— Ох, как ты нежная! А то что я переживаю, это ничего так? Может быть, мне тоже сейчас сесть здесь и реветь? Реветь оттого, что ты Льва своего к себе не подпускаешь? И как дурёха ревёшь после общения с ним или ходишь, светишься, как после рентгена? А я же переживаю за тебя всё это время! И ничего! Даже слезинки не проронил!
— Не начинай, а, — устало выдыхаю. — Мне не до него сейчас.
— Ну да, — тянет возмущённо. — Тебе, как всегда, есть дело до всех, кроме тебя самой. Прекрати тратить свою жизнь на переживания, красотка! Ты красива, молода и любима хорошим парнем и просто ищешь отговорки, потому что не можешь простить себя за то, что уже простила его, — словно читая меня, продолжает читать лекцию. — Зачем ты так загоняешь, скажи? Или это правда, что вам девушкам лишь бы пострадать?
— Ал…
— Да, я Алекс и я об этом помню!
— Иди в баню! — обиженно кидаю и отворачиваюсь от него.
— Ага! Как только до тебя дойдёт, так сразу, — бросает в ответ, и я так и хочу его убить, но понимаю, что второго такого друга не найду.
Поэтому пусть живёт…
— Ты не знаешь того, что случилось несколько лет назад, — пытаюсь оправдаться. — И пытаешься выгородить его из мужской солидарности. Не надо этого, Алекс! Не. На. До!
— Ну расскажи, что случилось? — с вызовом задаёт вопрос, зная, что в очередной раз не отвечу на него.
— Это очень сложная и долгая история, — тихо проговариваю.
— А мы не спешим, — заявляет Алекс и я решаю рассказать ему всё. От начала и до конца. Не утаивая практически ничего.
Друг внимательно меня слушает и по мере рассказа его брови вздымаются вверх, а глаза закатываются, словно глупее истории он не слушал.
— Хмм… — начинает Алекс, дослушав всё. — Он, конечно, редкостный дебил и идиот, хоть я и раньше его умным не считал, но… он ведь он этого не сделал, значит «НЕВИНОВЕН», что позволяет тебе его простить. Стадию «Раскаянья», «Игнорирования» и «Обидку» он уже прошёл за эти годы. Ещё…
— Эмм… — непонимающе смотрю на него, не веря, что он это сказал.
— Ну вот и отлично, — выдыхает, растерев руки. — Можешь его ещё немного помучить, а потом бегом в его объятия и передай, что если ещё раз затупит, я ему нос сломаю, а твой брат ему его доломает, — проговаривает и медленно меня приобнимает с коварной улыбкой на губах. — У тебя теперь, Анюта, два старших брата, поэтому твоему… не очень умному жениху хана.
— Он не мой жених, — перебиваю его.
— Ну да…
— Думаешь, простить? — спрашиваю его через несколько секунд, понимая, что хочу его простить.
— Пфф, конечно, — отвечает, посмотрев на меня, как на дурочку. — Сама будто ошибок не совершала, а в последний момент одумывалась? Или ты у нас идеальная…
— Было такое… — признаюсь и вздыхаю.
— Ну вот, — подбадривает меня. — Но один совет я всё же дам, но не тебе, а твоему Льву по приезду. Я понимаю молодость, ошибки… я тоже их совершал, но перед тем как что-то сделать лучше триста раз взвесить.
— А я ещё думаю, — грустно выдыхаю, а потом до меня доходит. — Ты всё это из-за спора! Просто хочешь выиграть! Ах ты…
— Да, забудь ты о споре, — бросает, прыснув от смеха. — Я же от всей души хочу помочь, потому что вижу, что происходи между вами. И если я молчу и ничего тебе не говорю, то это не значит, что я стою в стороне.
— И всё же пока Рома не выздоровит у меня есть время подумать, — уверенно заявляю.
— Да-да, только прошу не плачь и не смейся так громко по ночам вместе со своим не женихом, — с натянутой улыбочкой проговаривает, а после тихо продолжает. — Лучше бы вы кое-что другое ночью делали… Алекса нового делали…
Глава 41
Аннабель
— Готовы? — спрашивает нас Алекс, сидящий рядом со мной и напротив Ромы. — Сегодня последняя операция! И совсем скоро сможем поехать домой. Либо к моему отцу, он, к слову, настаивал, чтобы вначале к нему, а потом уже в Россию. Извинялся, что не может приехать сегодня и поддержать тебя, Ром.
— Твой отец и так слишком много для нас делает, Алекс, — отмечаю, смотря на брата. — И да, волнуюсь жутко! — признаюсь им, смотря на Рому. — Ты тоже?
Брат прикрывает глаза, отвечая, что тоже волнуется. Если сегодняшняя сложнейшая операция пройдёт удачно, то несколько месяцев реабилитации, и он сможет ходить. Предыдущие две операции, которые перенёс мой брат оказались очень и очень успешными. Теперь он может шевелить пальцами, управлять некоторыми частями лица, на несколько градусов поворачивать голову и всего несколько секунд держать голову без специальных приспособлений и это уже настоящий прогресс.
Это огромный успех как для Ромы и меня, так и для врачей, ежедневно занимающихся лечением и восстановлением ног и других частей тела. Мы шли к этому моменту четыре месяца до первой операции и три месяца после неё. Я жутко довольна, потому что знаю, ещё немного и Рома сможет встать.
Наш врач говорит, что мой брат оказался упорным пациентом и идёт на поправку быстрее всех её предыдущих пациентов с такими же проблемами. Она не понимает с чем это связано и почему он так рвётся, но, а я знаю. Любовь ко мне и этой прекрасной и необыкновенной женщине его мотивирует. Мой брат всё ещё влюблён в неё и хочет выздороветь, чтобы наконец подойти к ней и признаться в своих чувствах. Он мне в этом признался совсем недавно. Я спросила, а он еле заметно кивнул и именно в этот момент я поняла, что не выздороветь он не может.
— Не переживай! — подбадриваю брата и подмигиваю. — Твой врач сама заинтересована в том, чтобы всё у тебя получилось. Она же пишет научную работу по тебе.
— Умеешь ты, Аня, подбадривать… Ничего не скажу, — вмешивается в наш разговор Алекс, а после подойдя к Роме, начинает. — Ты свою сестру не слушай. Она сама в амурных делах не очень и другие разрулить не может, поэтому так уж и быть я стану твоим купидоном. После операции долго на коляске не засиживайся. Ты-то тут сидишь, а я часто в коридорах блуждаю и вижу, как к докторше твоей доктора другие подкатывают, но она их отшивает. Точно тебя ждёт! Встанешь, потом год даю и поженитесь. А я пока буду от неё кавалеров отгонять по-братски.
— И его под свою гребёнку? Решил мир Алексами перенаселить? — со смехом возмущаюсь.
Если и Рома согласится, то это будет уже третий спор моего друга и не дай бог он взыграет: три Алекса… ну это уже не смешно.
А хотя… Лишь бы здоровенькими мальчишки были, а имя дело десяток.
— А твой брат, к слову, не против, — произносит Алекс, указав на руку брата, которая тянет пальцы как будто для рукопожатия. — Ром, я пошутил, но согласен! Ещё одного мне Алекса не помешает! Люблю, когда вокруг много меня бегает.
Вот балбес!
Но его шутки веселят Рому и я довольна, что два моих «брата» так сдружились.
— Ладно, — с сожалением выдыхаю. — Ты готовься к тому, что тебя переодевать придут, а мы с Алексом пойдём, хотя бы позавтракаем вниз. Спешили утром к тебе и даже кофе не выпили. Сейчас всё равно придут помощники твоего врача и начнут тебя раздевать, и ты нас выгонишь. Встретимся уже после операции. Я буду сидеть у твоей кровати и ждать пробуждения.
Брат еле заметно кивает и выдавливает лёгкую улыбку, радуя этим не только меня, но и Алекса, переживающего и заботившегося о Роме так же, как и я. В который раз я убеждаюсь, что нужных людей судьба сталкивает сама. Алекс очень похож на своё отца. Такой же добрый, отзывчивый и сердечный, как и Гринберг-старший.
— Я люблю тебя, — выдыхаю и, встав с кровати, иду к брату и оставляю на его щеке лёгкий поцелуй и подставляю свою щеку для ответного жеста, но вместо поцелуя слышу еле различимое.
— Лю…б…лю.
— Рома… — выдыхаю со слезами на глазах и во все глаза, смотря на брата. — Ты… говоришь! Говоришь! У тебя… получилось.
— Лю… б…лю… — повторяет он чуть громче, и я не сдерживая себя, начинаю плакать от счастья.
И пусть он тянул это слово, и оно практически не было различимо — это невероятно! Сказочно! Итак… неожиданно, что думаю я нескоро отойду от этого чувства. Я словно мать, которую ребёнок впервые назвал мамой. Я победила в войне за брата. Я смогла вырвать его из лап болезни и ужасной участи.
Да, моей заслуги практически здесь нет. Все сделали врачи… Но я тоже чувствую себя победителем!
Глава 42
Лев
Семь чёртовых месяца. Двести двенадцать дней. Более пяти тысяч часов. Больше трехстах минут… И всё без неё. Лишь её голос служит моим проводником и мотиватором не сдаваться. Терпеливо ждать, когда она вновь откроется и простит меня, хоть девушка уже давно готова принять меня, но что-то её держит. Это что-то взяло её в тиски и не даёт сделать и шагу. Или же. наоборот, она загнала себя в эту ловушку.
Делаю глоток невкусного кофе с молоком и бросаю это занятия, понимая, что даже самый прекрасный кофе мне сейчас кажется ужасным, отвратным, тошнотворный и… не тем, потому что его приготовила не она. Не её заботливые ручки вливали в напиток молоко, не она выбирала пропорцию кофе и сахара к этой кружке… Всё не она! Всё раздражает и нервирует!
Бросаю взгляд на телефон, размышляя набрать ли мне Аню или нет. Обычно мы не говорим в это время, но я хочу слышать её голос целый день. Видеть её перед собой. Улыбаться ей, целовать и… не только. Хочу чувствовать её.
Обессилено вздохнув, решаю успокоиться и не тревожить девушку. Заняться работой, которая ждёт того момента, когда я сосредоточусь и наконец возьму себя в руки. Но, видимо, жизнь не хочет делать из меня трудягу, потому что внезапно на мой телефон поступает входящий вызов, а на экране высвечивается имя моей любимой и наша общая фотография.
— Алло, — сразу же поднимаю трубку, ещё раз взглянув на часы.
— Привет, — грустно, словно через слёзы произносит она и шмыгает носом, а на фоне звучат шаги.
— Ты плачешь?
— Немного, — признаётся и вновь шмыгает носом. — Ты же знаешь, что я последнее время стала плаксой. Пройдёт.
— Почему? Что-то случилось?