Не могу остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться — страница 27 из 56

Один из персонажей поставленной в 2014 г. в Нью-Йорке пьесы Лоры Исон «Секс с незнакомцами», узнав, что в отеле отсутствует мобильная связь, восклицает: «Все решат, что меня нет в живых!» Никому не нравится чувство, будто ты умер. Эксперимент, поставленный в 2010 г. Международным исследовательским центром СМИ и актуальных общественных проблем Мэрилендского университета, позволил оценить всю меру экзистенциального ужаса, охватывающего людей, отрезанных от онлайнового мира. Ученые попросили 200 студентов университетского кампуса «Колледж-парк» не пользоваться телефонами и компьютерами (а также другими средствами связи) 24 часа, после чего им предложено было описать свой опыт. Воспоминания студентов об ощущении изоляции, о страхе пропустить что-то важное или отстать от жизни были полны слов и образов, заставляющих вспомнить о компульсии: неимоверное желание, ужасная тревога, жуткое беспокойство, отчаяние, паника, безумие.

Несколько цитат заслуживают внимания.

«Переписка и обмен мгновенными сообщениями с друзьями дарит мне постоянное чувство покоя… Невозможность общаться через устройства была почти непереносимой».

«Я чувствовал себя оторванным от всех людей и думал, что они звонят мне, но оказалось, половину времени никто не звонил».

«Я вернулась с занятий около пяти, отчаянно нуждаясь хоть в чем-нибудь цифровом. Было невыносимо оставаться в комнате… одной… не имея, чем занять ум, и я сдалась».

Это свидетельствует о внутреннем беспокойстве, занозой засевшем в умах людей XXI века, о нашей неспособности оставаться наедине с собственными мыслями с тех пор, как мы сами и наши телекоммуникационные игрушки объединились в пространстве ладони. Как-нибудь летним вечером понаблюдайте за одинокими посетителями уличных кафе. В былые времена они бы развлекали себя, разглядывая прохожих, возможно, читали бы. Теперь прокручивают списки входящих, постоянно проверяют, нет ли новых сообщений, и лихорадочно перескакивают с сайта на сайт, чтобы наверняка не отстать от жизни.

Многие люди не допускают и мысли о том, чтобы расстаться со смартфоном, не только из нежелания лишиться упомянутых переменных и прерывистых вознаграждений. Дело в том, что эти устройства стали для нас основным средством связи с другими людьми и с миром в целом, и невозможность следить за обновлениями вызывает тревогу еще и в силу ощущения изоляции, страха пропустить нечто важное — как будто все остальное человечество (по крайней мере, друзья и коллеги) на связи, в теме, в гуще событий, а мы нет. Как онлайновому миру удалось проникнуть в кору нашего головного мозга и научиться вызывать у нас взвинченность, тревогу, нервозность, когда мы в офлайне? Прежде всего, запустив свои щупальца практически в каждый аспект жизни — от шопинга до личных отношений, от общения с друзьями до самоощущения «я в курсе событий». «Некоторым людям кажется, что если они не сидят на определенном ресурсе или сайте, то что-то пропускают — что-то, связанное с друзьями, собственным здоровьем и чем угодно еще, — сказал мне психиатр Дэвид Райсс, имеющий практику в Сан-Диего. — Всему виной боязнь чего-то не узнать, если не возвращаться на сайт каждые пять минут». Иначе говоря, интернет эксплуатирует FoMO (Fear of Missing Out) — страх что-то упустить.

Это понятие, которое было введено в обращение в середине нулевых и впервые внесено в словарь (UrbanDictionary.com) в 2006 г., определяется как «устойчивое убеждение, что другие люди получают вознаграждающий опыт, которого вы лишены». Такую формулировку предложили в статье для журнала Computers in Human Behavior за 2013 г. психологи английского Эссекского университета во главе с Эндрю Пржибильски и Валери Гладуэлл. Для FoMO «характерно желание постоянно быть в курсе того, что делают другие». Около трех четвертей молодых взрослых, опрошенных в ходе исследований в 2011–2012 гг., подтвердили, что по крайней мере временами испытывают «неприятное, порой всепоглощающее чувство, что остались за бортом, и что ровесники узнают или овладевают чем-то большим или более значимым». У некоторых людей стремление не отстать от жизни становится компульсивным в том смысле, в котором я использую это понятие на протяжении всей книги. А именно, мысль о том, что они упускают возможность увидеться с приятелями (или просто получить информацию, что те встречались), узнать то, что знают «все», или познакомиться с новым статусом друга в Facebook, провоцирует нервозность и острую, мучительную тревогу. Не быть на связи — все равно что оказаться вне игры.

Именно так обстояло дело с Синтией Томпсон. Писательница, жившая в Лондоне, в 2010 г. она впервые стала мамой, перешла на удаленный режим работы и попала под неодолимую власть онлайнового мира. «Для меня это была возможность узнать, что происходит», — сказала она. Чувствуя себя оторванной от профессиональной среды, она выходила в сеть практически круглые сутки, проверяла телефон, чтобы узнать, что она пропустила, и испытывала беспокойство, когда он разряжался. «Мы настолько привыкли к культуре мгновенного отклика, что через час или два — уже слишком поздно. Я действительно немного нервничаю, если не могу немедленно заглянуть в телефон», — пояснила Синтия. Ее постоянные проверки обновлений проистекают из неотступной потребности снова и снова убеждаться, что она не пропустила срочное сообщение из школы, где учится сын, или деловое письмо.

Группа ученых Эссекского университета предложила группе из 1031 добровольца в возрасте от 18 до 62 лет из США, Великобритании, Индии, Австралии и Канады (все они были найдены через интернет, что могло привести к искажению результатов!) ответить, насколько точно 32 утверждения описывают их повседневную жизнь. Оценка давалась по пятибалльной шкале — от «совершенно не соответствует действительности» до «полностью соответствует». На основании полученных данных исследователи выделили десять утверждений, лучше всего отражающих индивидуальные особенности людей с FoMO.


1. Иногда я опасаюсь, что другие люди получают более вознаграждающий опыт, чем я.

2. Я боюсь, что друзья имеют более вознаграждающий опыт, чем я.

3. Я чувствую беспокойство, узнав, что мои друзья веселятся без меня.

4. Я чувствую тревогу, если не знаю, чем мои друзья собираются заняться.

5. Для меня важно ловить шутки, понятные только в кругу моих друзей.

6. Иногда мне кажется, что я трачу слишком много времени на то, чтобы не отстать от событий.

7. Я чувствую раздражение, если упускаю возможность встретиться с друзьями.

8. Если я хорошо провожу время, для меня важно поделиться подробностями онлайн (иными словами, обновить статус).

9. Если я не попадаю на назначенную вечеринку, то испытываю раздражение.

10. Уезжая на каникулы, я продолжаю отслеживать, чем занимаются мои друзья.


Шкала оценки страха что-то упустить, как назвали ее ученые, была первым инструментом измерения изучаемого понятия. FoMO оказался более выраженным у юношей, чем у девушек, а также у молодых людей в сравнении с людьми старшего возраста. Затем исследователи сопоставили баллы по показателю FoMO со стандартной оценкой удовлетворенности трех базовых психологических потребностей каждого человека — во взаимосвязи с другими людьми (чувстве близости или контакта), в автономии (ощущении, что являешься хозяином собственной жизни) и в компетентности (уверенности в том, что способен оказать влияние на мир и проявить себя в нем). Оказалось, что у людей, особенно страдающих от неудовлетворенности этих базовых потребностей, наиболее часто имелся и страх что-то упустить. Кроме того, люди с высокими баллами по шкале FoMO чаще чувствовали себя несчастными и неудовлетворенными жизнью в целом. Наконец, главное: именно они наиболее массово пользовались социальными медиа, такими как Facebook, Twitter, Instagram, и другими ресурсами, позволяющими нам не только заявить о собственном существовании, но и держать руку на пульсе и оставаться «в теме», хотя бы временно ослабляя страх от мысли, что где-то происходит нечто такое, в чем мы не участвуем. «Страх что-то упустить, — сделали вывод ученые, — играет ключевую и однозначную роль в вовлеченности в пользование социальными медиа» независимо от таких характеристик, как возраст и пол, и даже психологических факторов, например настроения. «Люди с низким уровнем удовлетворения базовых потребностей в компетентности, автономии и взаимосвязи с другими людьми относительно чаще испытывают выраженный страх что-то упустить — как и люди с пониженным фоновым настроением или общей неудовлетворенностью жизнью».

Но что если мы действительно что-то упускаем? Если мы не на связи? «Меня озарило, что мы все время подключены отчасти потому, — заметил постоянный автор The New York Times, пишущий о СМИ, Дэвид Карр в 2014 г. незадолго до безвременной кончины, — что хотим, чтобы каждый человек — на другом конце телефонной линии, в Facebook и Twitter, в интернете, в электронной почте — знал, что мы являемся частью настоящего момента. О чем мы беспокоимся? Мы беспокоимся, что можем исчезнуть». Если существование человека определяется его онлайновым присутствием, то не быть онлайн означает не существовать. История человечества не знает более сильного стимула к действию, чем экзистенциальный бунт против умирания, опровержение бренности всего сущего продолжением себя в детях, которых мы рождаем на свет, в творениях, которые создаем, в отметине, пусть легчайшей, которую пытаемся оставить на ткани бытия. Реалити-TV не возникло бы в отсутствии этой глубокой и мощной человеческой потребности заявить: «Смотрите, я существую!» Когда мы не в сети, не на связи, не участвуем в событиях, мы не существуем, и это порождает самую мучительную тревогу — экзистенциальную.

Не интернет-пользование как таковое и не пользование именно социальными СМИ являются компульсивными. Компульсивно стремление избежать чувства одиночества, скуки или оторванности от жизни. То, что исследователи (к слову, большинство из них на несколько десятков лет старше интернет-пользователей, которых они изучают) называют отклонением от нормы, в действительности представляет собой новый способ существования, развлечения, социализации, коммуникации и работы, «который ученые в настоящее время способны интерпретировать лишь в патологическом ключе» — по заявлению Дэниэла Кардефелта-Уинтера из Лондонской школы экономики и политических наук. В той же статье в