Родилась она в те годы, когда по советским экранам с триумфом гуляли фильмы об Анжелике и ее многочисленных любовниках. Не удивительно, что назвали девочку Анжеликой, это имя тогда было в моде. Но вместо сексуальной блондинки с нежными губами и точеной фигуркой Анжелика выросла в толстую, уродливую и невероятно распущенную девицу. Она рано поняла, что весьма далека от эталона женской красоты, но решила компенсировать сей недостаток имитацией собственной сексуальной привлекательности. «Какая разница, красивая я или нет, – говорила она подружкам. – Важно то, что парни с удовольствием со мной трахаются». Подружки верили, ибо своими глазами видели, как на вечеринках и гулянках мальчики и юноши уединялись с Анжеликой, тогда как более привлекательные девицы оставались без внимания. Откуда им было знать, что у Анжелики был широкий ассортимент приманок-обманок, на которые она ловила доверчивых простаков. Как правило, это была легенда о пари.
– Я знаю двух людей, – говорила Анжелика заговорщическим шепотом, – они поспорили на тебя и на меня.
– Как это? – удивлялся юноша.
– Очень просто. Один из них говорит, что ты сможешь со мной переспать, а другой считает, что не сможешь.
– Почему это не смогу? – возмущался молодой человек.
– Потому что я толстая и некрасивая. Он думает, что у тебя не встанет. А деньги очень большие. Если мне удастся тебя в постель затащить, мне от выигрыша отстегнут. Я вот что предлагаю. Пойдем сейчас в соседнюю комнату, ты не бойся, я тебе помогу, я умею. И опасности никакой, я всегда предохраняюсь сама, тебе даже думать ни о чем не нужно будет. Здесь в дверь все время кто-нибудь заглядывает, так что этому человеку обязательно донесут, что все у тебя получилось. А деньги, которые мне отстегнут, поделим. Соглашайся, деньги хорошие.
Вы видели мужчину, который не согласился бы при таком наборе условий? Женщина сама предлагает себя, обещает помочь, если что не так, стало быть, не будет смеяться и издеваться, если возникнут проблемы. Сама предохраняется, так что никаких претензий. Да еще и заплатит за это.
Так она начинала в пятнадцать лет, тратя на свои сексуальные затеи все деньги, которые умудрялась вытягивать из обеспеченных родителей. В семнадцать она все-таки забеременела, и маменька, надавав ей по физиономии, поволокла ее к врачу за направлением на аборт. В двадцать Анжелика развелась уже со вторым мужем и пристрастилась к наркотикам. А к двадцати пяти ее стало опасно выпускать из дома. Она превратилась в сумасшедшую, у которой на уме были только три вещи: обильная вкусная еда, секс любого вида и качества и героин. Последний был, пожалуй, самым опасным, ибо стоил очень дорого, а распущенная Анжелика не признавала никаких преград, стоящих на пути осуществления ее желаний. Она сметала эти преграды с безоглядностью абсолютного цинизма и с мощью танкового дивизиона.
Миша Ларкин появился на пороге особняка, в котором жил губернатор, с огромным букетом роз в руках. Его ждали, ибо предварительно он позвонил по телефону и долго разговаривал с матерью Анжелики.
– Меня зовут Аркадий Гринберг, – вежливо говорил Ларкин приятным голосом. – Знаете ли, я был знаком с Анжеликой несколько лет назад, когда был в вашем городе на гастролях.
– Вы артист?
– Не совсем, – признался он. – Я музыкант, играю в симфоническом оркестре. Так вот, мои знакомые сказали мне, что Анжелика сильно изменилась. Не знаю, понимаете ли вы меня…
– Очень хорошо понимаю, – усмехнулась губернаторша. – Теперь я вынуждена сидеть дома и караулить ее. И все равно, стоит мне отлучиться – она убегает, и каждый раз никто не знает, чем кончатся ее похождения. Видите, Аркадий, я ничего от вас не скрываю, все равно весь город знает о нашем несчастье. Мы ничего не можем с этим поделать.
– Мне трудно поверить. – Он добавил в голос побольше ужаса и ошеломленности. – Знаете, у нас был роман, и мне кажется, Анжелика по-настоящему любила меня. Я почти уверен, что смог бы разбудить в ней то хорошее, что в ней есть и всегда было. Оно же не могло исчезнуть. Просто не каждому дано это увидеть.
– Боюсь, что вы заблуждаетесь, – грустно вздохнула жена Малькова. – Ничего хорошего в моей дочери не осталось. Иногда я молю Бога о том, чтобы она умерла, как ни чудовищно это звучит.
– Вы не должны так говорить! – горячо возразил Ларкин. – Нельзя опускать руки. В каждом человеке есть что-то хорошее. Я уверен, стоит мне поговорить с Анжеликой, напомнить ей о нашей любви, и она переменится. Такие сильные чувства не могут проходить бесследно.
– Хорошо, давайте попробуем, – согласилась она, даже не пытаясь скрыть недоверие и безразличие.
И Миша явился «пробовать». Он не зря назвался Аркадием Гринбергом, он знал, как сильна в нашей стране магия имен и национальностей. Молодой человек с таким именем должен быть добропорядочным еврейским мужчиной. Разумеется, музыкантом. И ни в коем случае не наркоманом.
Вручив цветы хозяйке дома – статной, но вовсе не полной женщине с приятным увядающим лицом, Ларкин был препровожден на второй этаж, где в своей комнате отсиживалась Анжелика в ожидании, когда же можно будет улизнуть из дома. В прошлый раз ей удалось украсть массивную золотую цепь отца, которую тот забыл надеть после утреннего массажа. За эту цепь ей дали столько героина, что можно было дня два-три не дергаться.
Миша вошел к ней в комнату и брезгливо поморщился. Анжелика весила килограммов сто двадцать, при этом внешний вид ее опрятностью не отличался. Он сразу понял, что она «в кайфе», но в легком и уже на исходе. Это хорошо, подумал Михаил, если успеть влезть в систему наркотического мировосприятия, пока она не прочухалась, то можно все сделать уже сегодня.
– Салют, – сказала губернаторская дочка противным визгливым голосом. – Ты кто?
Ларкин обернулся, убедился, что дверь за ним плотно закрыта, и на цыпочках подошел к широкой постели, на которой возлежала пышнотелая особа.
– Я твой принц, красавица, – тихонько сказал он. – Ты же столько лет спала, ожидая меня. Вот я и пришел. Сейчас я буду тебя будить, ты проснешься и начнешь жить такой жизнью, какая бывает только в сказках. А до этого ты много лет спала и тебя мучили кошмары, поэтому тебе было так плохо и тяжело. Понимаешь?
– А то, – откликнулась Анжелика. – А ты как, сначала трахать меня будешь, потом будить или наоборот?
– Одновременно, – обаятельно улыбнулся Ларкин. – Сейчас ты разденешься, и я начну тебя будить. Тебе понравится, вот увидишь.
– Ладно, – покладисто согласилась она. – А правда, ты кто? Я тебя знаю?
– Конечно.
Миша сел на краешек кровати и взял ее за руку. Пальцы Анжелики были пухлыми и почему-то липкими. Другой рукой он провел несколько раз перед ее глазами, потом подсунул ладонь под ее затылок.
– Конечно, ты меня знаешь, – заговорил он, стараясь имитировать ритм ее речи и дыхания. – Я – музыкант, меня зовут Аркадий. Аркадий Гринберг. Несколько лет назад я был здесь на гастролях со своим оркестром, у нас с тобой был роман. Ты очень сильно меня любила. И я тебя тоже. Я даже приезжал потом несколько раз специально, чтобы встретиться с тобой. Потом ты меня прогнала. Именно так: не я тебя бросил, а ты меня прогнала…
Через два часа он вышел из комнаты Анжелики, осторожно прикрыл за собой дверь и спустился на первый этаж, где сидела мать молодой женщины.
– Это ужасно, правда? – с тоской сказала она, поднимая глаза на Ларкина. – Вы, наверное, не ожидали, что все так плохо. Думаю, у вас ничего не получилось.
– Вы правы, – грустно кивнул он. – Она даже с трудом меня вспомнила. Боже мой, Боже мой, что она с собой сделала!
Он трагическим жестом схватился за голову.
– Но вы знаете, все-таки, мне кажется, надежда есть, – заговорил он, решив, что трагизма и безысходности, пожалуй, достаточно. – Мне удалось пробиться к тому хорошему, что еще не погибло в ней. И мне кажется, что ей даже стало стыдно за все то, что она делает. Совсем немного, конечно, мне жаль вам это говорить, у наркоманов чувство стыда и совестливости полностью отсутствует, но у нее еще отчасти сохранилось… Ах, если бы я мог остаться здесь и приходить к ней каждый день! Я уверен, что мог бы вылечить ее. Я чувствую, что могу.
– Так что же вам мешает?
– Я должен уезжать.
– Когда?
– Через неделю.
– И вы не можете задержаться?
В голосе жены губернатора затрепетала слабая надежда. А вдруг этот славный еврейский музыкант спасет ее дочь, спасет их всех?
– Нет, увы. Через десять дней я должен лететь с оркестром на гастроли в Австралию. Но может быть, когда я вернусь… Я постараюсь устроить так, чтобы пробыть здесь как можно дольше. Я очень хочу сделать для Анжелики все, что в моих силах.
В это время на лестнице послышались тяжелые шаги. Они одновременно подняли головы и увидели Анжелику, которая спускалась к ним, вполне прилично одетая, умытая и даже причесанная.
– Вы не возражаете, если я приготовлю чай? – спросила она светским тоном.
Губернаторша ошеломленно поглядела на гостя, она отродясь не слышала, чтобы ее девочка так разговаривала.
– Благодарю вас, Анжелика Сергеевна, – в тон ей ответил Ларкин, – вы очень любезны, но мне нужно уходить. Надеюсь, ваша матушка с удовольствием присоединится к вам.
– Жаль, что вы так быстро уходите, – сказала Анжелика по-прежнему неторопливо и вежливо. – Позвольте, я вас провожу. Мама, ты простишься с нашим гостем здесь?
– Нет-нет, – вскочила она, – я тоже провожу вас.
Они вдвоем вышли на крыльцо и стояли плечом к плечу, пока Ларкин под бдительным взором охраны не вышел за ворота, окружавшие особняк.
Мать не могла прийти в себя от удивления. Анжелика не только не стремилась уединиться в своей комнате, оставшись после ухода гостя на первом этаже вместе с матерью, но и предложила помочь сделать что-нибудь по дому. Мать, осторожно выбирая слова, от предложенной помощи отказалась. Анжелика никогда ничего не делала, и были все основа