неё. Как я тогда разворачивал её к себе спиной, чтоб лица не видеть, и с остервенением трахал. А потом она подстриглась, перекрасилась, и сразу как отрубило.
Всё равно. Это когда было-то! А сейчас даже знать ничего не хочу…
Но письмо я прочитал. Обычное уведомление об увольнении сотрудника, между прочим, из этого полудохлого завода.
Да и плевать! Я сунул письмо в лоток. Потом снова достал, позвал зама.
— Откуда это у вас?
Он пожал плечами.
— Случайно, видать, прихватил вместе с другими бумагами, когда туда ездил. А что-то не так? — сразу занервничал он.
— Да всё, идите, — отмахнулся я.
В кабинете стало душно. Я распустил галстук и ворот рубашки. Сердце за ребрами частило и металось как оса в банке. Дурость, конечно. Но… узнать бы, она это или не она?
Ой да на черта мне это узнавать?!
Я встал из-за стола, прошелся туда-обратно по кабинету. Налил в стакан воды, выпил. Потом снова уселся в кресло, набрал указанный в письме номер. Всего лишь узнаю, чтобы не маяться, и всё.
Выждал два гудка, а потом на том конце раздался голос, который я узнал в ту же секунду.
Она…
Спустя неделю
— А здесь, Тимур Сергеевич, у нас бухгалтерия, — начальник отдела кадров, мужик сильно за полтинник, распахнул передо мной очередную дверь.
Это я пожелал, чтобы он устроил мне здесь небольшую экскурсию, показал, кто где сидит, познакомил меня с работниками, а работников — со мной, своим новым хозяином.
Мы все-таки купили этот затрапезный заводишко. Вчера всё оформили. Отец, правда, не очень понял мой маневр, сначала упирался, потом просто бурчал: «Сомневаюсь, что это нам надо».
Да я всю минувшую неделю только и делал, что сомневался, отговаривал сам себя всячески, чуть не свихнулся. Но если уж решил теперь, то черта с два меня кто-то остановит.
Тетки в бухгалтерии подскочили со своих мест, залопотали что-то. Я кивнул им и сразу вышел, не дослушав.
Я ждал, когда уже дойдем до отдела кадров. Сердце бухало в груди как молот.
— А это, Тимур Сергеевич, — наконец-то произнес мой сегодняшний «экскурсовод», — наш отдел кадров. А это, девочки, Тимур Сергеевич.
На миг я задержал дыхание, затем шагнул в тесный кабинет.
Марину я увидел сразу. Там ещё кто-то был, но я смотрел только на неё и видел только её. А уж как она на меня смотрела. Будто привидение увидела.
Я приблизился к её столу, не сводя с неё взгляда и с удовольствием подмечая, как сильно она занервничала. Не сдержав ухмылки, произнес:
— Ну здравствуй. Вот мы и встретились.
Глядя на меня во все глаза, она сглотнула и севшим голосом ответила:
— Здравствуй… те.
Глава 6
Марина
Этот завод, куда отец Артема Казаринова помог мне устроиться, напоминал тонущий корабль. Работали только самые добросовестные, остальные — кто как убивали время с девяти до шести. Сбившись группками в курилке или в буфете, часы напролет обсуждали приближение конца. Нервозность и обреченность буквально витали в воздухе.
Я же в работу нырнула чуть ли не с одержимостью. Не люблю халтурить и Казаринова не хотелось подводить. Да и чем больше дел, тем меньше времени оставалось на раздумья, от которых хотелось лезть на стены. Закопавшись в бумаги, я даже на обед не ходила. А вечером с тяжелым сердцем возвращалась в съемную квартиру — домом назвать неуютные чужие стены язык не поворачивался. Ловила себя на том, что засиживалась допоздна, лишь бы как можно позже уйти.
Моя воля — вообще, наверное, ночевала бы на работе. Потому что самое страшное — оставаться одной в пустой тишине. В такие моменты горе наваливалось со всей силой, давило и терзало особенно жестоко.
Я даже Оленькины вещи никак не могла распаковывать до конца. Только открою сумку с её игрушками и платьицами, как тут же накрывает… В конце концов отложила, чтобы не рвать сердце ещё больше. Иначе, чувствовала, сойду с ума.
И без того я еле держалась, и всё чаще меня обуревало безудержное желание примчаться к свекру и душу из него вытрясти. Заставить его, мерзавца, сказать, где они прячут мою девочку, забрать её силой. Но юрист, чувствуя, видимо, что я на грани, в каждую нашу встречу, да и по телефону, неустанно повторял, что ни в коем случае нельзя горячиться.
Никаких фортелей, никаких необдуманных слов, внушал он. В противном случае потом в суде всё это сыграет против нас. Выставят меня неадекватной, асоциальной мамашей с сомнительным прошлым и неопределенным будущим, и тогда пиши пропало. А мне сейчас важно создать о себе наилучшее мнение на работе, настаивал юрист, получить положительную характеристику, найти людей, кто расскажет про меня, какая я хорошая.
Вот я и старалась, прямо из кожи вон лезла. Хоть и видела, что мое усердие здесь и даром никому не сдалось, а кое-кого даже раздражало. Люда, вторая кадровичка, что сидела со мной в одном кабинете, фыркала:
— Выслужиться хочешь? Зря стараешься. Сейчас мы уволим всех, с бумажками разгребемся, и нас самих уволят. А завод наш закроют. У хозяина, говорят, огромные долги, собирается кому-то продать нас за копейки, а как продаст — переделают тут всё и будет очередной торговый центр.
Я пожимала плечами, мол, ну и пусть. Не рассказывать же ей, зачем мне это так нужно и почему едва не ночую на работе. Я вообще больше помалкивала и не уставала в мыслях благодарить Казаринова, который сумел меня сюда не только устроить, но и сохранить от всех мою постыдную тайну.
Сам он работал здесь начальником отдела логистики и, когда мы изредка встречались на проходной, всегда тепло здоровался и передавал привет от жены.
Я мало понимала специфику предприятия и, к счастью, в кадрах она и не требовалась, но чем больше втягивалась, тем острее сожалела, что всё рушится. Да и роль у меня была незавидная, как у гонца с дурными вестями.
Некоторые принимали грядущее увольнение без драмы, а некоторые негодовали, ругались, грозились судом и отказывались что-либо подписывать.
Но тяжелее всего было с теми, кто, ознакомившись с приказом об увольнении, начинал с мольбой в глазах рассказывать про ипотеку, которую нечем будет платить, про детей, которых надо на ноги ставить, про больных родителей. И хоть от меня ничего не зависело, в такие моменты я чувствовала себя чуть ли не палачом.
Тем абсурднее казалась мне затея не то руководства, не то профкома отпраздновать десятилетие завода. Ну правда, к чему этот пир во время чумы?
Но все почему-то обрадовались.
— А что? Почему нет? — говорила вторая кадровичка. — Конечно, здорово! Я вот только три года отработала и то рада, что хотя бы в последний раз вместе гульнем. А кто все десять лет тут отпахал… Хоть попрощаемся нормально. Ну и дата такая, десять лет всё-таки. Жалко только, что в нашем же буфете решили праздновать. Обычно корпоративы у нас в ресторане проходили. Скинулись бы чуть побольше, хоть на недорогую кафешку, а то прямо на работе — как и не праздник вовсе… Но что уж теперь.
А я решила не ходить. Зачем? Мне здесь не с кем прощаться, я толком никого ещё не знаю. Но главное даже не это. Ну какой мне праздник? Я жить-то себя заставляю титаническими усилиями, через не могу хожу, говорю, что-то делаю, кажусь нормальной.
Ещё недавно я больше всего любила выходные, теперь же возненавидела их.
Субботу и воскресенье я не знала, куда себя приткнуть: донимала юриста, названивала Игорю, который, похоже, сменил номер, читала всякие форумы, где люди делились похожими историями и изнемогала.
Неделя началась с новостей, причем с таких, что вся контора гудела, как растревоженный улей. Со всех сторон только и слышались разговоры о том, что кто-то всё же купил наш завод.
К нам в кадры не заглянул только ленивый, чтобы спросить, кто купил и что теперь будет. Но мы и сами пока не знали.
— Ну всё, — предрекала Люда, кадровичка, — теперь уж точно дни наши сочтены. Сейчас нас всех выпнут, а через полгода новый владелец откроет здесь торговый центр, вот увидишь. Чую, наревемся мы в пятницу…
Во вторник поползли слухи, что новый владелец собрался снять директора. Никаких бумаг мы пока не видели, но все сидели как на пороховой бочке, не зная, что ждать.
Эта нервозность в конце концов передалась и мне.
— О, ну теперь точно конец, — причитала Люда, — такими темпами даже до нового года не доработаем…
Я отчаянно надеялась, что она ошибается. Эта работа была нужна мне как воздух! Протянуть хотя бы до суда! Иначе всё зря…
За час до обеда дверь вдруг распахнулась. Наш начальник, Михаил Андреевич, вошел в кабинет и, обернувшись назад, громко произнес:
— А это, Тимур Сергеевич, наш отдел кадров…
А потом на пороге возник он. Тимур…
Господи, как… Я сморгнула, словно не поверив глазам. Уставилась на него не в силах даже вдохнуть. Сердце, подскочив, заколотилось в горле, не пропуская и глотка воздуха.
Мне казалось, что я внезапно слетела вниз с немыслимой высоты. Камнем упала в ледяную воду так, что все мышцы парализовало на долгие несколько секунд.
Откуда он здесь? Почему?
Он тоже глаз с меня не сводил, прожигал насквозь. И такой ад виделся мне в его взгляде…
Ничего не понимая, я смотрела, как Тимур, держа руки в карманах, приближается к моему столу. Медленно, как хищник.
Улыбнувшись слегка и совсем не по-доброму, он поздоровался. Я ответила, но на автомате, потому что от потрясения ничего не соображала.
— Это Марина Владимировна, но вы, получается, знакомы, Тимур Сергеевич? — подал голос наш начальник. — А это Людмила Викторовна.
Тимур даже не взглянул ни на него, ни на Люду.
— Бывают же сюрпризы, да, Марина… Владимировна? — всё с той же кривой полуулыбкой произнес он.
Я в онемении смотрела на него и по-прежнему ничего не понимала. Только когда он вышел из кабинета, начала приходить в себя.
Когда-то я так мечтала его увидеть! Тоскуя, представляла в воображении разные ситуации, как мы случайно встретимся. Придумывала взгляды, прикосновения, слова. Потом постепенно боль улеглась, а со временем всё, что было между нами, стало казаться безумием, временным помутнением рассудка. И я перестала страдать и тосковать.