Извечный вопрос при осмотре: «Сколько беременностей? Сколько родов?» – от которого начинает мутить, потому что требуется вспомнить аборты, прерывания беременности по медицинским показаниям, потерю ребенка на ранних сроках. То, от чего сердце деревенеет, а голова начинает пылать огнем. Любое воспоминание отдает клокотом в желудке и желчной рвотой. Наше поколение женщин еще помнит, что на прием к гинекологу нужно было приходить с собственной пеленкой и носками. Непременно светлого цвета. А без пеленки могли и выгнать с приема, да еще нянечка или медсестра обложит последними словами. До сих пор меня трясет, когда я слышу от молодой женщины, родившей детей или погодок, или с небольшой разницей, что она «отстрелялась». Возможно, так говорили наши мамы – родить, чтобы отстреляться. Выполнить женский долг, программу. Но как это перешло в поколение современных молодых женщин? Им-то от кого отстреливаться?
У нашего поколения низкий болевой порог – вырвать зуб без укола? Запросто. Ведь нужно успеть на работу, где будешь бегать в туалет и отплевываться кровавыми ватными тампонами. Та же память и опыт подсказывают: отпустить ребенка в нужное время, отодрать от себя, дать ему свободу, возможность дышать самостоятельно, совершать ошибки. Гулять до пяти утра, встречаться, расставаться, переживать первую, вторую, двадцатую влюбленности. И мы умеем отпускать.
Наше поколение сорок плюс считается психологами самым сложным. Мы – ходячая медицинская энциклопедия, выбирай любой диагноз. Все подойдут! При этом мы вообще не страдаем на тему детских и прочих травм и не собираемся их «прорабатывать». Мы из тех, кто сразу к психиатру, чтобы один раз и с гарантией – некогда ведь! Мы не будем кормить наших детей до пенсии – пусть они идут и зарабатывают. Потому что мы сами работали и зарабатывали с пятнадцати, шестнадцати лет. Но наши родители, наплевавшие на нас, детей, готовы содержать внуков и отдавать им пенсию до последней копейки.
– Мам, ну зачем? – кричу я, когда моя мама передает внукам деньги. Сыну – внушительную сумму, дочке поменьше. Это означает лишь одно – я должна компенсировать мамину пенсию, которую она собирала несколько месяцев. – Ты понимаешь, что это мои траты, а не твои!
– Это моя пенсия! – возмущается мама.
– Да, но теперь я выплачу тебе ее в двойном размере, чтобы ты ни в чем не нуждалась!
Молодое поколение родителей оказалось лишено исторической памяти, да и генетическая подводит. У ребенка не получается зашнуровать кроссовки? А зачем уметь шнуровать, если есть обувь на липучках? Оставить ребенка одного дома? Это же преступление. Врачи, педагоги, учителя, тренеры – обслуживающий персонал. Работающие бабушки и дедушки обязаны помогать в приказном порядке, делиться половиной зарплаты, пенсии. Братья и сестры выясняют отношения, кому больше нужны бабушкины деньги. До смертного боя готовы биться за квадратные метры старой квартиры, которую проще сжечь, чем сделать там ремонт. Потребительское отношение, введенное в норму.
Недавно слышала разговор двух мам на детской площадке. Обеим – около тридцати. Одна гордилась тем, что очень умело «построила» бабушек – одна забирает внука на три дня, потом передает второй на три дня, а с родителями ребенок проводит только воскресенье. Мама говорила, что именно этот график позволяет ей саморазвиваться, уделять внимание мужу и прорабатывать с психологом собственные проблемные ситуации. Вторая мама ей отчаянно завидовала.
Я буквально на секунду представила, что было бы, если бы я свою маму поставила в обязательный график сидения с внуком. Пока я буду саморазвиваться, например. Мама бы отправила меня далеко и надолго, не выбирая выражений. Потребительское отношение к старшему поколению в нас уничтожено в младенческом возрасте. Забота о детях и пожилых родителях – наш долг. Святой. Даже не обсуждается. Что значит не хватает денег? Найди вторую, двадцатую работу. Устала? Ну поспи полчасика днем. Заболела? А кто сейчас здоровый?
Моему сыну девятнадцать. Для военной кафедры он проходил медосмотр. Бегал по диспансерам, поликлиникам и военкомату.
– Ну как? – спросила я вечером.
– Нормально все, только мамаши орали, – ответил сын.
– Какие мамаши? – удивилась я.
Сын рассказал, что мамы ходят с мальчиками-школьниками в военкомат. Сидят, ждут, скандалят, что долго, душно и «ребенку сейчас станет плохо».
– А почему я с тобой не ходила? – удивилась я.
– Не знаю. И спасибо тебе за это, – рассмеялся сын.
– Васюш, а ты будешь меня содержать на пенсии? – спросила я, в рамках лирического отступления.
– Нет, потому что ты будешь работать, – ответил сын.
– Вот, здрасте! Ты меня бросишь? – не поняла я.
– Мам, ты должна работать. Ради себя, в первую очередь. Чем дольше тебе будет интересно жить, писать, трудиться, тем дольше ты будешь такой, как сейчас. Как только потеряешь желание работать – развалишься и расклеишься. А мне это совсем не нужно. Я лучше тебе пластического хирурга оплачу и личного тренера, только не сдавайся.
Когда я поняла, что могу давать советы, имею на это моральное право? В тот момент, когда сын отказался от идеи жить с девушкой, и они расстались. Девушка была прекрасна во всех отношениях – училась в лучшем вузе столицы, подрабатывала, снимала квартиру. И предложила Василию совместное проживание. Оплата квартиры пополам. Отношениям пришел конец в тот же вечер.
– Я не могу, – сказал сын. И очень четко объяснил, что готов снимать квартиру, когда сможет на нее заработать. Родительские деньги он на нее тратить не будет. Это неправильно. Вдвойне неправильно – делить с девушкой оплату. Никаких пополам. Он хочет быть хозяином в доме и оплачивать полностью. Но ему пока не хватает образования, чтобы найти приличную работу. Года через два, три. Родительские деньги – только на еду, проезд, вещи из числа необходимых. Книги. Все. Девушка в родительский бюджет не заложена. И никогда не будет.
Мне тогда показалось, что это поступок взрослого человека, а не восемнадцатилетнего мальчишки, по современным меркам – ребенка. Я очень зауважала собственного сына и поняла, что воспитала его, может, неправильно с точки зрения психологов, но очень верно с точки зрения моральных ориентиров и мужского поведения. Да, он всегда пропустит женщину вперед, поможет донести сумки, спустить с лестницы детскую коляску, откроет дверцу машины, подаст руку и поможет снять верхнюю одежду. В отношениях мужчины и женщины должно быть гендерное различие – в заботе, умении брать на себя ответственность, в содержании семьи и в мелочах: не дать любимой женщине поднимать тяжести. Мужчина не должен уметь вбивать гвоздь в стену или собирать шкаф, но он обязан заработать на то, чтобы его жена могла вызвать сантехника или слесаря, который вобьет пресловутый гвоздь. Или должен купить самый красивый и современный шуруповерт или молоток, если уж вдруг ей захотелось вбить гвоздь самой.
Кто что кому должен?
Обожаю эту тему.
Я оказалась в случайных гостях. Молодая женщина предупредила – руки в ванной не мыть, потому что там вода течет. Наверное, что-то со шлангом. И поэтому руки помыть можно на кухне.
– Давно течет? – спросила я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Уже неделю, – ответила женщина.
Кажется, мне удалось невозможное – поднять от удивления бровь под слоем ботокса. Женщина пояснила, что она твердо убеждена – ее этому мама научила – сантехника должен вызывать муж. И электрика тоже. Поскольку муж пропадает на работе, то кран течет.
На кухне тоскливо висел кусок наполовину оторванных от стены обоев.
– За обои, наверное, тоже муж отвечает? – предположила я.
– Естественно, – ответила молодая хозяйка.
Я ей даже позавидовала. Мой муж, например, никогда не знает, в какой момент я решу делать ремонт, а в какой – поменять плиту или холодильник. И если в доме пахнет растворителем, значит, так надо. Если в коридоре толпятся незнакомые люди в количестве пяти человек, так тоже надо. Потому что я решила. Мне никогда в голову не приходило разделять семейные обязанности. За все глобальные ремонты, переезды, смену мебели отвечала я. А муж мог отвечать за чтение детям на ночь. Или за домашку по английскому. Хотя историю ему доверять категорически нельзя. Опять за Карла Великого четверку получил!
Что должны уметь делать дети
Вот если бы у меня была возможность уничтожить все эти нормы, списки и графики, я бы это сделала, не задумываясь, с удовольствием. Как только ребенок появляется на свет, молодая мать начинает сверять достижения собственного чада с общепринятой нормой. Во сколько месяцев должен поднять голову, во сколько сесть, встать, поползти, пойти. А если ребенок отстает от графика хотя бы на месяц, проблема превращается в трагедию. Да еще знакомые и родственники, как всегда, не задерживаются с комментариями. «Как, уже полгода – и не ползает? А мой в четыре месяца встал, пошел, заговорил, начал книжки читать». «Как, в год не ходит? Мой бегал, прыгал, плавал и уравнения решал!»
Да, есть норма. Но я в миллионный раз готова повторить – каждый ребенок особенный. Кто-то растет со старшими братьями и сестрами, и ему приходится прогрессировать быстрее. Кто-то единственный ребенок в семье, и ему не нужно уметь быстрее бегать, передвигаться и отвоевывать последнее печенье на тарелке.
У моей подруги Кати три девочки. Младшая Ева в свои полтора года так ловко подбрасывает и ловит мяч, как мало кто из малышей умеет. Все потому, что две ее старшие сестры занимаются художественной гимнастикой. Мяч, то есть два – обе ловят, бросают, снова ловят. Ева, я точно это помню, уже в возрасте шести месяцев умела уворачиваться от летящей в нее булавы. А в годик пыталась прыгать на скакалке. Младшая сестра все повторяет за старшими, что естественно. И уже сейчас пытается присоединиться к тренировкам сестер.
Другая моя приятельница Мила оббегала в панике всех врачей. Ее дочь, прекрасная Дашечка, не делала никаких попыток ползти самостоятельно. На три месяца отставали от общепринятого, считающегося «нормальным» графика. Мила работала, Дашечка была на попечении любящих бабушек, сразу двух. Мила утром, вечерами и по выходным чего только не делала – и гимнастику для укрепления мышц спины и ног, и игрушками завлекала, и ноги Даши переставляла, и собаку Лори заставляла приносить игрушки и класть их под носом у Даши, чтобы та уже сдвинулась с места. Даша, лежа на животике, радостно говорила «авва», обращаясь к Лори, но ползти даже не думала.