Когда к нам присоединились остальные, во всё ещё ярком вечернем солнце кожа выглядела лишь немного подрумянившейся, но по приходу в номер в свете обычной лампы ясно стало видно, что поход на пляж в полдень был глупой ошибкой. Струи воды под душем не приносили свежести, а лишь уносили с собой песок и как будто обжигали особо красные места — живот, грудь и верхнюю часть ног. А про нос и щеки и вовсе говорить нечего.
Ещё в кафе мы совместным решением определили, что в те дни, когда не будем никуда ходить обедать, готовить будет каждая комната по очереди, и в этот раз нам очень повезло, что был не наш черед. Наша компания уместилась за двумя столиками, которые стояли прежде по отдельности в разных частях балкона.
Когда я вышла на ужин, алея не только от ожогов, но и от стыда за свою непредусмотрительность, то удостоилась сочувствующих вздохов и шутливых подколов. Не совсем на это я рассчитывала, когда намеревалась поскорее приобрести золотистый загар. В молчании я быстро расправилась со своей порцией омлета, потом посидела ещё немного, не принимая особого участия в разговоре, и отправилась в номер, ссылаясь на головную боль от перегрева. Очень не хотелось, чтобы Ян видел меня такой, но деваться было некуда, поэтому единственное, на что я могла надеяться — запереться в комнате на вечер и ожидать, что завтра краснота спадет.
Я устроилась на кровати с легкой романтичной книгой, но никак не получалось вникнуть в сюжет и не думать о Яне. Забежала Саша, сказала, что они всё же немного прогуляются по улице, но я отказалась присоединяться к компании, к тому же голова и правда начала болеть. Я надела пижаму, состоящую из коротких шортиков и свободной майки, и устроилась под одеялом, не прекращая попыток понять смысл происходящего в романе.
Через пару часов, когда маленькие барабанщики прекратили отбивать первобытный ритм в моей голове и стало клонить в сон, послышался стук в дверь. Учитывая, что никаких шумных голосов, возвещающих о возвращении компании, на балконе не было, я насторожилась и совсем некстати вспомнила, что не заперла дверь. Но делать было нечего, кому-то я всё-таки понадобилась.
— Войдите, — это единственное, что я могла ответить, понадеявшись, что никакой грабитель всё же не заинтересовался мой скромной персоной и не менее скромным кошельком.
Дверь отворилась, и вошел Ян, одетый в легкие бежевые штаны и более темного оттенка футболку. Он внимательно оглядел комнату, сначала не заметив меня на кровати, а потом застыл на месте:
— Ты уже спишь?
Я приподнялась повыше на подушке, так как во время чтения скатывалась всё ниже и ниже, и можно было и вправду подумать, что я решила поспать.
— Да нет, книжку просто читаю, — я немного подняла вверх руку с книгой, одновременно радуясь, что он зашел, и не понимая, как себя с ним вести.
— Хорошо, — он улыбнулся. — Я принес тебе крем после загара. Когда мы гуляли, я заметил ещё открытую аптеку и вспомнил, что кто-то из нас в нем срочно нуждается.
Ян подошел ближе и замер возле стола, а потом спросил:
— Мне его на стол положить?
— Давай сюда, — я немного замешкалась, но потом вылезла из-под легкого одеяла и подошла к нему. В конце концов, мы кучу раз ночевали вместе, и я прежде совсем не стеснялась расхаживать перед ним и просто в трусах и майке. — Спасибо.
Он протянул мне тюбик с кремом и кивнул в ответ на мою благодарность. Я подошла к зеркалу и стала намазывать нос и щеки, видя его отражение так близко, что можно было дотронуться до него рукой.
— А где все? — спросила я, так как он вроде не собирался уходить.
— Гуляют. А Саши определенно нашли друг друга, — он хмыкнул, наблюдая за моим затылком.
— А ты принес мне крем, — это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — он улыбнулся одними уголками губ, и мне было приятно узнать, что он улыбается, даже если его никто не видит.
Я закончила втирать крем в лицо и повернулась к нему:
— Тогда ты определенно заслужил чай как мой спаситель. Будешь?
— Давай, — он пожал плечами и наконец перестал стоять столбом. Стул немного скрипнул под его весом, хотя у Яна определенно не было лишних килограмм.
Я достала кипятильник, который примостился на холодильнике, набрала в мою и сашину кружки воды из крана и начала кипятить первую порцию. Затем достала коробочку с чаем и печенье и села на стул напротив.
— Ты не против, если я на немного отлучусь и намажу кремом тело?
Нестерпимо хотелось нанести это чудодейственное средство и на остальные, более скрытые участки кожи, и сейчас я чувствовала такой прилив свежести на лице, что мне хотелось расцеловать Яна только лишь в благодарность, не говоря уже обо всех остальных мотивах.
— Нет, конечно, — он перенес кипятильник из одной кружки в другую, а я тем временем отправилась в ванную, стесняясь обмазываться кремом при нём.
Но в ванной я застряла дольше, чем планировала, а всё из-за того, что не могла дотянуться до спины. Наверное, успела вскипеть вода и во второй кружке, когда Ян догадался спросить:
— Может, тебе помочь?
От такого предложения по освобождению от жжения я отказаться не могла, даже не смотря на застенчивость, и открыла ему дверь.
— У меня спину не получается намазать, — я смущенно улыбнулась, протянула ему крем и повернулась спиной, приподнимая просторную майку на спине.
Ян без слов взял крем, выдавил на руки и принялся легкими движениями его втирать. Это было так легко и естественно, что я расслабилась и вспомнила, как я любила его руки тогда — первые мужские руки, которые до меня дотрагивались не по-дружески. Он закончил называть крем и отстранился, кончиками пальцев потянув за края футболки, которые я держала на уровне плеч. Я поняла этот знак и отпустила её, позволив Яну целомудренно укрыть мою спину. Затем пробормотала «спасибо», а он — «не за что» и принялся умывать руки под струей воды. В тесной ванной я особенно остро чувствовала его присутствие, но мне не хотелось бежать сломя голову прочь. Ян же вытер руки полотенцем и спокойно вернулся на свой стул, где по-хозяйски принялся заваривать нам двоим чай. В его поведении не было ничего наглого, и я даже не поняла, хотела бы я, чтобы он продолжил вести себя так же самоуверенно, как в детстве, или же нет.
С этими мыслями и даже некоторым разочарованием я вернулась к столу, не зная, о чем с ним говорить, и в то же время пытаясь найти тему, чтобы он не ушел.
— Ты очень изменился, — сказала я, отпивая всё тот же мятный чай и обжигая себе язык.
— Ты тоже, — кивнул головой он, пристально меня рассматривая. — Я помнил тебя другой.
— Какой? — не удержалась от вопроса я.
— Очень… ммм… колкой, — он немного замялся, подбирая слова, но потом продолжил: — Помню, меня очень обижало, что ты считала меня глупым мальчишкой и только и делала, что шарахалась прочь.
— Это уж ты сам заслужил, — не могла не упрекнуть его я, чувствуя, как жжет во рту язык и жжет в сердце от того, что самым главным определением для меня того времени было «колкая».
— Да-а, — он улыбнулся и покачал головой. — Я, наверное, и правда был глупым мальчишкой, как ты и говорила. Даже когда мы снова встретились, ты, кажется, отнеслась ко мне настороженно. По старой памяти.
— Да ладно, ты ничем особо не отличался от других мальчиков того же возраста, — я решила тоже немного пооткровенничать. — Меня жутко злило, что ты считаешь себя самым-самым и всё делаешь лучше всех, поэтому по-детски хотелось тебя немного осадить и поучить уму-разуму. А так как подраться с тобой на равных у меня бы уже не получилось, приходилось пользоваться языком.
— Ты меня однажды так вывела из себя, что я выкинул все фигурки динозавров из киндера, которые собирал весной для твоего приезда, чтобы подарить, — он усмехнулся, отпил чай и даже не скривился, несмотря на то, что тот был ещё очень горячим.
— Правда? — у меня от новости даже рука дрогнула, и чай чуть не вылился на стол. — Как ты мог! Ты же знал, что я пыталась собрать всю коллекцию!
— Ммм… — он задумался и снова отхлебнул чая. Да как он его вообще пьет? — Что же ты сказала тогда… Я показывал тебе фигуры на скейте, которые выучил за год, а ты сказала, что это глупое занятие и лучше б я книжки почитал, а то не знаю, кто такой Есенин. После этого я даже как-то почитал его стихи, но мне они не понравились особо, только один и запомнился.
Я, наверное, смотрела на него глазами по пять рублей, потому что он говорил что-то невероятное. Я тот день помнила совершенно иначе и да, тогда и правда наговорила ему гадостей совершенно сознательно.
— В тот день рядом на лавочках сидела куча девчонок, и все они хихикали и обсуждали тебя. Я решила, что ты бахвалишься перед ними, вот и надо сказать тебе что-нибудь неприятное, — объяснила свою детскую позицию ему я.
У него брови поползли вверх, и он задумчиво хмыкнул. Наверное, догадался, что за моими злыми словами стояла тогда обычная, но ещё не осознанная ревность. Но мне было всё равно. Пусть знает.
— А что за стих-то? — я решила перевести разговор в другое русло.
— «Шаганэ», знаешь такой?
Я пожала плечами, ибо, несмотря на мои якобы широкие познания в русской литературе, знала о Есенине только пару моментов биографии и какие-то отдельные четверостишия из стихов про природу.
— Ну как же:
«Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне…»
Он прочитал начало, но, видя мои недоумевающие глаза, добавил:
— Я тогда его запомнил, потому что понравилась пара строк… А потом, когда на литературе задали учить какое-либо стихотворение Есенина, выбрал его. С тех пор и помню.
— Я, правда, не знаю. Но звучит очень красиво, — я улыбнулась ему, он очень мило рассказывал стихотворение. — А какие строки тебе понравились?
Ян на секунду нахмурился, припоминая их. Наверное, они были примерно из середи