Мне ровным счетом не нужно ничего от его мелкого агентства. Сотрудничество с Хейденом — акт благотворительности во имя того, чтобы быть ближе к Тони. Если старик хочет переписать все на себя, чтобы оставить фирму дочерям — я не буду ему препятствовать.
— Обсудите это с моим юристом. Не имею ничего против.
Хейден облегченно вздыхает и едва ли не утирает пот со лба.
— Спасибо тебе…Финн. Я знал, что ты сможешь остаться равнодушным к судьбе моей дочери, после всего что у вас было…И хочу, чтобы ты знал, что мы всегда… Лил и я…рады
— Ты переписываешь Агенду на имя Ким? — перебиваю его поток льстивых излияний.
Хейден выглядит застанным врасплох, и в течение нескольких секунд молчит, очевидно, предполагая во что ему обойдется правда. Я смотрю в его выцветшие бегающие глаза, чувствуя как в груди разрастается ярость. Сдерживаю себя лишь потому, что мне нужно его подтверждение, а пока пытаюсь убедить себя, что я неправильно домыслил, ведь такая вопиющая подлость и равнодушие — слишком даже для этого седого ублюдка.
Но Хейден не дает себе шанса на оправдание:
— Она моя старшая дочь, Финн. Тони еще совсем молода…
Я не дослушиваю его до конца. Гнев ревет в ушах красным шумом, и ноги сами выбрасываю меня из кресла. Я, блядь, не понимаю. Я просто не понимаю, как он может так с ней… Быть настолько равнодушным к этому сокровищу. Как может настолько не видеть и не любить свою младшую дочь.
Я прихожу в себя лишь тогда, когда прижимаю старика за горло к стене:
— Ты будешь жрать дерьмо на помойках Комптона, если сделаешь то, что собираешься. Ты не получишь ни одного заказа в этом городе, так что уже через пару месяцев тебе нечем будет платить аренду. Кимберли не нужна эта фирма, потому что в бизнесе она разбирается так же как ты. То есть ни хрена не разбирается. Поэтому если ты не хочешь в течение пары месяцев стать банкротом, советую пересмотреть свое отношение к младшей дочери и включить ее в завещание. Хорошим отцом тебе никогда не стать, поэтому с этого дня будешь делать вид. Ясно выражаюсь?
Глаза старика, кажется, вот — вот вывалятся из орбит, когда я его отпускаю. Он оседает на пол как мешок с трухой, держась за горло. Не помню, чтобы кого-нибудь так презирал. Мне хочется взболтать его мозги, проорать в лицо, что Тони нужна родительская любовь, но знаю, что это не поможет алчному дровосеку обрести сердце.
— Только попробуй. — обещаю на прощанье, когда он трусливо крадется по стене к выходу. — Я лишу тебя всего.
Когда дверь за ним захлопывается, оставляя в стенах кабинета удушливый запах страха, я звоню секретарше:
— Кейра, отмени бронь на мистера Эллиса. Я полечу вместо него.
глава 33
В Болонью мы прилетаем ранним утром, едва начинает светать. Несмотря на длительность перелета, чувствую себя бодро: я спала практически всю дорогу. Возможно, мой организм сдался после двух недель бессонницы, а, возможно, причина в креслах бизнес-класса, превращающие в комфортные кровати нажатием кнопки. А, может быть, потому что со мной летит Финн. Отец позвонил в начале этой недели и извинился за то, что у него не получается полететь со мной. Объяснил, что поджимают сроки по важному заказу и что со мной обязательно полетит кто-то другой. Этим кем-то оказался Финн, у которого в последний момент сорвалась намеченная встреча. Втайне я очень этому рада. Я безмерно благодарна ему за его поддержку в эти сложные две недели, и полететь вдвоем в очаровавшую меня страну кажется таким… правильным.
— Встречаемся в вестибюле через час, — говорит Финн, прикладываясь смарт-картой в двери номера. — Я отведу тебя в свое любимое заведение на центральной улице: завтраки там просто потрясающие.
Не могу ничего с собой поделать — на лице зреет улыбка. Завтрак — мое любимое время, отведенное на прием пищи. А завтрак в Италии — это удовольствие, помноженное вдвое.
Я принимаю душ и переодеваюсь в широкие шелковые брюки и рубашку: удобно для пеших прогулок и подходит для посещения конференции. Распускаю отросшие до плеч волосы и в течение минуты рассматриваю себя в отражении, после чего лезу в косметичку и делаю то, чего делала очень давно: несколько раз провожу кисточкой туши по ресницам и покрываю губы слоем розового блеска. Кажется, сегодня мне хочется выглядеть хорошо.
Когда выхожу из дверей лифта, Финн уже ждет меня в холле. Одетый с небрежным городским шиком, он выпускает серые кольца дыма в потолок. Заметив меня, задерживает руку с сигаретой у рта, так что я не вижу трети его лица, но по теплу глаз догадываюсь, что он улыбается.
— Прекрасна как всегда, — объявляет негромко, после чего гасит окурок в пепельнице и мягко обхватывает мой локоть. — Конференция начинается в двенадцать. У нас еще три часа, чтобы насладиться самыми вкусными корнетто в Болонье.
У выхода нас ждет такси, предоставленное отелем: таксист в белой рубашке и форменной кепке отточенными движениями услужливо распахивает заднюю дверь.
— Чувствую себя приглашенной на гастроли звездой, — шучу, забираясь на заднее сидение. — Бизнес-класс и автомобиль, чтобы доставить меня на завтрак. Все твои сотрудники удостаиваются такой чести?
Финн опускается со мной рядом, забрасывая руку на спинку дивана, и подмигивает:
— Только если их сопровождает генеральный менеджер.
От его непринужденного настроя я начинаю улыбаться. Нам предстоит провести вместе почти четыре дня, и я волновалась, что между нами возникнет неловкость. Не помню, чтобы когда-то оставалась наедине в кем-то такое продолжительное время.
Такси высаживает нас возле небольшого заведения с уютной уличной террасой: круглые столики, украшенными вазочками с живыми цветами, бежевые парусиновые зонтики, через которые пробираются ласковые лучи утреннего солнца, приветливо улыбающийся мужчина-официант на входе.
Мы выбираем дальний угловой столик и делаем заказ. Официант исчезает, а уже через десять минут ставит передо мной тарелку с румяным круассаном, от вида которого во рту собирается слюна, и чашку с толстыми фарфоровыми стенками, до краев наполненную пушистой молочной пеной.
— Итальянцы предпочитают пить черный кофе, знаешь? — Финн игриво вздергивает бровь, поднося к губам свой неизменный эспрессо. — Считают, что он способствует пищеварению.
— Мне никогда не стать итальянкой. — сетую, откусывая корнетто. — Капучино заменяет мне десерт.
За последние несколько недель я забыла, что еда бывает по-настоящему вкусной, и сейчас с жадностью вонзаюсь зубами в хрустящее тесто. Финн молча наблюдает, как я расправляюсь с круассаном, после чего подзывает официанта и заказывает еще две порции.
— Люблю смотреть, как ты ешь, — объясняет, заблаговременно растворяя мой протест. Пытаюсь удержать его пристальный взгляд, чтобы не выдать волну трепета, вызванного этими словами, но с треском проваливаюсь. Опускаю глаза в скатерть, ощущая как румянец обжигает щеки.
— Чем тебе нравится Италия, Тони? — Финн тянется за сигаретой и, и прежде чем поместить ее в уголок рта, утоняет: — Не возражаешь?
Отрицательно мотаю головой, мысленно благодаря его за возможность отвлечься. Я не фанат курения, но Финну эта привычка простительна. Он делает это эффектно и…сексуально. Вот и сейчас, глядя, как он делает глубокую первую затяжку, сжимая сигарету яркими губами, не могу оторвать от него глаз.
— Так чем? — переспрашивает с легкой усмешкой, очевидно, заметив, что я разглядываю его.
— Здесь все совсем другое. Архитектура, люди…жизнь. Люди здесь много улыбаются, и мне кажется, их улыбки действительно что-то значат… Здесь мне тепло.
Финн задумчиво прослеживает сизые кольца дыма и слегка наклоняет голову, словно соглашается с чем-то.
— Тепло. — повторяет одними губами.
Мы покидаем кафе спустя пару часов, до отказа заполненные выпечкой и ароматным кофе. Оказывается, Финн прекрасно знает Италию, и теперь, благодаря ему, копилка моих знаний об этой стране стала еще больше.
Мы приезжаем в выставочный центр, где проводится мероприятие и выпадаем из поля видимости друг друга на несколько часов, пока слушаем выступления спикеров из самых именитых мировых компаний. К концу первого дня конференции я чувствую себя измотанной, поэтому когда Финн спрашивает, хочу ли я поехать куда-нибудь поужинать, виновато кручу головой и прошу оставить меня в отеле.
— Закажу еду в номер. — невозмутимо отзывается он. — У нас еще целых три дня, чтобы вкусить все шедевры местной кухни.
Через час мы сидим на моей кровати и уплетаем тающие во рту равиоли с лососем, к ужасу всех гурманов, запивая их Кока-колой их жестяных банок.
— Италия со вкусом газировки. — смеется Финн, метко попадая банкой в притаившуюся в углу металлическую урну. Поднимается с кровати, одергивая футболку, обнажившую мускулистый живот, и сообщает: — Мне пора возвращаться в номер. Будь готова завтра в девять — разведаем новые завтраки.
Я совсем не хочу, чтобы он уходил. Мне с ним уютно и комфортно, и совсем не холодно. Но просить его остаться тоже не могу, поэтому встаю и следую за ним до двери.
— Приятных снов, Тони, — На лице Финна появляется широкая улыбка, от которой у меня перехватывает дыхание. Он редко улыбается, и никогда так как сейчас.
— Ты красиво улыбаешься. — шепчу, в очередной раз робея под его внимательным взглядом. — Жаль, что ты делаешь это нечасто.
Финн наклоняется ближе, убирая упавшую на лицо прядь, от чего сердце начинает громыхать словно паровой молот.
— Это потому что все мои улыбки только для тебя.
Я уже целый час лежу в кровати, глядя в высокий потолок. Желание сна растворилось в его последних словах. Проворочавшись несколько контрольных минут, зажигаю ночник и, вдев ноги в мягкие отельные тапочки, выхожу в коридор. Не дав себе времени на сомнения, заношу руку и стучусь в соседнюю дверь, крепко сжимая пояс наброшенного на пижаму халата.
Финн появляется на пороге через пару секунд. Он в футболке и серых спортивных шортах, из чего я делаю вывод, что ему тоже не спится.