— Лев, а ты здоров? У тебя нет этого заболевания? Я никогда у тебя не замечала ничего такого, — насторожённо интересуется. — Или я была невнимательна и не замечала этого?
— Нет. Я здоров, — отвечаю, смотря на часы, которые показывали уже пятнадцать минут нашего разговора.
— И у меня его нет, — тихо произносит. — Я не являюсь его носительницей заболевания, как твоя мама. Значит, малыш наш тоже был бы здоров.
— Я тогда не знал об этом, — продолжаю рассказывать. — Ты ведь помнишь, что между известием, что ты беременна и нашей ссорой прошло всего несколько дней. Я должен был изучить этот вопрос, прежде чем решаться на такой шаг, но страх сковал меня. И я решил пойти по короткому пути, но всё же не смог.
— То есть всё это было из-за болезни? — задумчиво уточняет и я так и представляя, как сейчас она грызёт карандаш или ручку, как делает каждый раз, когда о чём-то думает.
— Да, — киваю, словно она может это увидеть. — После твоей якобы смерти я переживал, и отец отправил меня к психологу справиться со всеми моими переживаниями и депрессией. И эти мои детские страхи психолог тоже вытащил. Именно она меня убедила сходить в клинику и обследоваться и точно понять, будут ли у меня больные дети. И оказалось… что я чуть не совершил ошибку.
Мне было всего десять. Я любил рисовать, играть во дворе с братом в песочнице, строить ему башни, которые он рушил, смеясь так звонко и смешно, что я был готов строить и строить башни. Чёрт дёрнул меня в тот день поехать к однокласснику в гости и оставить маму одну справляться с братом. Если бы я остался, то вовремя бы позвал маму… Я пришёл уже тогда, когда мама, держа брата на руках, кричала и кричала… но брат был уже мёртв. Его крохотное, беззащитное тельце было безжизненным и в крови. Его собственной, из-за которой он погиб.
Её крик был таким громким, отчаянным и диким, что протяжение двух лет я слышал его каждый раз, стоило закрыть глаза. А брат весь в крови — приходит в кошмарах, но только не, когда я с Анной-Беллой. Она словно забирает всё и даёт мне дышать, спать… Моя девочка… моя лекарство и сейчас, когда её нет — крик матери, брат в крови, друг, что погиб в аварии, и мой собственный ребёнок… доводят меня до алкоголизма, ведь я частично виноват в том, что случилось с ними всеми.
И перед Аней виноват, но… я всё ещё надеюсь на прощение. Даже самую искорку, что вернёт мне моё лекарство и мою любовь.
— Но наш малыш всё же умер…
— Да… — соглашаюсь, стирая слезу. — Мне очень жаль! Я не хотел этого, бельчонок! Правда, я не хотел всего этого! Прости! — встаю с кресла и иду к окну. Распахиваю его и вдыхаю свежий воздух, пытаясь прийти в себя. — Я готов ждать твоё прощения сколько нужно! Я понимаю, что виноват и простить меня сложно, но… я хочу попробовать сделать хоть что-то.
— Лёва, почему ты не рассказывал об этом всем мне? — спрашивает она.
— Когда? — задаю вопрос, пожав плечами. — Когда ты была Беллой? Боялся, что уйдёшь, узнав, что я прокажённый. Да и вообще, ты говорила, что дети у нас будут после твоего двадцати семи летния. Когда у нас будет всё: карьера, дом, хорошее образование. Я думал, что до того времени решу этот вопрос и признаюсь тебе, но… не сделал этого. Анне не рассказывал, потому что не было необходимости. Я узнал, что здоров. А также боялся признать, что однажды чуть не убил своего ребёнка. Я тогда предугадал, что ты не захочешь меня знать…
— Мама сказала, что из-за аварии я вообще могла потерять способность иметь детей, — спустя короткую паузу тихо проговаривает.
— Мне очень жаль…
— Лев, я тоже по тебе скучаю, — сквозь слёзы признаётся моя любимая, лаская этими крохотными словечками. — Злюсь на себя, что не могу разлюбить, но и быть с тобой сейчас не могу. У меня есть дела и пока я их не решу, личные отношения поставлю на СТОП. Все проблемы, прошлое… мне не до них сейчас. Прости… Спасибо, что рассказал, но пока… я не готова пересмотреть свои взгляды.
— Что случилось? — серьёзно задаю вопрос, надеясь, что она ответит. — Зачем тебе нужна была такая сумма? Я могу ещё чем-нибудь помочь?
— Потом… — кидает и я слышу, как кто-то зовёт её именем «госпожа Аннабель Кравских». — Извини, мне пора! Иду, миссис Гарсиз, — прикрыв трубку, кричит она кому-то, но я всё же слышу.
— Что? — растерянно произношу. — Подожди! Я могу тебе ещё позвонить?
— Да, — отвечает она, спустя долгую паузу.
Да… она сказала «да»…
Я счастливый идиот!
Потому что у меня есть шанс вновь быть с ней!
Хоть она и сказала, что поставила всё на СТОП, Аня начала меня прощать.
Потому что не может иначе.
Потому что любит…
А я всё сделаю, чтобы не подвести.
Глава 40
Аннабель
— Всё будет хорошо! Слышишь, — наставляю брата, когда до того момента, когда его увезут в операционную, остаются считаные минуты. — Ты справишься, чтобы не происходило! Я верю в тебя! — стираю слёзы, не зная, как остановить их сейчас, когда несказанно счастлива.
Когда мы прилетели в эту клинику, и врачи обследовали Рому, они сказали, что шансом очень мало и чтобы они вообще были, нужно работать над улучшением его состояния каждый день. Минуту. Секунду. Что мы и делали. Многочисленные процедуры, сеансы на непонятных аппаратах, неизвестные термины врачей, которыми они меня закидывают… Всё оказалось сложнее, чем казалось.
Я была с братом каждый день, но ночью нам приходилось расставаться, потому что нельзя мне было оставаться в клинике. Я не больной и не пациент. И всё же я была с братом на каждом этапе, поддерживала и подбадривала, хотя мой личный настрой уже исчерпался, и я не знаю откуда у меня вообще берутся силы вставать, ехать в клинику и улыбаться, словно я самый счастливый человек. Рома, работа у Алекса секретарём, ночные звонки Льва… лишали меня всех сил, но я шла вперёд, потому что знала! Впереди меня ждёт здоровый брат, счастливая жизнь и… любовь.
Я верила в то, что брат выкарабкается, но уже морально устала от больницы, запаха медикаментов и боли в глазах брата и стыдно признать в один момент я даже отчаялась, но именно в тот день пришли результаты анализов Ромы. Они показали улучшения, и врач назначил дату первой операции из целого комплекса. Она не такая сложная, как следующие, но от неё зависит многое.
— У нас всё получится, Ромашка! Я верю в тебя и в меня, — продолжаю с улыбкой на губах, хотя хочу от счастья реветь.
Ответом мне служит то, чему мы научились на месяц — слабое сжатие руки. Его практически не ощущаешь, если не прислушиваться, но я теперь делаю это всегда.
— Я тоже тебя люблю! — выдыхаю, сжав его руку в ответ. — И смотри мне так! На операционном столе нашего доктора не кадрить, а то видела я, как ты на неё смотришь. Вот выздоровеешь, купим тебе огромный-огромный букет, и я тебе все женские секреты выдам. Она точно будет твоей, — поигрываю бровями, намекая на смысл своих слов.
— Аннабель, бросьте! — со смехом входят в палату, произносит хирург, который будет оперировать Рому. — Ваш брат может начинать прямо сейчас свои ухаживания. Я не против, но на нашей свадьбе он должен стоять на своих двоих! Да, Роман?
— Не понимаю, — выдыхаю, удивлённо пожав плечами. — Как ему даже на инвалидной коляске удаётся всех вокруг кадрить. Медсёстры, теперь вы… чувствую скоро очередь к нему будет и даже мне придётся её занимать, чтобы пообщаться с родным братом! — возмущаюсь, но знаю, что моё заявление веселит брата.
— Будет, я уверена! — соглашается со мной влюблённый в Рому хирург или просто испытывающий симпатию. — Скоро ваш брат от девушек будет на своих двоих убегать. Надеюсь, меня не забудете, Роман?
Между Ромой и нашим хирургом и по совместительству лечащим врачом все эти четыре месяца пробегают настоящие искры, которые не только я и Алекс замечаем, но и некоторые врачи, что позже подкалывают брата. И пусть Рома никак не выдаёт своей увлечённости, но я то знаю, как он смотрит на женщин, которые ему нравятся. И его вечный взгляд на дверь, когда слышит её звонкий голос, а глаза, когда смотрит на неё всегда горят огнём.
В клинику мы приехали на полном параде. Отец Алекса подарил Роме коляску, которая специальными приспособлениями придерживала его голову, вернув брату образ того красавца, каким он был раньше до аварии. Я, в свою очередь, его постригла, но не так как раньше, довольно коротко, но даже это не испортило Рому.
Везучий, однако, красавчик.
Врач же, между прочим, женщина, разведённая с малолетней дочерью на руках, судя по слухам, что ходят в больнице, что не исключает возможности, что между ней и братом в будущем может что-то выйти.
Да и дочь врача очень даже кстати. Один из доктор сказал, что детей у Ромы, к сожалению, не будет из-за операции и лекарство, который он принимал и принимает сейчас.
— Ну что, Роман, поедем? — спрашивает его хирург, и помощники доктора выкатывают кушетку с братом к операционной. — Всё будет хорошо, Аннабель!
— Спасибо!
Мысленно крещу их на прощание и остаюсь ждать окончание операции в палате, зная, что к операционной меня даже не подпустят. Алекс обещал закончить с делами и присоединиться ко мне. За этот месяцы он привязался к Роме и всячески мне помогает с ним, да и вообще. Он снял для нас неподалёку квартиру, в которой мы живёт вдвоём вот уже как несколько месяцев.
— Ну что там? — спрашивает друг, войдя в палату с фруктами для меня.
И кто у нас больной?
Почему он вкусности всегда мне приносит?
Чему я удивляюсь?
Это же Алекс!
— Только недавно забрали, — отвечаю ему, раскрывая пакет с клубникой. — Жду, — отвечаю, делая вид, что хочу поесть клубники, но на самом деле скрываю от друга слёзы.
— Эй, а, ну не реветь! — замечает он мой манёвр. — На меня посмотри! — приподнимает моё лицо за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. — Разве можно перед таким красивым мужчиной, как я плакать? А? Или ты меня красивым не считаешь?
— Алекс, разве ты не понимаешь? Я переживаю, — грустно произношу.