Ищу ее глазами и нахожу почти сразу же. Тони стоит в компании Ким, в длинном платье цвета мерло с открытой спиной, изящно перетянутой тесемками. Сердце сбивается с размеренного ритма, пока я вбираю глазами ее совершенство — горделивую осанку, заостренный выступ лопаток и изящный изгиб поясницы. На этом празднике она словно золотая статуэтка Оскар в окружении наспех вырубленных фигурок деревянных божков — привлекает внимание каждого.
Глубоко вздыхаю, чтобы подавить растущее жжение в груди, и шагаю вперед. Высокая стройная фигура тянет меня к себе, как путеводный маяк заблудшего мореплавателя.
Ким замечает меня почти сразу: в идеальных чертах мелькают удивление вперемешку с радостью. Машет рукой и звонко восклицает:
— Финн здесь!
Тони не оборачивается, но я вижу, как напрягаются ее плечи. Застываю за ее спиной, потому что не могу оторвать взгляд от карамельных капель родинок, разбросанных по гладкой коже. Желание прикоснуться к каждой почти мучительно, поэтому я засовываю руки в карманы брюк и обхожу ее.
— Ты все-таки пришел! Почему не предупредил, малыш? — щебечет Ким, на несколько секунд приклеиваясь к моей щеке.
Машинально стираю пальцами розовую липкость и вопросительно смотрю на нее, красноречиво телеграфируя взглядом: «Ты переигрываешь»
Кимберли не замечает или делает вид, что не замечает моего молчаливого посыла, и прижимается ко мне всем телом так, что я уверен — на рукаве смокинга останется мерцающий масляный след. Глаза тут же слепят молнии фотокамер. Вездесущие папарацци знают свою работу.
Отстранившись, перевожу взгляд на Тони: глаза зарываются в гладкость ее прически, ища в них намек на химическое вмешательство. Душа по-детски ликует — его нет. Ее натуральный цвет, как и четыре года назад: пепельно-русый с тропинками выгоревших прядей. От чего-то я испытываю за нее гордость.
— Привет, Тони, — здороваюсь, чтобы не выглядеть примерзшим к месту идиотом. Хотя, видит Бог, есть от чего. Своей спокойной красотой Тони заглушает даже громко звучащую музыку: полные чувственные губы, яркие зеленые глаза под темными бровями и редкая россыпь веснушек на носу. Произведение искусства — нечего добавить и нечего убрать.
— Привет, Финн, — отвечает холодно и переводит взгляд в галдящую толпу, словно мое присутствие ее тяготит.
— Нас с Тони сфотографировали много раз. — звенит голос Ким. — Сестры Эллис произвели фурор. — переводит горящий взгляд на застывшую Тони, приобнимая ее за плечо: — Мы просто обязаны сделать совместную фотосессию как Кайли и Кендалл, знаешь? Это же бомба! Сейчас тема сестер очень популярна: Белла и ДжиДжи, Ким и Кортни…Ты станешь известной благодаря мне! Конечно, придется немного с тобой поработать…
— Пойду возьму себе выпить, — резко обрывает восторженные излияния Тони, выныривая из сестринских объятий. — Не скучайте.
Я провожаю глазами ее удаляющуюся фигуру, пока та не скрывается из виду, борясь с желанием пойти за ней следом. Знаю, что это ни к чему — Тони в очередной раз доказала, что не нуждается ни в защите, ни в жалости. Чего стоит изумленное лицо Ким, когда она напряженно прикусывает стекло бокала.
— Тяжело ей придется с таким характером, — изрекает, после того как залпом опорожняет содержимое. — Холодная и нелюдимая. Публика таких не любит.
Мне многое хочется ей сказать: что собственная значимость не измеряется одобрением публики, и что будь я на месте Тони, то послал бы ее на хер. Но вместо этого говорю:
— Начинай готовить мифическую историю о нашем расставании, Ким. Думаю, трехмесячный фарс принес тебе достаточно пиара и теперь с этим можно завязывать.
Кимберли с силой вдавливает пальцы в стеклянную ножку, так что костяшки белеют, и лепечет:
— Сейчас не время, Финн. У меня интервью для Скай через неделю — там много вопросов о нас. Да меня туда и пригласили только из-за нашего романа. Это большой прорыв для меня, мое первое интервью для крупного издания. Прошу, не порть все.
Ее нарумяненный подбородок начинает дрожать — кажется, что она вот-вот заплачет. В этот момент мне становится искренне ее жаль. Не потому что из-за меня она может потерять желанное внимание прессы, а потому что за все время, что мы знакомы, я ни разу не видел, чтобы она была близка к слезам. Даже когда мы расставались, Кимберли повела себя как профессиональный покерист — не проронила ни единой эмоции. И вот премьерой ее слезоизъявления стал тот факт, что она не сможет навалить три короба ванильной лжи какой-то иллюстрированной газетенке.
— Две недели, Ким. — говорю твердо, чтобы она поняла, что я не шучу. Не собираюсь задерживаться тестостероновым аксессуаром ни днем дольше.
Ким элегантно шмыгает носом, и на ее лице появляется благодарная улыбка.
— Спасибо, Финн. Для меня это много значит.
Киваю и разворачиваюсь к ней спиной, высматривая Тони. Мне не требуется много времени, чтобы найти в кишащей гонором толпе ее точеный силуэт. Она стоит в компании двух напыщенных петухов, которых, судя по их похотливым взглядам, явно не интересует, как пройти в туалет.
— Возьму выпить, — бросаю через плечо в дань воспитанию и направляюсь к ним. Никто сегодня не подступится к Тони. Не пока я присутствую здесь.
Я едва успеваю преодолеть пару шагов, как один из петухов в черном галантно предлагает ей руку, и вот они вместе направляются в сторону балконной террасы, оставив второго с двумя бокалами в руке и расстроенным клювом.
Ярость ударяет по вискам красным молотом: какого черта она уединяется с незнакомцем? И это чувство, погребенное по пыльным слоем прожитых дней, возвращается вновь. Ревность. Жгучая, мучительная, раскатывающая внутренности в лепешку. Перед глазами зреет ненавистная картина, как придурок опускает руку ей на поясницу и касается своими липкими пальцами ее родинок.
Ноги сами выносят меня на балкон, где я застаю не менее неприятную зарисовку: Тони сидит в широком кресле, а петух устроился в ее ногах, жадно ловя каждое падающее из ее рта слово.
С грохотом двери две пары глаз мгновенно устремляются на меня. Во взгляде Тони мелькает смятение, которое через секунду сменяется холодностью. Во взгляде петуха я не замечаю ничего, просто потому что на него не смотрю.
— Выйди, парень. — говорю, сфокусировавшись на Тони. Мне не приходится долго размышлять над формулировкой, я просто озвучиваю свое желание.
Петух поднимается, поправляя перья смокинга, и с вызовом смотрит на меня.
— С какой стати? И вы кто такой?
— Я Финн Кейдж, если тебе это о чем-то говорит. — сообщаю, наблюдая за меняющимся выражением его лица. — Вижу, что говорит. А сейчас просто уйди отсюда. Мне нужно поговорить с девушкой.
Я прекрасно осознаю, что веду себя как законченный мудак, но сейчас мы с ним на ринге по имени Тони, и единственный способ выйти победителем — это изувечить соперника до неузнаваемости. Так чтобы носу больше не смел показать от стыда.
— Мы разговариваем… — хорохорится курообразный.
— Я разобью тебе рожу так, что в зал ты сможешь выйти, только после того как все уйдут. Последний раз тебе предлагаю: съебись отсюда.
По глазам петуха вижу, что он заключает сделку с гордостью, после чего бормочет что-то вроде «Кто-то должен быть умнее» и стремительно ретируется.
Слабак. Побоялся схлопотать в нос. Лишнее доказательство, что он недостоин ее внимания.
Как только дверь за ним захлопывается, отрезая тянущийся шлейф позора, Тони поднимается с кресла.
— Какого черта происходит? — зло щурит глаза, обхватывая себя руками. — Тебе как всегда стало скучно, и ты решил поразвлечься?
— Сомнительное развлечение наблюдать как трусливый лузер лапает твои колени. — усмехаюсь, уверенно идя ей навстречу.
С каждым моим шагом Тони вжимается в балконную перегородку, словно пытается слиться с ней в одно целое, и я замечаю, как ее шея нервно дергается.
— Так возвращайся в зал. — роняет еле слышно.
Я не могу вернуться в зал. Не тогда, когда ее нежный лавандовый аромат проникает в ноздри и когда я вижу, как пульсирует голубая вена на ее виске. И как ее грудь, прикрытая тонкой тканью, быстро поднимается и отпускается, когда я завожу руку ей за спину.
— Что ты делаешь? — шелестит голос на моем подбородке.
— Считаю родинки, — шепчу, прежде чем провести ладонью по ее позвоночнику.
На ощупь она такая же как четыре года назад: теплый бархат, будоражащий сердце и кровь. Я бы хотел сказать, что возбудился, но правда в том, что у меня стоит с минуты, как я увидел ее в зале. Надавливаю рукой на ее талию и толкаю к себе, так что округлая грудь утыкается в лацканы моего пиджака. Этого достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание, а остальное доигрывает память: ее соски между моими пальцами и ее возбужденные стоны в воздухе.
Молния брюк врезается в член, причиняя боль. Завороженно пялюсь на ее губы напротив моего лица, мечтая о влажности ее языка на каждой части своего тела. Тони дрожит в моих руках, когда я наклоняюсь, чтобы преодолеть последние дюймы, отделяющие меня от погружения в нирвану, и в это момент две ладони упираются мне в плечи и отталкивают от себя, так что от неожиданности я едва не валюсь на пол.
— Ты верно из ума выжил, Финн, если думаешь, что еще когда-нибудь сможешь меня поцеловать. — глухо рычит Тони, сжимая маленькие кулаки. — Ты мне противен, неужели не ясно?
Черт, почему так больно. Грудь пылает огнем, от эрекции не осталось и следа. Я словно сгораю в агонии собственной боли.
Стук ее каблуков ледяным эхом разносится по каменным полам, но я успеваю швырнуть ей в спину:
— Я знаю, что ты хочешь меня, Тони, и следующим твоим мужчиной буду я. Никто больше. Запомни.
— Ошибаешься, Финн. — летит через захлопывающуюся дверь. — У меня грандиозные планы на этот вечер, и тебя в меню точно нет.
Стерва.
глава 10
Тони
Я возвращаюсь в зал и, игнорируя вопросительный взгляд Кимберли, молнией поражающий меня с другого конца зала, мчусь к туалетам. Мне необходимо время, чтобы стереть с кожи пятна волнения и стыда, и вернуть себе способность трезво соображать. Минутная близость к Финну стойким дежавю опрокидывает меня в переживания четырехгодичной давности: трепет, смущение, адреналин, дрожащие пальцы, колотящееся сердце, приправленные всепоглощающим чувством вины. Я могла его поцеловать. Мечтала его поцеловать. Поддаться минутной слабости, чтобы стереть из памяти образ их идеальной с сестрой пары, его же губами.