— Да, — кивнула головой я. Эта загадка сразу отвлекла меня от печальных мыслей, загнав боль в дальний закоулок сердца. — Наверное, это покажется странным… но я узнаю эту вышку и пшеничное поле. И горы. Это же местный пейзаж! А мужская фигура в синей форме напоминает какого-то исследователя, который… решил погулять.
— А и правда, — хмыкнул мужчина слева от меня. — Я же тоже так гулял.
Повсюду стало раздаваться согласное хмыканье и шепотки, а лектор смотрела на меня чуть ли не со священным ужасом. Видимо, она тоже гуляла по этому полю.
— Только вот волосы у мужчины какие-то странные. Вроде бы сейчас такие почти не встречаются, — скептически попытался опровергнуть наше озарение средних лет исследователь, который за всё это время не вымолвил и слова, а лишь недоверчиво качал головой.
— Почему же? Да хоть Стингрея возьмите, этого неугомонного курсанта. Может, это он и есть на картине! — резко ответила лектор, стремясь защитить свою теорию. Знала бы она, как близка к истине!
В кармане завибрировал свернутый планшет, значит, флаер уже подлетел. Я попросила прощения у читающей лекцию и ушла, объяснив, что мне пора отправляться домой. Аудитория неожиданно дружелюбно пожелала мне успехов в учебе, а женщина, узнав, что я буду биологом, пообещала скорую встречу на занятиях по основам нейробиологии, которые она ведет на втором году обучения у курсантов биологического направления.
Путь до Белена, где сейчас находились родители, предстоял неблизкий. Пять часов на маленьком флаере по пятому межгосудаственному сектору — это не такая уж большая цена за встречу с родными, тем более что теперь мне было чем заняться.
Тем не менее, я не стала сразу открывать планшет, а позволила себе полюбоваться удаляющейся лентой Сохсолооха и кусочком золотого поля, мелькнувшим за цепью гор. Это место изменило мою жизнь, и оно достойно собственного прощания. Я не отводила глаз от стекла до тех пор, пока все климатические вышки не исчезли из вида и не сменились сплошной гористой местностью.
Чувствуя одновременно горечь от прощания с Атоном, радость от приближающегося будущего и нетерпение от желания разгадать тайный смысл картин малоизвестной художницы, я дрожащими руками развернула планшет и стала искать её имя. Но пока меня интересовала не биография, а картины.
Красный закат в пустыне с причудливыми растениями на длинных стебельках и остатками древних сооружений…
Вид с высоты четвертого сектора на гористую местность с двумя поселениями, разделенными узкой рекой…
Снова желтая пустыня и серебристая громада космолета, вся в красно-оранжевых бликах, и сидящий на трапе человек в золотисто-красноватыми с этом странном свете волосами…
Странное, непропорционально длинное существо, покрытое неким подобием материи, протягивающее семипалую, покрытую синеватым мехом, конечность к зрителю…
Двое маленьких золотовласых детей на одуванчиковой поляне, играющие в космопиратов…
Незнакомое лицо мужчины с рыжеватыми волосами и пронзительными серыми глазами…
Натюрморт из желто-фиолетовых фруктов и ножа на листе папоротника…
Все эти невероятные картины из моей жизни и жизни другого человека пугали, и я всё же решилась почитать биографию художницы. Родилась, вышла замуж, творческая карьера, дети… Эти факты совершенно ни о чем не говорили, как и то, откуда эти образы возникли в её голове. Но в качестве источника была дана ссылка на её блог на древней платформе со старомодным дизайном…
Я пролистала посты в блоге, которые были посвящены каким-то официальным событиям: выставке картин, благотворительному аукциону, успехам сына на поприще ученого-физика…
Это не давало никаких ответов, и хотелось вышвырнуть злосчастный планшет в окно, но это бы никак не решило проблему. Итак, что бы сделал в такой ситуации Натан? Взломать блог я не могу, отпечаток моего пальца не даст мне допуск, ведь тогда вроде не так регистрировались в сети.
Мелькнула совершенно шальная мысль. Я ввела её имя пользователя и стала подбирать пароль. Раз она так много знает обо мне, может, я смогу угадать пароль?
Что самое важное в моей жизни? Все имена близких не подходили, я даже грешным делом попробовала имя Атона, раз он был на картинах, но и оно не подошло. А из головы не выходило пшеничное поле, как она могла о нём узнать? Атон и правда как сын Солнца, такое интересное сравнение, вернее, как будто скандинавский кеннинг… Я принялась искать все упоминания о Солнце и замерла, увидев, что Атон — древнеегипетский бог Солнца. Но если картина называется «сын Солнца», значит, паролем может быть либо сын этого бога, либо что-то производное от Атона. Список образованных от имени божества имен раскрылся на экране, и глаз сразу зацепился за женское имя Анхесенпаатон — «Её жизнь это Атон». Я ясно чувствовала, что в этом есть что-то важное, что моя жизнь связана с его жизнью и что эта горечь никуда не уйдет, покуда я снова с ним не встречусь.
Я ввела «Анхесенпаатон» в строку пароля и вид блога вмиг изменился. Самая верхняя запись гласила «Если ты узнала/узнал его, то прочитай всю историю», и я сразу поняла, что это обращение ко мне. Одно движение рукой, и вся история открылась перед моими глазами — история жизни Светланы и Бойко, и даже немного моя.
Выходя из флаера в шумном Белене, я уже знала, что обязательно встречу Атона в будущем. Я должна прожить эти семь лет без него, получая специальность, а потом судьба возьмёт дело в свои руки и предоставит мне шанс. Неважно, кем он мне будет — другом или любимым, он всё равно будет рядом, и мы вместе переживем немало приключений. Но что-то мне подсказывало, что это только зарождающее чувство внутри сердца — ещё неокрепший росток любви, и по мере того, как я буду взрослеть, подрастет и он. А дальше… всему своё время. Сейчас время жить в мечте.
Бойко
— Она очень любила небо, моя Яра. Мало кто знал, но оно было её истинной страстью, — привычно начинаю рассказ я, немного придя в себя от укола. Воспоминания о жене давно уже вызвали светлое и теплое чувство вместо скорби, и я пытался его закрепить в своем сердце, не давая злым мыслям одержать верх.
Сегодня последний день, как иголка впивалась в мою вену, и с бледной кожи в коричневатых пигментных пятнах постепенно начнут сходить синяки. В молодости их бы и вовсе не было, а маленькие точки слились бы с веснушками, и их можно было бы разыскать разве что с лупой.
Таня жует пирог с ревенем и удивляется, как можно было приготовить его таким вкусным. А всего-то и секретов — цедра лимона да ванильный сахар. Лопоухое растение со свекольно-красным корневищем заполонило всё пространство под грушей, и от него не было никакого спасения. Разве что соседский мальчик, сверзившись с забора после неудачной охоты за грушами, наносил хоть какой-то урон этим зарослям. Хорошо, что скоро внуки приедут, будет хлестать компот из него только так.
— Вы иногда такие вещи рассказываете… Мне совсем другое про неё говорили, жаль, что я не успела с ней познакомиться и узнать её самостоятельно, — осторожно сказала Таня, убирая за ухо выбившуюся прядь волос. Брови сошлись к переносице, она словно боялась сказать что-то не то, наступить на больную мозоль. Прекрасная добрая Таня, она не только знала, как работает сердечная мышца, но и чувствовала эмоциональную боль в ней.
— И что же тебе говорили? Не стесняйся, вряд ли ты меня удивишь, — подбодрил её я.
— Говорили, что она очень любила детей и была любимой учительницей. Муж до сих с добротой про неё вспоминает и всё сожалеет, что нашим не попался такой ответственный и интересный педагог. Ещё он вспоминал, что любил её смены в школьном летнем лагере, так как они много куда ходили и ездили с ней, в то время как другие учителя ленились и разве что устраивали игры возле школы. Он уже не учился у неё, когда ей стало плохо. Она сразу взяла годичный отпуск, я так понимаю, а потом так и не вышла из него. У неё ведь было что-то не так с психикой? Поэтому она перестала работать с детьми? — уточнила Татьяна, мысля в правильном направлении, и посмотрела чуть правее меня, туда, где рядом с мятным чаем стояла в простой деревянной рамке наша черно-белая фотография со свадьбы. Яра лучисто улыбалась, и её кучерявые волосы образовали вокруг головы корону из-за сильного ветра. Она такой и была — само олицетворение природной стихии, постоянно пыталась обогнать время.
— Да. Сначала это казалось нервным расстройством, а потом оказалась неизлечимая болезнь мозга, — подтвердил я её подозрения. Яра была настоящим холериком, но эти постоянные перемены настроения были вызваны скорее внешними обстоятельствами, а не её сущностью. Сама по себе она была спокойной, открытой, дружелюбной, просто ей не повезло родиться тем, кем она являлась.
— Говорили, что она практически перестала выходить из дома, а если и решалась на прогулку, то шла к морю. Никто не решался составить ей компанию, так как она почти всё время молчала и теряла нить разговора, забывая, о чем же шла речь. А потом она уехала с вами в санаторий, и там умерла, — Таня судорожно сглотнула, и я пожалел, что спросил её об этом и что изначально поддержал этот разговор.
Горло сдавило, возвращая меня в те последние дни, наполненные тягостным ожиданием печального конца и одновременно робкой надеждой.
Мы уехали в Крым и расположились в санатории на берегу моря. Местность вокруг была скалистая, и это создавало прекрасные условия для чудодейственного лечения. Яра очень любила пешие походы, и каждый день мы подолгу гуляли или же поднимались на какую-нибудь невысокую гору и устраивали там пикник. Она была счастлива в эти мгновения, когда можно было подставить лицо порывистому морскому ветру и чувствовать себя на вершине мира. В эти моменты она становилась собой.
В другое же время Яра была невыносима. Работа с детьми сглаживала её характер, но каждый день своей жизни она ощущала себя запертой в этом теле, в этом времени. Она была женщиной, и после войны её долей было растить своих детей и учить чужих, и невозможно было отойти от этого женского предназначения в советской глубинке. Лишь море её спасало. И чем сильнее его штормило, тем более привлекательным казалось оно ей. Она заходила в буйную воду, и волны накрывали её с головой, а она смеялась им в ответ и пыталась грести против неистового потока морс