жизнь все мечты и планы. Сломанная стиральная машина, не перенесшая нашествия динозавров, солдатиков, не просто забытых в карманах штанов, но и специально засунутых в дырки барабана. Интересно же посмотреть, что будет? Потекший холодильник, который ребенок оставил открытым – интересно же. Перед каждым включением чайника проверяйте, нет ли в нем посторонних предметов. Там может оказаться мыло, выдавленная зубная паста и вездесущие солдатики или машинки. Не покупайте хорошую и дорогую микроволновую печь – ребенок непременно решит проверить, что будет, если в микроволновку положить сырое яйцо. Дальше взрыв, покупка новой микроволновки и счастливый мальчик, который решит устроить еще один громкий «бабах». Не менее тщательно, чем чайник, проверяйте духовку – она может оказаться тайным складом. И вы это обнаружите, когда ваша шарлотка начнет попахивать не яблоками и ванилью, а расплавленной пластмассой.
Иногда старшие дети прячут от младших братьев и сестер в духовку лакомства – шоколадку, например. Вот это настоящий кошмар и «прощай, духовка». Обертка приклеивается к нагревательным элементам, и отодрать ее не представляется возможным. Тут лучше сразу договориться, что старший отпрыск прячет все или за собственной кроватью, или в дальнем ящике. Так безопаснее для всей семьи. Хотя от регулярного проветривания всей квартиры от сгоревшего, сожженного, спаленного у детей, да и у родителей появятся хороший иммунитет и закалка. Хотя у меня появлялся насморк.
Сорвать с грядки салат и зелень.
Вот про грядки я все понимаю – выросла в селе. Но нас, детей, не отправляли в огород нарвать зелень для салата. Мы почти каждый день ходили с банкой или старой кастрюлей, в которую был налит керосин, и собирали колорадских жуков с картошки. Поднять лист, найти жука, снять, бросить в банку. И так – до обеда. Пропалывали клубнику, свеклу. Подвязывали помидоры и огурцы. По полдня сидели на дереве, собирая черешню, вишню или яблоки. Пока полный таз не наберешь, с дерева не спустишься. Даже в туалет. Конечно, мы ели зеленые яблоки, налопывались до одурения черешней. После этого стремительно скатывались с дерева и неслись в туалет, уличный. Бабушка еще и полотенцем могла по попе приложить – за то, что ела, а не собирала.
Моя многократно уже упоминавшаяся приятельница Катя, многодетная мать, увлеклась выращиванием на балконе экзотических растений. Особенно тряслась над пробившимся росточком авокадо. Старшие девочки к цветоводству были равнодушны. А вот младшая вместе с кошкой проявляли интерес. Они не трогали кадки, в которых семена еще не проросли. Молодые ростки тоже их не интересовали. Но едва появлялись вершки, то есть всходы, полуторагодовалая Ева вместе с пятилетней кошкой Луной сносили кадку с подоконника. Ева вырывала росток, Луна разносила землю по всему балкону. Причем петрушка и укроп Еву с Луной не привлекали. Они испытывали страсть к экзотическим растениям, вроде лимонного дерева, особого сорта кинзы, вышеупомянутых авокадо и манго. Мама Евы, она же хозяйка Луны, обладала уникальным талантом – у нее все росло. «Легкая рука». Денежное дерево аж колосилось. Орхидеи цвели вне сезона и графика. Лук достигал неприличных для него размеров, а бегонии и фиалки цвели таким буйным цветом, будто их поливали жидким энергетиком.
Ева, обнаружив новую кадку на балконе, который Катя превратила в зимний сад, приглядывалась, ходила кругами. Луна тоже обладала незаурядным терпением. И стоило Кате поделиться радостью в инстаграме – манго дало всходы, а лимон ожил после реабилитации, – как Ева с Луной уничтожали урожай.
Еще одна моя подруга, Лиля, после рождения младшей дочери, Катюши, уезжала на лето к свекрови. Морской городок, свой огород, сад. Катюше исполнилось четыре. Старшему сыну – восемь. Лиля выдавала им две железные кружки – побольше и поменьше – и отправляла в сад нарвать ягоды и фрукты для компота. Катюша, едва увидев кружку, начинала стонать, ныть и причитать. Срывала две ягодки черной смородины и приносила маме.
– Я все, – объявляла она.
– Где все? На компот не хватит! – отвечала Лиля.
Катюша понуро отправлялась в сад. Срывала яблоко, запихивала в кружку и несла на кухню.
– Я все, – говорила она.
– Нет, не все. Еще надо.
Старший брат, которого за забором ждали друзья, чтобы сбегать на море, покататься на велосипедах, наполнял кружку с молниеносной скоростью. Увидев сестру, всю в соплях и слезах, отсыпал ей половину и начинал «добирать» свою кружку. Катюша продолжала страдать и ныть, потихоньку отсыпая ягоды из кружки брата в свою. И первой бежала на кухню показывать маме, что выполнила норму. Брат же продолжал возиться в саду, с тоской глядя, как друзья уже сходили на пляж, искупались и идут назад – играть в футбол. Кстати, он до сих пор припоминает сестре, как она лишила его детства. Но припоминает с нежностью в голосе и ностальгией.
Но в огород родственников, пусть даже самых замечательных и близких, детей все же не стоит запускать. Я на всю жизнь запомнила один случай. Мне было лет десять, я жила у бабушки в селе. Не сказать, что у бабушки царил образцово-показательный порядок в огороде, но все же имелись грядки с картошкой, два дерева черешни – белой и красной. Вишня. Яблоки. Персиковое дерево. Грядки с петрушкой, укропом и зеленым луком. Кусты кизила. Бабушка даже шампиньоны пыталась выращивать. Парника не было – бабушка не справлялась с подвязыванием помидоров и поливом огурцов, которые все равно оказывались горькими. Зато редиска, морковка, свекла – все колосилось и приносило приличные плоды. Но особенно бабушка дорожила двумя грядками клубники. Она мечтала, чтобы в огороде росла клубника. Пропалывала сама, поливала, хотя терпеть не могла возиться в земле. Клубнику никому не доверяла. Наконец кто-то из соседок помог, подсказал, удобрил, прополол, и клубника прижилась. На второе лето появились ягоды – крупные, сладкие.
Бабушка зазывала в гости свою давнишнюю подругу. Они писали друг другу письма, слали телеграммы, хотя жили в трех часах езды. Бабушка любила бабу Шуру. Они познакомились в госпитале еще во время войны, подружились и сохранили связь на всю жизнь. Бабу Шуру и я прекрасно помню. Она не видела правым глазом – результат ранения, а бабушка не слышала левым ухом – попала под обстрел, барабанная перепонка лопнула. Они шутили, что вдвоем им всегда хорошо – три глаза и три уха на двоих.
Обе женщины смогли после войны устроить личную жизнь. Бабушка родила мою маму в 1949 году. А баба Шура вышла замуж за мужчину с тремя детьми, которые потеряли мать, и стала для них мамой, а потом и бабушкой для их детей.
И вот баба Шура наконец приехала. Они с моей бабушкой стояли, обнявшись, и долго не могли сдвинуться с места. Плакали, смеялись, снова обнимались. Бабушка готовилась к встрече несколько дней. Переживала, чтобы бабе Шуре было хорошо. Устроила генеральную уборку в доме, переставила кровати. Соседки, конечно, кинулись на помощь, понимая, как для бабушки важен приезд подруги. Наготовили на целый полк – от барашка, молодого, которого специально закололи, до вареников с вишней, потому что бабушка вспомнила, что баба Шура любила вареники. Пироги, закуски. Стол ломился. Соседки бегали, суетились, тащили табуретки, столовые сервизы. Бабушка достала из серванта два граненых стакана в подстаканниках – из них они с бабой Шурой пили чай в поезде, когда добирались из госпиталя до мест, где хотели провести оставшуюся жизнь. Бабушка забрала стаканы на хранение и никогда не доставала.
Но уже через десять минут стало понятно, что все эти приготовления не нужны ни бабушке, ни бабе Шуре. Бабушкина подруга взяла кусочек пирога и огурец. Так и просидела весь вечер, не прикоснувшись к еде. Бабушка тоже не могла ни куска проглотить.
Баба Шура приехала со старшей дочерью и двумя внуками. Приемные дети любили новую жену отца, называли ее мамой. Младшие родную мать не помнили, а старшая – Света – помнила. От нее все пошло. Она приняла Шуру, назвала мамой, и младшие подхватили. Баба Шура переезжала от старшей дочери к среднему сыну, потом к младшей – возилась с внуками, готовила, помогала. Дети «делили» бабушку и даже ревновали. Баба Шура всегда была больше близка со старшей. Мужа она давно похоронила. Три года всего прожили вместе. Но детей она не бросила, выкормила, вырастила. О новом браке даже не задумывалась, считая себя старой «для всего этого». Бабе Шуре, как и моей бабушке, и тридцати не исполнилось, когда окончилась война. Своих детей баба Шура родить не могла. А зачем брак без детей? Кто из мужчин на нее посмотрит, если она без глаза, да еще и родить не способна? Бабушка в письмах уговаривала ее выйти замуж, та твердо отвечала – у нее есть дети. Трое. Да и счастья, любви, эмоций, которые испытала за три года брака, хватит до самой смерти. Каждый день с мужем, каждую ночь. Стоит только глаза закрыть, он приходит. Всегда рядом, за спиной стоит. Она его чувствует.
Моя бабушка и баба Шура сидели за празднично накрытым столом, который не стыдно на свадьбу наготовить, дети бегали. Женщины молчали. Только иногда трогали друг друга за руку – это ты? Это правда ты? Кажется, они вели безмолвный диалог. Им никто не был нужен.
Утром бабушка вышла в огород. Соседки прибежали на ее стон, узнать, что случилось. Грядки клубники оказались разворочены. Ни одной, даже полузрелой, ягодки на них не осталось. Лук и другие травы – выдраны с корнем. В яме, где бабушка растила шампиньоны, кто-то прыгал, уничтожив все надежды на урожай. Но ладно шампиньоны. Бабушка плакала над клубникой.
Она стойко продержалась еще день. Ни словом, ни взглядом, не намекнув на то, что страдает. Бабушка никогда не была жадной, наоборот. Могла последнее отдать нуждающимся. Никогда не копила, не цеплялась за имущество. Драгоценностей не носила. Но грядки клубники стали для нее настоящим потрясением, невосполнимой утратой. Даже сердце прихватило. Ее лишили самого ценного, наглым и бесстыдным образом. Бабушка ушла в дом, легла на кровать и плакала не переставая. Соседки приносили ей успокоительные капли, не зная, чем еще можно помочь.