Ох, чёрт. Как же это не вовремя.
Впрочем, меня волновали лишь эмоции Антона, а то, что сейчас происходило между Леной и её мужем в Иркутске — нет. Совершенно. Должно быть, я действительно беспринципная эгоистка.
Что ж, придётся с этим жить.
— Нет, я этого не делала, — ровным голосом произнесла я. — Насколько я помню, я тебе поверила, когда речь зашла о посте Лены в инстаграме. Моего слова достаточно?
Антон задумчиво посмотрел в бокал.
— Нет.
Я моргнула. Нет? Он мне не верит?
— Что, правда? — вырвалось у меня. Глупо, наверное, но вдруг скажет, что мне послышалось?
— Правда.
Повисло молчание.
Я покосилась на остатки вина в бутылке. Шваркнуть её об стену, или налить и себе? В принципе мне подходили оба варианта.
Но чуть позже.
Я подошла к стойке и уселась на высокий табурет. Кивнула своему, наверное, уже бывшему соавтору.
— Рассказывай. Что произошло?
— Звонок от Лены, — спокойно сказал Антон. — Очень эмоциональный.
— То есть истерический.
— Допустим. Но её муж только что получил анонимное письмо с исчерпывающими сведениями и отреагировал… соответственно. Ты её винишь?
Я устало пожала плечами.
— Нет… наверное. Но почему она винит меня?
— Потому что больше это сделать было некому.
Исчерпывающий ответ.
Совсем недавно Лена чуть не разлучила нас: её подставной пост в инстаграме едва не достиг цели. Кто на моём месте не захотел бы отомстить?
И как винить Антона в том, что он в это верит?
Но я-то знаю, что я этого не делала, отчаянно подумала я. Кто послал это письмо? Зачем он так поступил? Мотивация; мне нужно было понять, чего именно он хотел добиться, и тогда я бы легко доказала, что я ни при чём.
… Вот только мне всё меньше хотелось что-то доказывать.
Да и как я вообще могу надеяться, что найду автора анонимки? Письмо мог отправить кто угодно. Насолить ближнему — святое дело.
Я тяжело вздохнула, опуская подбородок на скрещенные руки.
— Если бы мы знали друг друга хотя бы на полгода дольше, — тихо сказал Антон. — На год. На два. У меня даже сомнений бы не было.
— Ну так погаси их усилием воли, — мрачно сказала я. — Что уж тут.
Он покачал головой.
— У нас с тобой слишком живое воображение, Рэйн. Попробуй представить что-то, что вызвало у тебя острые эмоции. Что-то, за что тебе было бы очень стыдно, например. А теперь попробуй забыть. Погасишь усилием воли?
Я тут же вспомнила и поморщилась так, что понадобилось прикусить губу, чтобы не прикрыть ладонью лицо. Зар-р-раза, ощущения действительно слишком острые. А если бы стыдно мне было перед Антоном? Даже если бы я не отвечала за свои действия — неважно. Любые оправдания были неважны, если бы живое и яркое воспоминание стояло перед глазами и у меня, и у него. Тут впору послать к чёрту и романтику, и истинную любовь, когда друг на друга от смущения смотреть не можешь. Не-не-не, натвори я перед ним дел, я бы тут же сменила бы номер телефона и ник в мессенджере, а заодно и планету. На всякий случай, а то вдруг теперь уже соавторы ещё и до Марса на перекладных добираются.
Я покосилась до Антона. Может, тогда уже сразу на Юпитер, а? Там тепло.
Впрочем, ни Бэтмен, ни Нео, ни Адам Дженсен, ни другие мои любимые герои не отвернулись и не сбежали бы. Тем более что от себя всё равно не убежишь. Уж скорее прихватили бы незадачливого соавтора, дали в руки плазменное ружьё и послали бы захватывать Звезду Смерти. Лучший способ прочистить мозги. Любые стыдные воспоминания и гнусные подозрения испаряются, как тающее масло на сковородке.
— Погашу усилием воли, — уверенно сказала я. — Потому что я напишу столько новых историй и создам столько новых воспоминаний, что буду вспоминать этот эпизод лишь с небольшим смущением. Ну, подозревал ты меня, но я же знаю, что напрасно.
— Но я-то не могу этого знать. — Антон потёр переносицу, на миг сняв очки. — Я вообще не могу об этом думать; мне слишком сильно не хочется это представлять. Я знаю её десять лет, и то, что она чувствует сейчас…
— У тебя у самого никогда не было искушения раскрыть мужу Лены глаза? — вырвалось у меня. — Чёрт, прости. Бестактно прозвучало.
— Да как обычно оно прозвучало. — На его лице всё-таки промелькнула лёгкая усмешка. — Нет, Рэйн, не было. Никогда не было. Любимый человек должен быть счастлив, знаешь ли, а это подразумевает бережное отношение, а не удар эмоциональным обухом по голове.
«Тахикардия», вспомнила я. Он зачеркнул девять лет одним-единственным словом.
Но что ещё Антон мог сделать? Быть третьим лишним до конца дней своих? Мучиться на расстоянии? Да я бы вообще больше полутора лет не выдержала бы. Никто не выдерживает. Семь лет, девять лет? Это же вообще застрелиться и не жить. Даже если Антон и брал перерыв на полгода выпить кофе.
Лучше бы он тогда ещё и за пончиком отошёл, мрачно подумала я. Лет на пять.
Мы молчали. Тишина была такая, что, казалось, ещё чуть-чуть — и я услышу отсюда, как дышит море.
Наконец Антон осторожно поднял бокал, баюкая его в ладонях.
— Если это ты, я могу с этим жить, Рэйн, — негромко сказал он. — Есть вещи, которые… в общем, я бы сделал и не такое. Наверное.
— Не сделал бы.
— Не сделал бы, — согласился Антон. — Но могу это оправдать… со временем. Кстати, на твои раскопки в моей жизни смотреть было тоже не очень-то приятно.
— Так, а чего ты молчал? — озадаченно произнесла я. — Я же вот она где. Можно и подушкой запустить, и пле… эээ… пойти на более радикальные меры.
Он даже не обратил внимания.
— Да случая как-то не было. И неважно это все. Уже неважно.
Он залпом выпил бокал и поставил его на стойку. В моей душе шевельнулась робкая надежда. Может быть, удастся его споить, а затем…
Нет. Протрезвеет и проснётся. И всё станет ещё хуже.
Антон кивнул на недопитую бутылку и взял ещё один бокал.
— Выпьешь?
Я пожала плечами.
— Почему нет? Надо же устроить дебош напоследок.
Антон без улыбки кивнул, разливая вино по бокалам.
— Давно пора.
Его пальцы перехватили мои на ножке бокала, и мы оба застыли, глядя друг другу в глаза.
— Поверь мне, — попросила я. — Пожалуйста.
— Думаешь, настолько тонкие операции на мозге уже научились делать? Вшить в голову команду «всегда доверяй Рэйн», которую будут слушаться все нейронные цепочки? Который будет убивать все сомнения на корню?
— Опять ты говоришь слишком умными словами.
— Других нет.
Мы можем стоять на этой кухне ещё очень долго, поняла я. Разговаривать, понимающе кивать, ссориться и мириться, послать ещё за парой бутылок вина, может быть, даже сменить билеты на самолёт на послезавтра, если уж примирение выйдет совсем бурным. Но по сути этот разговор уже закончен.
Антон мне не доверяет. Ант мне не доверяет. Парень, с которым мы стояли под снегопадом в разных городах, представляя идеальные образы друг друга, считает меня чужой.
На секунду мне захотелось, чтобы письмо и правда написала я. Потому что если бы я сейчас призналась в том, что это я из мести и ревности написала письмо мужу Лены, если бы я показала Антону оригинал на своём ноутбуке, раскаялась и разрыдалась бы — у меня было бы куда больше шансов.
Но сейчас их просто не было. Как, если тебе не доверяют? Как, если тот, кого ты любишь, боится подставлять тебе спину?
Да никак. Вообще.
Мы оба были рассказчиками, Антон и я. Вот только в этот раз у нас не было одной истории на двоих.
И, наверное, мы её уже не напишем.
Я наклонила свой бокал, переливая немного вина из моего сосуда в его. Вишнёво-алая струя полилась, как шёлк, и мне вдруг очень захотелось, чтобы время остановилось. Замерло в этой секунде, когда беспощадная правда ещё не была сказана. Чтобы можно было сюда вернуться и переиграть. Может быть, я нашла бы какие-то слова. Может быть.
Но их не было.
Мы смотрели друг на друга. Долго-долго.
— Сама виновата, — констатировала я. — Раскапывала твоё интересное прошлое и дораскапывалась до вотума недоверия. Ну что, кто будет дописывать Трикстер, ты или я? У тебя лучше получится.
— Может быть. — Антон выпустил мои пальцы. — Но это слишком уж радикально, Рэйн.
Я невольно улыбнулась, отпивая из бокала.
— Предлагаешь поговорить об этом?
Антон секунду глядел на меня, подняв брови, и в эту секунду он был почти прежним Антоном.
Потом он покачал головой.
— При собранных вещах, опаздывая на самолёт… плохая идея. Знаю, что звучу, как в дешёвых мелодрамах, но предлагаю взять паузу. Неделя у нас точно есть; мы здорово опережаем график.
А потом мы будем отставать, подумала я. Отлынивать. Писать в час по чайной ложке либо не писать вовсе — лишь бы не общаться друг с другом.
— Хорошо, — безэмоционально произнесла я. — Неделя так неделя. Ты знаешь, где меня найти.
— И найду, — кивнул Антон. — Мы явно не договорили.
— Не текстом. Увижу письмо — сотру не глядя, — мрачно пообещала я. — Зажмурюсь и отправлю в архив на ощупь. И даже подсматривать не буду.
Маска невозмутимости дала трещину: Антон моргнул.
— А как тогда…
— Не знаю, — честно сказала я. — Но не так. Что мы вообще друг другу скажем, а? После всего? Будем молчать в телефонную трубку? Или ты целиком со мной, или нет, третьего не дано. И я не хочу однажды проснуться, чтобы увидеть твоё «нет» в моём почтовом ящике. Спасибо, я и так в курсе.
— Я… — Антон запнулся. Посмотрел на экран телефона и с усмешкой покачал головой. — Хотел сказать «дай мне время». Но, похоже, времени уже не осталось: ещё немного, и мы рискуем опоздать в аэропорт.
— Тогда поехали. — Я вздохнула. — Выйдет очень неловкий рейс, правда? Напряжённое молчание в соседних креслах, роковой вопрос: «рыба или курица?», яблочный сок, мстительно разлитый на джинсы при посадке.
— Не забудь вытащить из кармана мой паспорт перед паспортным контролем.
Мы обменялись понимающими улыбками.