все лучше.
И все было хорошо, пока не наступило время первых соревнований. Условных, в школьном зале. Внутриклубных. Больше похожих на открытый урок для родителей. Но дети сдавали нормативы, показывали программы. Зал, украшенный шариками, медали, грамоты, публика из числа бабушек и прочих родственников.
Дочь держалась хорошо, на удивление спокойно. За десять минут до выхода на ковер у нее началась истерика. Она задыхалась, как при панической атаке, мотала головой из стороны в сторону, на меня не реагировала.
Я не знала, как поступить – таблетки не успеют подействовать. Справиться сама не могу. Мимо проходила главный тренер, и я схватила ее за руку.
– Сделайте что-нибудь! – закричала я. – Что хотите! Потом все объясню!
Тренер мгновенно вывела Симу на лестницу, где их никто не мог увидеть. Закрыла дверь.
– Следите за временем! – велела она мне.
– Пять минут до выхода, – кричала я им сквозь дверь.
– Четыре минуты.
– Две минуты.
Они вышли ровно за минуту и побежали в зал. Вывод спортсмена перед выступлением – тоже отдельная тема. Это ритуал, сакральный момент. В нем не могут участвовать родители. Вывод на ковер (на лед) – дело двоих. Спортсмена и тренера. До сих пор не знаю, какие слова подобрала тренер, но дочь вышла и все сделала. С помарками, не попав в музыку, свалившись с простейших элементов, но она вышла. Одна. Перед публикой. Я не видела, как она выступала. У меня тоже случилась истерика, и я плакала в детском туалете. От страха. Правильно ли я поступаю? Нужны ли моей дочери такие психологические перегрузки? Может, выбранный мною путь не такой уж верный?
Я успела выскочить из туалета в тот момент, когда дочь вернулась в раздевалку. Она не плакала. Просто стояла и сотрясалась на мне всем телом. Я сидела на коленях и из последних сил старалась сдержаться.
Позже, когда все закончилось, я подошла к тренеру.
– Спасибо. Я хотела с вами поговорить.
– Нормально все, – отмахнулась тренер, – я вообще из туалета не могла выйти. Как на ковер, так мне в туалет надо. Будем работать. Сима, ты вообще музыку слышала? Где ты и где музыка? Ты подушку забрала? Как? Подарок не забрала? Какую хочешь подушку – синюю или розовую? Так, выбирай быстрее!
Дочь кинулась рыться в пакетах, чтобы выбрать цвет подушки. Я стояла, замерев от неожиданности. Что это было? Музыка? Подушка? И все? Тренер не заметила, что с моей девочкой что-то не так? Точнее, все не так?
Родители не присутствуют на тренировках. Могут подглядывать. Я боялась подглядывать, чтобы лишний раз не расстраиваться. Дома я попросила дочь подбросить мяч и поймать его. Сима подбросила и поймала.
– А еще раз? – попросила я.
Сима подбросила повыше и снова поймала. А потом одной рукой, другой. Попыталась сделать перекат по груди, но не получилось.
Тот день, когда я увидела, что моя дочь не просто подбрасывает мяч, но и ловит его одной рукой, другой, двумя, с отскоком, в воздухе, стал для меня переломным. Всё. Если мы справились с этим, справимся и со всем остальным.
Я тогда фактически нанялась в школу – делала с детьми постановки к разным конкурсам, от художественного слова до мини-спектакля ко Дню Победы. Репетировала песни и танцы ко Дню учителя и помогала с постановкой к Новому году. Каждый день вставала в шесть утра, приводила себя в порядок, чтобы в восемь, до уроков, репетировать в актовом зале. Пользуясь служебным положением, я давала дочери партии в кордебалете. Она должна была или пробежать с куском красного полотна по заднику сцены, или изобразить цветок, или просто красиво выйти, поднять руки, опустить и красиво уйти.
Перед выступлениями Сима лежала за кулисами в полуобмороке. Она была или зеленая, или синяя, или серая. Я экспериментировала с допингом – пустырником, валерьянкой. Однажды перепутала дозировку и влила в дочь свою дозу пустырника. Она все сделала идеально, как в замедленной съемке, – медленно поднимала руки, медленно уходила. Мы заняли первое место. Особо была отмечена грация Симы в роли девочки, которая ходит и красиво руки поднимает. От выступления к выступлению цвет ее лица менялся от серо-белого к зелено-белому.
В это же время она выходила на большие соревнования. Ее выводили два тренера, поскольку не знали, в какую сторону Сима может упасть в обморок, и готовы были подхватить ее с двух сторон. Я возила с собой аптечку на все случаи жизни – от валокордина для бабушек до шоколадок, пластырей телесного цвета, пакетов для экстренной заморозки, лимона и кускового сахара. До сих пор я считаюсь мамой-аптечкой.