— Не хочу портить тебе настроение.
Я пожала плечами и достала из кармана ключи. Два сейфовых замка: забаррикадировалась я надёжно. Увы, грабителям поживиться было особенно нечем. Ноутбук, компьютер, шкаф с книгами, комод с кружевным бельём… Моим главным сокровищем был кот, но этот товарищ умел ныкаться на карнизе так, что его не нашли бы даже с телескопом.
Я почти справилась с верхним замком, когда телефон Антона зазвонил второй раз.
— Я не могу его отключить насовсем, — устало произнёс он. — Могут быть важные звонки. Подожди, пожалуйста, минуту.
Он сделал жест в сторону двери, явно предлагая мне войти, но я решительно помотала головой и осталась на месте. Я подслушивающий любопытный соавтор или кто?
— Привет, — после короткого молчания сказал Антон. И больше ничего.
Но женский голос в трубке я узнала сразу же.
Лена.
Я вздохнула. Вот что может сподвигнуть девушку позвонить бывшему парню, когда он на свидании с кем-то ещё, а?
Известно что. Чтобы прервать на самой волнующей минуте. Или сделать так, чтобы эта минута не наступила вовсе. Произнести нужные слова о том, как острая боль пронзает сердце и переломанные надежды засыпаны тусклым пеплом, вставить ещё пару аллюзий на брошенные скверы и осенние парки, и непременно добавить тонкие, едва различимые аллюзии-угрозы: без тебя мне не жить. Шарахнуть с надрывом, с болью, вновь запуская в Анте очередной виток внутреннего ада. В общем, жестоко, профессионально и по-взрослому. И ещё припечатать какой-нибудь встречей дрожащих ладоней под самый финал. Главное, не переборщить.
Гм. Да, стихи с такой циничной душой мне писать точно не стоит.
Я перевела взгляд на Анта. Вроде бы спокойное лицо, только побелели костяшки пальцев на телефонной трубке.
— Нет, — негромко произнёс он. — Я уезжаю завтра.
Пауза.
— В аэропорту? Нет, я так не думаю.
Давай, Антон, подумала я. Вешай уже трубку, и…
— Я не думаю, что это самая лучшая идея. Я просто отключу телефон, и…
Я сделала шаг назад. Мне не хотелось слышать слов, доносящихся из трубки. Ни одного.
— Хорошо, — наконец произнёс Антон. — Но не сегодня и не завтра. Не скоро. И не нужно ещё одного звонка, пожалуйста. Да, я помню про акварель. Но — не нужно.
У меня поплыло всё перед глазами. Эти двое сейчас дышали в унисон, между ними были чёртовы девять лет, они понимали друг друга почти без слов…
Антон понимал её, холодно уточнил внутренний голос. А понимала ли Лена его? Или видела только маску, приросшую к лицу?
К чёрту всё. «Не сегодня и не завтра». Сейчас он рядом со мной.
Я вздохнула, прислоняясь лбом к железной двери. Я не уставала так, даже вкалывая по шестнадцать часов в день перед дедлайном.
А потом меня обняли сильные руки и развернули к себе, прижимая так, что я уткнулась в Антона целиком и безраздельно. И почувствовала, как обнимаю его в ответ.
— Это дружеские объятья? — пробормотала я. — Или соавторские?
— Может, тебя отшлёпать? — задумчиво предложил Антон. — По-соавторски?
Я фыркнула и потянула его за собой в квартиру.
— Кстати, — произнесла я, выскользнув из ботинок с носками и влезая в лёгкие сабо, — Акварель? Ты рисовал?
Антон аккуратно подобрал мой упавший шарф.
— Было дело.
— И даже покажешь мне?
— Так уверена, что там есть что показывать?
Я улыбнулась, упираясь ладонями ему в грудь. Мы стояли в тесной прихожей, и не касаться друг друга было невозможно.
— Ну это же ты.
— Когда перевезу все вещи в Москву, приглашу тебя посмотреть, — пообещал Антон, мягко высвобождаясь, чтобы повесить куртку в шкаф.
— Введём новый эвфемизм? «Приходи посмотреть мои акварели?»
— Вот так это сейчас и называется, — согласился Антон, разуваясь. — Впрочем, соавторство — та ещё метафора, правда? Много знаешь постоянных соавторских пар, которые не обсуждают акварель в оффлайне?
— А мы уже постоянная соавторская пара? — заинтересованно спросила я.
— Уже и оговориться нельзя.
Я замерла, глядя на него.
— Чёрт, как жаль, что ты завтра уезжаешь, — негромко произнесла я.
Антон хмыкнул.
— Шестнадцати часов в онлайне тебе так мало?
— Там не совсем ты. То есть ты, конечно, — поправилась я. — Твоя аватарка, твой свитер, твой голос. Но настоящего тебя никто не заменит.
Антон протянул руку и медленно провёл пальцем по моей нижней губе.
— Всего два месяца, — негромко произнёс он. — И я приеду в Москву.
— Ко мне.
— К тебе, — подтвердил он. — И ко много кому ещё. У меня здесь живёт даже троюродная тётя, знаешь ли.
— Уверена, тётя будет счастлива.
«Пойдём пить чай», — хотела уже сказать я. Дурацкая идея, наверное, пить чай с лимоном ближе к полуночи, но мне нужно было успокоиться перед сном. Поклевать носом над чашкой и коварно добиться того, чтобы меня на руках отнесли в постель.
И тут с улицы раздался оглушительный хлопок.
Я чуть не рухнула в обморок. Кажется, я дико вскрикнула, вцепившись в Антонов пиджак, впечатывая его во входную дверь; мои пальцы лихорадочно искали ключи, воткнутые в замочную скважину изнутри, чтобы открыть дверь и бежать, но нашаривали лишь пустоту…
В следующий миг треск с улицы повторился, и я наконец поняла, что слышу чей-то сумасшедший мотоцикл со снятым глушителем.
Дьявол.
— Кажется, — дрожащим голосом произнесла я, — Трикстер ужасно боится выстрелов. А агент Пирс?
— Федеральные агенты проходят хорошую школу в Квантико, — серьёзно сказал Антон. — Знаешь что, я, пожалуй, сдам обратный билет на завтра.
Я непонимающе посмотрела на него.
— Хм?
— Не хочу оставлять тебя тут одну. Как ты будешь писать в таком состоянии?
— И это, конечно же, всё, что тебя волнует, — не без сарказма произнесла я.
— Конечно же. — Антон выпрямился. — Показывай своё гнездо разврата. Вдруг окажется, что у тебя тут даже шёлковых простыней нет, и мне из чистого снобизма придётся хлопать дверью и ночевать на вокзале?
— В съёмной комнате, — поправила я.
— Без разницы.
Я прошла в комнату, включив неяркий торшер у кровати, и обернулась. Антон стоял в дверях, с интересом разглядывая фигурку Дарта Вейдера на комоде. Его взгляд задержался на книжном шкафу, и на его лице появилась улыбка.
— Те же книги, те же издания, те же авторы? — уточнила я.
— Ага.
Книги, подумала я. Почему мы в детстве читаем одни и те же книги, а потом одни девочки соглашаются на то, чтобы выйти замуж за хорошего человека, родить детишек и жить счастливо, а для кого-то это горше самого горького одиночества?
Для меня, например. Я бы не смогла жить без любви. Без той, огненной, которая бывает каждый день, а не меркнет через три года. Когда принимаешь друг друга целиком и понимаешь с полуслова, когда к соавторской телепатии добавляется крышесносная химия. Такую страсть на девять лет сумели сохранить Антон с Леной, несмотря на весь чудовищный ужас, отравивший их. Потому что какой бы яд ни лежал меж ними, это всё-таки была любовь.
Но даже она закончилась. А мы двое…
Начнёмся ли мы сегодня? Или — уже начались?
— Вот такие мы родственные души, — произнесла я вслух. — Так на сколько ты остаёшься?
— Пару дней. Писать дольше с ноутбука в чужой квартире я всё-таки не готов. Тем более что у меня на облаке лежат не все наработки.
— Теоретически я должна возмутиться, что ты даже не спросил моего разрешения, — заметила я. — Может, ещё не поздно?
Антон чуть улыбнулся, подходя ко мне.
— Возмущаться или спрашивать разрешения?
— Ну вообще-то… — начала я.
Он встал рядом со мной, так близко, что по руке вверх прошла электрическая дрожь, и я поняла — и правда поздно. Я едва удерживалась от того, чтобы не потянуться к нему и лизнуть в шею. Расстегнуть рубашку, зарыться носом в грудь, взяться за ремень, и целовать, целовать без конца. Чёртово живое воображение, как оно вообще отключается?
Мы вдвоём замерли у книжного шкафа, и Антон, незаметно оказавшись у меня за спиной, взял мою руку в свои, массируя кисть, перебирая пальцы, поглаживая большим пальцем ладонь. Потрясающе чувственно. Необыкновенно нежно.
— Поздно возмущаться, — тихо сказал он. — Да, Рэйн?
— Да, — шепнула я. — Хочу, чтобы ты остался.
— Хочешь, чтобы я тебе приказывал?
Я вздрогнула.
— Да.
Его пальцы мягко откинули мои волосы набок и медленно спустились по шее, замерев в нежной ямке. Я прикрыла глаза — и почувствовала лёгкое прикосновение к изгибу уха.
— Когда я заметил, что ты идёшь к колоннаде, — произнёс тихий голос мне в ухо, — я сразу понял, что это ты.
— Как? — прошептала я.
Его ладони легли мне под грудь, и я судорожно выдохнула.
— Потому что я хотел, чтобы это была ты.
— Среди зимы я одна стояла в апреле и несла с собой солнце? — с толикой прежнего ехидства осведомилась я. — Или при моём появлении разлилось неземное благоухание и послышалась одинокая флейта?
Вот что я несу, а?
— И спустились ангелы со скотчем, дабы заклеить кому-то рот, — тем же тоном продолжил Антон. — Вышло весьма высокохудожественно.
Его руки скользнули вниз на живот, гладя, обволакивая. Одна рука пошла вверх и задержалась на вырезе блузки, чуть оттягивая ткань.
— Ну его, это художественное притворство, — пробормотал он, зарываясь в мои волосы. — Хочу тебя раздеть. Содрать с тебя эти джинсы. Хочу тебя.
— Прямо сейчас? — вырвалось у меня.
Антон засмеялся, гладя меня по подбородку.
— А ты бы хотела сначала вымыть руки?
Я прикрыла глаза, тая под нехитрой лаской.
Нет, я ничего не хотела. Ничего другого. Только чтобы он не останавливался.
— Вот как мы теперь будем соавторствовать, а? — прошептала я. — Потому что теперь всё, чего я хочу — писать тебе непристойности и любовные письма, причём не то, чтобы очень одетой.
— Я думаю, — едва слышно прошептал он мне в ухо, — это можно будет устроить.
Это всё в моей голове, из последних сил подумала я. Вот почему его близость так меня заводит. Влюблённость настолько острая, что каждое прикосновение становится тем самым. Чёртова родственная душа. Они правда существуют, пусть даже за это открытие мне никогда и не дадут Нобелевку.