Может блог начать развивать или страничку в социальных сетях? Сейчас подростки на этом миллионы делают… Может и у нее получится. В кафе пойти работать? Да там копейки… Хотя… Если за квартиру не платить, а переехать к бабушке, может на текущие расходы и хватит… Но получится ли совмещать с учебой?
Телефон завибрировал в кармане. Костя. Внутри все сжалось. Он, наверное, и правда влюблен, как только может быть влюблен парень, у которого все мозги выкурены. Он ведь даже и из семьи нормальной. Одет хорошо. Родители деньги дали на мотоцикл. Кто- то со стороны скажет, что тоже все у него хорошо и зажрался. Только вот Полина понимала, что наверняка не нормально. Он, как и она, внутри был надломлен. Никогда не говорил об этом, но она на интуитивном уровне чувствовала. Ущербные всегда друг друга чуют. И это их даже притягивает друг к другу. Они думают, что могут помочь, только трагедия в том, что это так не работает. Не могут здесь два минуса дать плюс. Иногда понимание этого приходит слишком поздно.
Обиднее всего было то, что в отношениях с Костей Поля не искала утешения. Он – возможно, а она… Почему-то казалось, что вот такой дурной компанией для себя она заденет мать, подковырнет. Ей хотелось этого несовершенства в своей жизни…Чтобы та хоть где-то споткнулась, а не рапортовала подружкам на семейных застольях, какая у нее умница-красавица дочь в то время, как сама понятия не имела, что у нее в жизни происходит. Потом с годами Полина поймет, что дело было даже не в том, чтобы насолить матери. Она попросту пыталась привлечь ее внимание, как и десятки тысяч других недолюбленных подростков, протестующих, восстающих, доводящих своих родителей до белого каления всего лишь ради того, чтобы урвать хотя бы толику их внимания…
Телефон все звонил и звонил. Наверное, раз десятый. На экране то и дело всплывали сообщения от Кости. Она даже читать их не хотела. Между ног неприятно саднило. Низ живота тянуло. Вот и здравствуй, взрослая жизнь… Только что изменилось кроме того, что она теперь чувствовала себя поруганной, оплеванной… Дура, сама виновата…
Не помнила, сколько простояла под струями воды. Обычно живительная влага смывала всю тяжесть с души, становилось легче, но не сейчас… Сон накрыл свинцовой тяжестью, но отдохнуть так и не получилось. На утро она была такой же уставшей и слабой. А когда телефон снова затрепыхался, а на часах было всего шесть утра, на душе стало неспокойно.
«Бабушка»– написано на экране. Сердце уходит в пятки. Почему она звонит так рано?
– Алло?
– Доброе утро! Вы Полина Иванова, внучка Галины Павловны Лаврузиной? – слышит на той стороне сухой равнодушный голос с неприятной тональностью.
– Да, – чувствует, как слабеют коленки от волнения. – Что случилось? Вы кто?
– Я звоню из Третьей городской больницы. Реанимационное отделение. У вашей бабушки сердечный приступ. В телефоне при ней нашли ваш номер – было написано «внучка». Скажите, могли бы вы подъехать?
Глава 8
Когда случается настоящее горе, понимаешь, насколько ничтожны были все твои прошлые переживания. Вмиг все эти сомнения, смятения, нервы отступают на второй план. Появляется горькое, удушающее чувство вины – такое же сильное, как боль утраты. Они идут в паре, бок о бок, испепеляя тебя, разрывая тебе сердце.
Бабушка ушла. Единственный родной ей человек. Та, с кем всегда можно было поговорить и поделиться. Полина сидела у регистратуры на воняющем кожзамом стуле больницы и все пыталась поверить, что это произошло.
Бабушка звонила ей. Просила приехать. Говорила, что соскучилась. А она вместо этого пропадала с торчками на стройке. Взращивала какие-то нелепые планы мести своей матери… Зачем? Для чего? Вопросы в пустоту. И такие же пустые ответы. Без смысла.
Мать с Дмитрием суетились у стойки регистрации, оживленно что-то доказывая медсестре или доктору. Полина не знала что. Знала только, что смерть бабушки, казалось, никак на них не подействовала. Нет, мама, конечно, тихо плакала, вытирая красный нос бумажным платком, пока они ехали в больницу, а Дмитрий, конечно, не нашел времени лучше, как обмолвиться о том, что теперь нужно будет что-то делать с квартирой…
– Дим, мне не до этого сейчас! – огрызнулась мать. Даже странно, она обычно все ему прощает и сюсюкается, – Мне ее похоронить надо для начала, а потом уже будем этими бумажками заниматься.
– Я просто к тому, Люд, что можно подумать-повертеть, что там с ипотекой. Мы ж собирались меняться, метраж увеличивать, так может и не придется кредит брать, если все быстро продадим… – продолжал увещевать отчим.
Полина пораженно посмотрела на мать. Она ведь сейчас ему вмажет, да? Скотина какая бесчувственная! Бабушка полчаса как умерла, а они…
– Все равно в наследство можно вступить не раньше, чем через шесть месяцев. За это время уйдет квартира, которую мы выбрали. Кредит все равно нужен… – вдруг подхватила мать.
Полина обмерла. Квартира? Метраж? Ипотека? Об этом они говорили сейчас? От ужаса сразу даже не задумалась о самой сути – они собрались продавать квартиру и переезжать, ее даже в известность не поставив… С котом и то больше разговаривают.
Отвернулась к окну. Шел густой, застилающий видимость дождь. Было серо и горько. На улице и на душе. Полина набрала в легкие воздух и горько заплакала.
***
– Ты где была? – если бы можно было поставить этот вопрос на запись, наверное, он бы это сделал. Поразительно, как же он надоел своими однотипными подкатами всякий раз, когда мать задерживалась на работе, а Полина оказывалась дома раньше нее.
– С мужиками гуляла, – ответила злобно, порывисто. После смерти бабули внутри окончательно выключилось какое-то реле. Не хотелось теперь ни притворяться, ни избегать его. Сволочь. Равнодушная, потребительская. Ни грамма в нем не было порядочности. Иначе бы по-человечески похоронили бабушку, а не кремировали, словно бы у них денег не было. Это все он, гад, матери в уши гадил. Она слышала.
Как же сладко было видеть его рожу, когда выяснилось, что бабуля завещала свою квартиру Поле. Даже мать была раздосадована.
–И что тебе делать с этой квартирой? Ты все равно сама ни на что не способна…
–Я совершеннолетняя,– упиралась Поля.
–И что с того, что совершеннолетняя… Много ты сама можешь… Если бы не я… Если бы не мы с Димой…
–Не приплетай сюда своего мужика!– не выдержала, заорала на нее.
–Сучка малолетняя! Ты как со мной разговаривашь?! Ты кто вообще такая в этом доме?!
Такие скандалы стали регулярными. Полина считала дни до того момента, как сможет вступить в наследство и полноправно заехать в дом к бабушке, благополучно забыв про этих людей. И потому не церемонилась. На самом деле, она могла бы заехать туда и раньше, но сволочи забрали ключи и не отдавали. Ничего, как суд постановит, все они отдадут, как миленькие…
– По тебе видно, что с мужиками, шалавой растешь,– никак не угомонится. В ванную за ней поплелся.
– Как это растёшь? Уже ж выросла! Ты же сам умозаключил на моем восемнадцатилетии, когда руки распускал! – выплевывает ему в лицо. Хватит. Тошно. Нет больше сил это терпеть.
– Ты почему дома вчера не ночевала?
– Я же сказала, у мужиков была.
Она и правда теперь часто не ночевала дома. Когда могла, останавливалась у подруги. У парней – никогда. После того первого раза с Костей даже думать о сексе и отношениях не хотелось. Слава Богу, что и от него удалось чудом отвязаться. Слишком она поглощена была горем. Искренне. А такой орел, как он, едва ли будет сидеть терпеливо и ждать с моря погоды. А ведь восторгался ею… В чувствах признавался… Козел. Все они козлы… А этот сейчас перед ней – папашка так называемый – главный козлина.
– Давалка, да?
Повернулась к нему раздраженно. Вода все еще хлестала из крана. Он ведь даже руки ей не дал помыть.
– А тебе-то что? Тебе точно не дам!
Полина не поняла, что произошло дальше. Только когда отчим резко дернулся к ней, почувствовала, как сильно от него несло алкоголем. Так вот откуда эта храбрость. И силища.
Он схватил ее за волосы и больно стукнул об стену. Перед глазами забегали мурашки.
– Сука, я покажу тебе, как меня провоцировать… Сейчас узнаешь, кто такой настоящий мужик!
Глава 9
Полина плохо осознавала, что с ней происходит. Словно бы избавилась на время из своего тела, смотрела на все со стороны. Говорят, это такой психологический ход. Жертве кажется, что все происходит не с ней или во сне. Психика сама себя спасает.
Поэтому она не чувствовала боли. Ни от очередного удара о кафельную поверхность пола, ни от его грубых рук, жадно разрывающих её одежду, вырывая не только нитки ткани, но и царапая кожу. Не чувствовала острых поцелуев-укусов на шее. Когда Дмитрий начал нетерпеливо дергать ширинку на ее джинсах, внутри что-то щелкнуло. Словно красный сигнал светофора зажегся. Она сама не помнила, как так все быстро получилось. Схватила одним рывком металлическую лейку от душа и со всей дури ударила по голове ненавистному отчиму.
Тот, видно, такого не ожидал. Отпрянул в изумлении, хватаясь за затылок. Поля отползла к двери, в ужасе смотря на то, как он медленно убирает пальцы от головы и смотрит на них – они в крови. Она могла его убить…
– Ах, ты ж… – его глаза наливаются кровью. И она понимает, что сейчас будет еще хуже.
Внутри просыпается какой-то дикий инстинкт выживания. Полина собирает все силы в кулак и быстро срывается с места, обивая бока об острые углы мебели.
Капрон колготок скользит на паркете, ее заносит, а она несется прочь к выходу, к своему единственному спасению. Два поворота замка, рывок ручки вниз – она не думает о том, что сейчас полуголая, с рваной кофтой и бюстгальтером нараспашку, с приспущенными джинсами. Действует на удачу. Просто подбегает к соседской двери и начинает что есть сил названивать. Она знает, там пожилая семейная пара с милой приветливой хаски. Может быть, они дома.