Обратная дорога вконец меня измотала, и я прокляла себя, что не отказалась от похода на могилу Видинского. Радовало только присутствие Яна в такой необычной ситуации. Подумать только: теперь, когда лед в отношениях растоплен и всё начало налаживаться, мы проводим наш первый день вместе на кладбище! Хорошо, что рядом старый добрый Ян, и его я мало чем могу удивить, поэтому не постеснялась согласиться на эту прогулку, но если бы это был не он? Даже не представляю, кого ещё я могла бы взять с собой в это странное приключение и чувствовать себя при этом совершенно спокойной.
Вскоре мы вступили на территорию села, но к остановке пошли не знакомыми уже дорогами, а петляя в каких-то улочках. Но этому вскоре было дано объяснение. Хозяйка остановилась около одного типично украинского домика, приземистого, побеленного с обведенными синим окнами. Он не бросался в глаза при первом взгляде, так как дорога от деревянной калитки до входной двери была укрыта аркой вьющейся виноградной лозы, а перед самым домом росли пышные деревья абрикоса и груши. Под окнами же виднелись заросли крыжовника, смородины и мяты. Теперь дом был неухоженным, так как, судя по рассказу нашего проводника, внуки Бойко лишь иногда приезжают сюда как на дачу. У них есть где-то в поле большой участок земли, засаженный картофелем, а позади самого дома они выращивают помидоры, огурцы, морковь и подобные овощные культуры.
Я, как городской житель, застыла на какое-то время перед этим образцом деревенского уюта. Наверное, и я могла бы прожить жизнь в таком домике, который настолько органично вписался в лоно сада, что становился неотделим от него. Каково это: проснуться утром, выйти во двор, нарвать целую тарелку абрикосов и есть их на завтрак, смакуя сочную ароматную мякоть? Или сорвать пучок мяты и заварить самый вкусный чай для себя и любимого человека? Или надеть резиновые калоши и пройтись между грядок, выискивая самый крупный красный томат, а потом сделать из него, огурчиков, свежего зеленого лука и нескольких долек чеснока непередаваемо аппетитный салат и заправить его ароматным украинским подсолнечным маслом, которым так славится эта страна? Я вдохнула терпкий запах абрикосов, закрыла глаза и подумала, что именно так, наверное, и пахнет мечта.
Бойко
Желтые хризантемы отказываются ломаться в старческих пальцах. Мне не хватает сил, чтобы сорвать хоть один цветок, и приходится возвращаться в дом, доставать из шкафа в прихожей секатор и отправляться вновь воевать с цветами. Пират не дает взять в руки стебель, засовывает голову между моих рук, и мне приходится отстраниться, чтобы не повредить его и без того рваное ухо, которым он обзавелся в драке с соседскими собаками.
Хлопнула калитка. Пират мигом перестал интересоваться кустом хризантем и побежал встречать гостей. Я быстро вернулся к прерванному занятию, раздвинул упругие ветки и у самых корней отрезал четыре стебелька. Готовый букет сиял ярче солнца в моих руках, и подошедшая Татьяна даже поинтересовалась, не жалко ли мне их срывать, если это всё равно никто не оценит.
Я поднялся с колен, отряхивая с коричневых брюк мелкие веточки и травинки, взял небольшую авоську и трость, притулившиеся у лавки, и позволил заботливой Тане взять меня под руку. Она забрала у меня из рук мою котомку и попыталась польститься на букет цветов, но уж его-то я могу удержать. После пяти уколов, включая утренний, я чувствовал, что мне становится лучше и давление больше не так шалит, так что был готов к небольшому путешествию.
Стоило нам выйти за пределы двора, как все появляющиеся в поле зрения жители стали считать своим долгом подойти ко нам и осведомиться о моем здоровье, а их дети концентрировали всё своё внимание на Пирате, который увязался за нами. Одна соседка обещалась непременно зайти ко мне вечером на гараш, но я-то знал, что куда больше её привлекает рюмочка ракии, которую я обязательно предложу. Другая попросила оставить у меня сына на ночь, так как хотела пойти ночью с мужем в море, и обещала расплатиться за хлопоты жирным пеленгасом.
Дорога сегодня не была пыльной. Ночью шел дождь, а утром было пасмурно, и тяжелые серые тучи не сходили с неба до сих пор. Было приятно вдыхать свежий воздух, который сохранил в себе дыхание моря, и не прятать кожу от обжигающего солнца.
Вскоре последние сельские домики оказались позади, и широкая дорога сменилась вытоптанной посреди поля тропой, испещренной глубокими колеями с лужами на дне от колес тракторов. Даже и сейчас один виднелся далеко на горизонте, ближе к побережью.
Идти было не так уж сложно, и когда я останавливался, чтобы перевести дух, Таня доставала стеклянную бутылку вишневого компота и угощала меня им. Становилось легче, и с новыми силами мы продолжали путь.
Вскоре мы зашли на островок мертвых — сельское кладбище. Приближался Яблочный Спас, к которому приедут и мои дети, и оно не было пустым. То тут, то там встречались люди с граблями или с кистями краски. Ограда участка, к которому мы держали путь, облупилась от солнца и ветра, и сквозь голубой цвет проскакивали серые проплешины металла. Но дочь обязательно купит в Мелитополе краску и наведет здесь порядок перед Осенинами.
Отворив калитку, я застыл у входа, словно не приходил сюда уже тысячу раз. Как и прежде, остро кольнуло сердце, а горле запершило от горечи. Против воли слезы появились в уголках глаз, но не полились ручьем, как прежде. Даже боль имеет срок давности, и тупое чувство потери пришло на смену горестному воплю о несправедливости жизни и ошибке Создателя.
Я сделал ещё пару шагов и вспомнил один день через какое-то время после похорон, когда большие венки и корзинки с искусственными цветами были уже убраны. Я точно так же застыл перед могилой, когда меня накрыло с головой чувство дежа вю. Я вдруг совершенно четко осознал, что бывал здесь прежде, и передо мной пронеслась цепь нескольких последующих мгновений. Я знал, что стоило лишь немного повернуть голову, и рядом с памятником моей любимой будет находиться моя собственная могила, с похожим голубым памятником и пучком полевых трав.
Это чувство пропало так же быстро, как и появилось, и я по крупицам пытался воссоздать, что же я видел рядом с могилой Ярославы. Вопреки моим предыдущим похожим ощущениям, это видение не ускользало из мыслей, теряясь в дымке сознания, а постепенно обрастало ранее не видимыми элементами.
Я подошел ближе, посмотрел на желтые цветы в моей руке, которые так подходили ей, и наклонился, чтобы опустить их на могилу. И снова дежа вю. Когда-то я точно так же наклонялся, и на долю секунды жар дыхнул мне в лицо, возвращая в солнечный летний день. Кажется, рядом со мной присутствовал кто-то ещё, но в этот раз ощущение уплывало, не давая за него ухватиться.
— Деда Бойко, с вами всё в порядке? — тревожно спросила Татьяна, наблюдая за изменениями на моем лице. — Сердце закололо?
— Нет, Таня, всё хорошо, — уверил её я. — Просто накрыло дежа вю. Ты, наверное, слышала о таком?
— Снова какие-то ваши азиатские штучки? — тревога пропала из её глаз, уступив место скепсису.
— Ничего имеющего отношения к религии, — разъяснил я. — Это вообще психологический термин. Дежа вю — это ощущение, что ты уже был в подобной ситуации. Его чувствовал почти каждый человек. Наверняка и ты что-то подобное припомнишь.
— Нет, такого со мной не было, — категорично заявила она. — А вы определенно здесь прежде бывали очень много раз, за пятнадцать-то лет.
— Это другое. Сейчас оно было совсем мимолетным. Но как-то я почувствовал, что нахожусь здесь не один, а стоит мне только отвести взгляд от памятника Яры, как я увижу свою собственную могилу, и на ней будет лежать такой маленький пучок цветов, сорванных в поле.
— Свят-свят, — испуганно вымолвила Татьяна и перекрестилась трижды. — Даже не думайте об этом! Дай Бог вам здоровьечка, пусть такие мысли даже не лезут вам в голову!
— Да я не об этом… — хотел было переубедить её я, но махнул рукой на эту бесполезную затею.
Я начал доставать из авоськи бутылку чистой воды, чтобы промыть рюмочку с могилы, небольшую баночку из-под майонеза, наполненную ментой — любимым напитком Ярославы, половину абрикосового пирога и конфеты, чтобы помянуть с Татьяной мою жену и потом положить на блюдце у памятника и долю Яры.
То давнее событие никак не стиралось из памяти, словно я его пережил на самом деле. После того видения я стал уделять внимание дежа вю в любом фильме, в любой книге или телепередаче, живо интересуясь этим феноменом. Со временем я узнал и о других, сходных с ним, разновидностях: жамевю и пресквю. И если состояние жамевю так и осталось для меня ощущением, никогда не испытанным, но пресквю было знакомо так же, как и любому жителю нашего мира. Неспособность вспомнить какое-либо хорошо знакомое слово была мне прекрасно известна, в то же время как некоторые слова, впервые услышанные, производили такое сильное впечатление, словно были важны в какой-то другой жизни. Когда в студенчестве я изучал египтологию, то такое впечатление на меня произвел культ одного из богов, и я всё никак не мог забыть его имя, хотя все остальные давно стерлись из памяти за давностью лет.
Эти мысли отвлекали от боли. Я пытался убежать от неё в книги, в фантазии, в религию, пытался найти оправдания любимому человеку и пытался не позволять себе злиться на неё за то, что она оставила меня доживать свой век в одиночестве, один на один с этим чуждым миром.
Мири
Первое ощущение — полнейшая дезориентация. Глаза метались от одного объекта к другому, уши заложило от криков и рева, и не успела я хотя бы на чем-то сосредоточиться, как мощный удар чего-то черного, длинного и огромного отбросил меня на камни и жухлую траву.
Боль пронзила правый бок и спину, я закричала от этого острого чувства, которое вышибло из меня дух, и закрыла глаза, пытаясь убрать мельтешение черных точек перед ними. Крики не давали сосредоточиться и прийти себя, от шока я не разбирала, просто ли это вопли или там есть словесное содержание. Бок и руку саднило, но сильная боль от падения на твердые предметы постепенно сменялась тупым ноющим чувством. Я смогла стиснуть зубы, чтобы больше не издавать стонов, но выровнять дыхание не получалось. Рев не прекращался, и я решила открыть глаза и посмотреть, что же происходит.