Народ заахал и захлопал втройне активней, шумно переговариваясь и восхищаясь, используя самые разные выражения, из которых «круто» было самым приличным. Военные, что с них взять.
— А теперь все расхватали оружие и больше не возмущаемся. Уровень тренировки восьмой, чуть ли не самый простейший, — с этими словами курсант опустил винтовку и нажал что-то на приклеенной к руке полоске.
Народ начал подходить к кучке и живо разбирать оружие, меняясь друг с другом или завистливо погладывая на то, что не успели ухватить или обменять, в чужих руках. Красные цветы сорвались со стебельков и взмыли вверх, отлетев от группы метров на пятьдесят и образовав окружность с центром в виде группы испытуемых, а затем зависнув в паре метров над землей и вяло передвигаясь, шевеля оторванными стебельками, как щупальцами.
Атон стянул с головы повязку, и я мигом сделала то же самое. Мы вновь оказались в серой комнате. Посреди нее стояли будущие военные и слепо тыкали муляжным оружием в стены. Курсант открыл дверь, подождал, пока я пройду, и вышел вслед за мной.
Я обернулась, чтобы попрощаться. Моя миссия была выполнена, и этот урок оказался очень познавателен и для меня. Не у всех есть врожденная точность, но, тем не менее, они при должных стараниях могут стать теми, кем хотят, и им может помешать только собственная лень и боязнь.
Я протянула повязку Атону, он взял её и сказал:
— Спасибо, что поучаствовали. Им нужно было наглядно показать, что они могут быть как вы. А вы единственный человек с точностью из здешних, про которого я вспомнил, — он благодарно кивнул, но, казалось, был сосредоточен на чем-то своем.
— Да не за что. Рада была помочь, — я посмотрела на него, ожидая знака, чтобы можно было уйти.
Казалось, Атон немного колебался и что-то обдумывал, но всё же решился:
— Я наблюдаю за вашими успехами. Чувствую некую ответственность, так сказать, — он ухмыльнулся.
— Ой, — вырвалось у испуганной меня.
— И правда ой, — он стал серьезен. — Что происходит? Ладно, моделирование всегда никому толком не дается и это вроде факультативного предмета, но что с пилотированием? При вашей точности ваши результаты вызывают недоумение.
Мне стало стыдно. Очень стыдно. Он меня принял, понятно, что он мог периодически где-то в их базе просматривать мои результаты. И понятно, почему он недоволен, я как будто его самого подвела. Как же я не подумала об этом раньше? Хотя что бы это изменило? С мотивацией у меня всегда всё было в порядке.
— Ну? — он меня словесно подтолкнул, требуя объяснений.
— Я… как бы это сказать… не верю, — мой ответ, должно быть, был странным.
— Что значит не верите? — сказать, что Атон был удивлен, ничего не сказать. Даже его светлые брови поползли вверх.
— Я понимаю, что все знают, что игровое пространство ненастоящее, но погружаясь в него, они особо не видят разницы. А я чувствую. Обоняние мне подсказывает, что это неправда. Ветер сильный, но это просто поток воздуха, который не приносит с собой ни соленого привкуса моря, ни аромата полевых цветов, ни легкой, но неприятной вони солнечного или атомного топлива, который всегда чувствуется в городах. Я беру штурвал, провожу пальцами и понимаю, что это муляж. На нем нет какого-то особого космического запаха — смеси дезинфицирующих средств и пота от рук пилотов. С оружием было проще. Оно-то почти настоящее, — я невесело улыбнулась и подняла глаза на курсанта.
Стингрэй ошарашенно смотрел на меня. Видимо, такой версии оправдания неудач он никогда прежде не слышал.
— Я мог бы догадаться, — наконец вымолвил он. — Это и правда серьезный недостаток игрового пространства. Вы никогда не пробовали самостоятельно летать на настоящем флаере? Если он есть у вашей семьи, конечно.
— Нет, не пробовала. Да и в любом случае так делать нельзя, — уж нарушителем режима я никогда не была. Разве что когда сбегала на собеседование. Но это было лишь исключением, подтверждающим правило.
— Да, конечно, нельзя, — он улыбнулся. По нему явно читалось, что он-то этих запретов не особо придерживался. Ещё бы, пилот же. Наверняка решил им стать, угнав в детстве родительский флаер и получив за это наказание.
Он на некоторое время задумался, заставив меня неловко переминаться с ноги на ногу. И так неудобно перед ним, что сквозь землю провалиться хочется. Наконец он выдал:
— Думаю, это можно исправить. Приходите к ангару в семь вечера, — он заговорщицки улыбнулся.
— А… зачем? — его предложение меня очень сильно удивило. Наверно, не менее сильно, как и его мое оправдание пару минут назад.
— Как зачем? Будем учиться, конечно же, — Стингрэй подмигнул мне и тут же исчез, скрывшись за дверью.
Света
Легкий морской ветер играл зелеными листьями дерева грецкого ореха прямо над нашими головами. Я смотрела вдаль и видела, где заканчивается небольшой поселок. Его окружало поле сухой травы, и где-то там должно быть море, которое невозможно заметить с этого места.
Я молчала, не в силах поверить, что проделала этот путь ради ничего. Вроде бы я понимала, что есть вероятность того, что Бойко уже умер, но всё же надежда давала мне силы искать дальше, а тайна не могла существовать, если бы не было лазейки, чтобы её можно разгадать. Как так могло получиться, что он умер, унеся с собой мои секреты?
Женщина тоже молчала, наблюдая за мной ясными светло-карими глазами. Она не торопилась уходить, ждала, когда же мы что-нибудь скажем.
— А у него были дети? Кто-нибудь из семьи, кто ещё живет здесь? — уверенно спросил Ян, словно это было нужно ему, а не мне.
— Были, и от первого брака, и от второго, только никто из них здесь не живет. Первый сын остался в Болгарии, второго я уже давно не видела, даже не знаю, как там Илья, а дочь, Нина, как поступила в институт в Мелитополе, так там и осталась, — охотно пояснила женщина и тепло улыбнулась. Её добрые глаза с лучинками морщинок говорили о том, что ей и в самом дело было бы интересно узнать, как поживают дети Видинского.
— А вы были знакомы с Бойко? — спросила я, и утвердительный кивок был мне ответом. — Вы можете что-нибудь о нём рассказать? Каким он был?
— Ой, девонька, я бы с радостью поболтала с тобой о деде Бойко, — она виновато развела руками, а затем наклонилась и взяла ведро с шелковицей, — но не могу сейчас, дома доча банки уже кипятит, ждет, пока я принесу ягоды для компота. Вам очень надо?
— Да. Очень-очень.
Наверное, в моем голосе прозвучали жалобные нотки, потому как женщина снова оглядела нас, теперь уже более внимательно и даже как-то строго, и спросила:
— Вы не местные что ли? Где остановились?
— В Геническе, — ответил за меня Ян. — Может, мы тут пару часов погуляем, а потом найдем вас?
— Да я так быстро не управлюсь, — проворчала женщина, но в её голосе не было недовольства. Затем глаза немного лукаво заблестели, и она более заинтересованно продолжила: — Да и маршрутки скоро уже перестанут ходить. А хотите я вам комнатку сдам? К ночи мы управимся, тогда и поговорим. А завтра поедете назад в свой Геническ.
Я замешкалась. Предложение было очень заманчивым, и будь я одна, непременно бы его приняла. Но со мной Ян.
Я обернулась к нему, наткнулась на пристальный выжидающий взгляд и спросила, слегка запинаясь:
— Давай ты вернешься, а я останусь здесь? Я очень хочу узнать о Видинском и назад не поеду, — конец фразы прозвучал как-то упрямо, словно я спрашивала у него разрешения на какую-то проделку и пыталась не получить отказ.
— Нет, мы останемся вместе, — в уверенном тоне не было сомнений, и хотя перспектива остаться вместе меня немного пугала, я обрадовалась. — Скажите ваш адрес. И объясните, как дойти. Пожалуйста.
Женщина принялась рассказывать ему, как до неё добраться, а после предложила или подождать её в комнате, или посидеть возле дома на лавочке, или прогуляться пару километров до лимана. К нему вела асфальтная дорога, пересекавшая всё село. Местные жители катались до него на машине или велосипеде, но некоторые любили и пройтись. Мы решили осмотреть эту единственную местную достопримечательность.
Дорога была пуста. Её окружало поле высокой желтой травы, выгоревшей на солнце. То и дело по обочинам проскакивали высокие жесткие стебли чертополоха со светло-коричневыми сухими коробочками засохших цветов. Вдали отливал синевой лиман, звал погрузиться в свои ласковые воды с желанной прохладой, но я осталась равнодушна к его призыву, не в последнюю очередь из-за отсутствия купальника или хотя бы сменной одежды.
Рядом медленно шел Ян, подстраиваясь под мои маленькие шаги, и рассказывал про свой первый прыжок с парашютом. Я то всматривалась вперед, в прекрасную дальнюю синь, то украдкой косилась на него и улыбалась. Даже если бы он решил поведать мне о строении двигателя внутреннего сгорания, я бы всё равно не смогла приглушить свои эмоции от его голоса, улыбку от взгляда его живых глаз, мурашки от того, как эти глаза смотрят на меня.
Мой рассказ о выставке, где я узнала о существовании Бойко, на фоне приключений Яна казался тусклым и неинтересным, но он внимательно слушал и даже задал несколько вопросов. Я была ему благодарна за эту непосредственность и дружеское участие.
Вскоре асфальт закончился, и пыль грунтовой дороги с мелкими камешками так и норовила залезть под подошву ступней. То и дело приходилось останавливаться и вытряхивать их из шлепанцев. Ветер по мере приближения к морю становился всё сильнее, принося с собой такую особенную морскую свежесть. Вода, купленная нами перед поездкой, уже давно перестала быть холодной, и эта легкая прохлада оказалась как нельзя кстати.
Наверное, мы шли довольно долго, так как, когда наконец достигли моря, солнце уже собиралось прятаться за линию горизонта. Закатное небо сегодня казалось особенно прекрасным, и мы уже почти не говорили, наслаждаясь непринужденным молчанием и великолепным видом.
Спустившись по пологому склону к лиману, мы присели на каменную плиту, невесть кем здесь оставленную. Несмотря на легкий ветер, морская гладь была спокойна и плавно уходила за горизонт. Повинуясь неслышной мелодии, невдалеке от берега покачивались несколько рыбацких лодок. Пляж не был песчаным, черная земля с мелким ракушечником ближе к