Не могу остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться — страница 44 из 56

, что управляла ею тридцать лет. «Я не хочу, чтобы моя жизнь прошла в торговых центрах. Хочу сделать что-то полезное, — сказала Дебби. — До сих пор я утешалась тем, что, хотя многого в жизни не достигла — у меня нет детей, да и карьера не задалась, — зато знаю толк в покупках!»

При лечении компульсивных покупателей психотерапевты часто добиваются успеха, если прежде всего помогут пациентам обнаружить эмоциональные стимулы походов в магазины — уныние, чувство собственной несостоятельности, злость, страх, разочарование, стыд, чувство вины и т.д. Затем пациентам предлагается подумать о том, что Бенсон, автор книги «Купить или не купить: почему мы покупаем лишнее и как с этим покончить» (To Buy or Not To Buy: Why We Overshop and How to Stop), называет «подлинными и важными глубинными потребностями», связанными с провоцирующими покупки эмоциями. Например, чувству вины сопутствует потребность в искуплении или примирении, самоуничижению — в более милосердной и адекватной оценке нашей личности. Этот подход работает не со всеми, но, по крайней мере, учитывает эмоциональные мотивы чрезмерного шопинга многих людей, в том числе тревогу, составляющую фундамент компульсивных покупок.

Кражи в магазинах

Если остальные компульсии грозят поработить ваш разум, то эта — единственная из настоящих компульсий[56] — может в буквальном смысле привести вас в тюрьму. Неизвестно, скольким больным компульсивные кражи сходят с рук, но существует оценка, согласно которой 87% из них арестовывают по крайней мере один раз, хотя в тюрьму попадает лишь каждый пятый.

Клептомания — это расстройство контроля над импульсами, причем довольно редкое, поражающее менее 1% населения. Но существует и компульсивная форма клептомании, провоцируемая нарастанием тревоги, которую позволяет снять только кража. Это звучит как самооправдание, однако, чем больше людей рассказывали мне, что заставляет их красть в магазинах, тем заметнее для меня становилось зерно истины в их исповедях. Они описывали хроническое внутреннее напряжение, достигающее непереносимого уровня и вынуждающее сдаться и стянуть что-нибудь, — и напряжение тут же улетучивается, как воздух из неплотно завязанного шарика. Кражи клептоманов не связаны ни с гневом, ни с желанием отомстить, но что касается компульсивных краж… Предоставлю слово Кейтлин.

На момент нашей беседы в 2014 году она не крала уже пятнадцать месяцев, и я, выслушав ее, подумала: «Да ведь это равносильно уходу Майкла Джордана из баскетбола на пике карьеры». Дело в том, что пятидесятилетняя Кейтлин была исключительно ловкой воровкой. Первый трофей — конфету — она добыла в девятилетнем возрасте, однако затем много лет не испытывала потребности красть, за исключением пары случаев в двадцать с чем-то лет. После тридцати у нее начались материальные трудности, и ловкость рук вновь оказалась востребованной. Не имея наличных, она стала красть одежду, витамины, косметику и еду. Обычно это происходило следующим образом. Кейтлин сидела дома, погруженная в невеселые мысли о своем финансовом положении: денег, которые приносил маркетинг на условиях неполной занятости, не хватало, она допускала перерасход по кредитной карте и занимала у друзей, — как вдруг физически ощутимая тревога пронизывала ее до самых кончиков пальцев. Казалось, кровь становилась более горячей и густой. После ссоры с бойфрендом или неудачного дня в висках стучало от тревоги, она становилась беспокойной, раздражительной и дерганой, как наркоманка. Затем вспоминалась какая-нибудь вещь, увиденная в торговом центре, и Кейтлин нутром чувствовала — вот что избавит ее от беспокойства.

В одном из первых случаев, когда она поддалась этой внутренней убежденности, Кейтлин пошла в аптеку за рецептурным средством и обнаружила: чтобы стянуть нужные ей вещи — зубную пасту, шампунь, мыло, витамины, косметику — достаточно нагнуться к нижней полке. Ее сумочка тут же приоткрылась, будто по волшебству. «Я шла в магазин, когда чувствовала накопившуюся тревогу, и все получалось само собой, — признается она. — Невероятное облегчение!»

Кейтлин выросла в доме алкоголика-отца, который избивал ее братьев и держал в страхе весь дом дикими пьяными выходками. Мать срывалась на Кейтлин и часто била ее. Семья жила в нищете и временами не имела денег на еду. Это было трудное детство, и, когда у Кейтлин начались финансовые проблемы, в голове словно что-то щелкнуло: «Я столько пережила, такого натерпелась, долгие годы жестокого обращения…» Голос рассказчицы срывается. «Я пыталась все это как-то компенсировать», — говорит она наконец. Она не могла вычеркнуть насилие из памяти, но, подворовывая в магазинах, как будто пыталась сделать «все это» — мир, жизнь, судьбу, соотношение добра и зла, правды и лжи, радости и горя — чуть более справедливым.

Теренс Шульман, излечивший многих компульсивных покупателей и магазинных воров, подтверждает, что для последних характерно «стремление восстановить справедливость», часто вследствие перенесенных насилия или лишений: «Их мучает потребность сравнять счеты. Они чувствуют себя вправе поступать подобным образом в качестве компенсации за былые обиды».

Вот типичный случай. Кейтлин возвращалась на родину из отпуска, проведенного в Европе, но рейс был отложен, и ей пришлось убивать время в аэропорту Амстердама Схипхол — царстве шикарных магазинов. Она решила набрать столько «подарков» близким и друзьям, сколько сможет унести: дизайнерские шарфы и галстуки, дорогой шоколад, роскошные духи и косметику. Вместо опасений Кейтлин испытывала странное умиротворение. Откуда-то пришло убеждение, что красть эти вещи можно, поскольку это подарки, которые она иначе не могла бы себе позволить. С тех пор магазины аэропортов стали ее излюбленными целями, где она регулярно затаривалась журналами, беспошлинной косметикой, одеждой, сувенирами — «в большом количестве» — и до того наловчилась, что играючи пристраивала трофеи в объемистую дорожную сумку, ридикюль и карманы. «С возрастом у меня отпала необходимость в этом, — признается Кейтлин, ставшая успешным риелтором в богатом районе, — но я продолжала красть. Я знала, где в магазине охрана, где стоят видеокамеры, и чувствовала, что вижу и слышу больше, чем обычный человек». Она уходила с уловом сотни раз. Отдавала вещи на благотворительность и дарила родне, набивала комоды, шкафы и гардеробы.

После тридцати кражи Кейтлин участились, и она «тащила все, что только попадало под руку». Однако всему на свете приходит конец, и Кейтлин, разменявшую пятый десяток, арестовывали трижды за три с половиной года. В первый раз — за кражу витаминов и средство от простуды стоимостью в $11,30 для больной подруги. После первых двух арестов она пыталась покончить с этим, но «это был ад», вспоминает она: «Я была совершенно раздавлена. Сказала мужу, что просто должна что-нибудь украсть. "Почему ты не можешь остановиться?!" — закричал он».

«Но я не могла».

Адвокат добился, чтобы ее судили всего лишь за деяние, не представляющее общественной опасности в силу малозначительности, и Кейтлин, признав себя виновной, вышла на свободу, приговоренная к двумстам часам общественных работ (в донорском центре Красного Креста). Она была напугана до смерти. Однако ей повезло, и ее случай — наглядное свидетельство того, что различение между импульсивностью, поведенческой аддикцией и поведенческой компульсией — не просто упражнение в классификации психологических проблем, а важнейший первый шаг к эффективному лечению. Слово «повезло» кажется не слишком уместным применительно к судьбе Кейтлин, но это справедливо в том смысле, что ее кражи были следствием не расстройства контроля над импульсами — как клептомания, от которой не существует проверенного, надежного средства, — а истинной компульсией, движимой тревогой. Поэтому Шульман начал с того, что спросил ее, как спрашивает всех компульсивных воров, почему, на ее взгляд, она так себя ведет. «Я стремлюсь помочь клиентам осознать, что порождает их компульсию, — объяснил он. — Стремление компенсировать утрату или чувство покинутости? Исправить то, что им кажется ошибкой или несправедливостью? Я стараюсь дать им понимание причин их поведения. Часто они отвечают, что представления не имеют, но если разберутся в себе, то их шансы измениться вырастут». Он побудил Кейтлин проанализировать тревогу, толкавшую ее на кражи, и спросил, есть ли иной способ от нее избавиться. «Я всегда задаю вопрос "почему" — почему, почему? — вы чувствуете необходимость так поступать, — сказал Шульман. — Я не согласен с принципом "Анонимных алкоголиков", будто причина не важна, и все, что нужно, — "просто остановиться". Чаще всего понимание полезно и необходимо».

Это когнитивная составляющая когнитивно-поведенческой терапии, которую применяет Шульман, — помочь больной вспомнить, что отец никогда не позволял ей покупать новую одежду: «Это проливает свет на то, что вами движет, на ваши предупредительные сигналы». В случае Кейтлин, когда кто-либо говорил ей, что она не может или не должна что-то делать, это пробуждало озлобляющие воспоминания о лишениях, которые она перенесла в детстве и до сих пор пытается компенсировать.

Хотя Кейтлин к моменту нашей встречи не крала больше года, она до сих пор мечтает об этом изумительном способе борьбы с тревогой. «Я вспоминаю кражи, как вспоминают ушедшего возлюбленного, — призналась она. — Это ностальгические мысли. Думаю, годы, когда я крала, были лучшими в моей жизни».

Библиомания

Удивительная форма приобретательства распространилась в Европе примерно 250 лет назад, когда определенную социальную группу охватила страсть покупать книги, владеть и хвастаться ими, хранить и демонстрировать (но необязательно читать!), причем распространилась настолько, что удостоилась собственного названия — библиомания. Как жертвы, так и свидетели этой страсти усматривали в ней оттенок помешательства, предвосхищая психиатрическую классификацию многих форм компульсивного поведения как душевных расстройств. В одном из нескольких тысяч писем сыну Филипу английский государственный деятель, мастер эпистолярного жанра лорд Честерфилд (1694–1773), узнавший, что у того появился интерес к печатным редкостям, призывал молодого человека «опасаться