— Когда и при каких обстоятельствах… Сделаем. — Судя по тону, Нейсмит записывал его указания на бумажке.
— Ты виделся с Тони? — спросил Фокс.
— Он сказал мне, что пригласил Билли и Бекку на чашечку кофе.
— Парикмахерш? — Фокс остановился у окна, из которого открывался вид на автостоянку и Феттес-колледж за ней. Похоже, занятия только что закончились и учащиеся вот-вот должны были разойтись по домам. У ворот колледжа в ожидании своих чад выстроилась длинная очередь родительских машин. — Чем он только думает?
— Гормоны? — предположил Нейсмит.
Фокс заметил старшего инспектора Джексона, тот направлялся к своей машине в сопровождении Байарса. У Джексона был собственный шофёр и, как полагается, представительское авто. Джексон забрался на заднее сиденье, Байарс предупредительно захлопнул за ним дверцу. Когда автомобиль выруливал со стоянки, окно опустилось. Джексон глядел прямо в окна департамента по надзору и контролю. Со своего места он никак не мог видеть Фокса по ту сторону стекла, но тот всё равно инстинктивно отпрянул, сам до конца не понимая, почему он это сделал.
Глава 22
Вдова Фрэнсиса Вернала проживала в отгороженном от посторонних глаз особнячке в викторианском стиле в престижном районе Эдинбурга Сент-Джайлс Грейндж. Узкие улочки были пусты: ни машин, ни пешеходов. Да и самих домов почти не было видно. Как и их владельцы, и богатства этих владельцев, они прятались за высокими бетонными заборами и крепкими деревянными воротами. Чарльз Мангольд был непреклонен: Фокс может побеседовать с вдовой, но лишь в его присутствии. Фокс, в свою очередь, настаивал на том, что в таком случае это теряет всякий смысл. И тем не менее, подъехав к подъездной аллее, Фокс сразу заметил чёрное такси на обочине. Как только он вышел из машины, чтобы объявить о своём прибытии по домофону, Мангольд моментально выскочил из салона.
— Я вынужден настаивать… — решительно начал он.
— Настаивайте, сколько угодно.
— А что, если Имоджен сама захочет, чтобы я был рядом?
— Тогда она скажет мне об этом без церемоний. А пока вы останетесь по эту сторону ворот.
Мангольд побагровел от ярости, но ничего не сказал. Просто вернулся в салон и со стуком захлопнул за собой дверцу. Фокс сказал, что ему назначена встреча. Ворота с глухим механическим гулом начали отворяться вовнутрь; Фокс вернулся к машине и сел за руль. В глубь территории вела длинная извилистая аллея, с обеих сторон обсаженная густым кустарником. Фокс вырулил на покрытую гравием площадку перед двухэтажным домом с остроконечной крышей. Смеркалось, в аккуратно подстриженных кронах деревьев устраивались на ночлег птицы. Машину Фокс запер только по привычке. Парадная дверь особняка была открыта, на пороге стояла женщина на вид лет тридцати пяти. Она представилась как Эйлин Карпентер.
— Я присматриваю за миссис Вернал.
— В смысле, вы её сиделка?
— И не только.
Когда Фокс вошёл в холл, ему в нос ударил тяжёлый затхлый запах плесени, хотя здесь недавно вытирали пыль. Карпентер предложила ему чаю.
— Будьте добры, если вас не затруднит, — ответил Фокс и проследовал за ней в гостиную.
В гостиной ему в глаза сразу бросилось огромное эркерное окно. Кресло Имоджен Вернал было повёрнуто так, что из него открывался вид на небольшой садик, разбитый у границы её владений.
— Надеюсь, вы простите меня, если я останусь сидеть, — сказала она. Фокс представился и пожал ей руку. Её светлые, пепельного оттенка волосы были тонкими и лёгкими как пух, на щеках и на лбу были отчётливо видны зловещие пигментные пятна. Кожа была почти прозрачной, на руках и шее набухли вены. Фокс мысленно прикинул, что она весит килограммов сорок пять, не больше. Её глаза, хотя и смотрели устало, не были лишены интереса к жизни. Зрачки были слегка расширены — вероятно, побочное действие каких-то недавно принятых препаратов.
Фокс устроился на парадном кресле, стоявшем чуть поодаль. На полу валялась раскрытая книга в твёрдом переплёте — роман Чарльза Диккенса. Фокс предположил, что в круг обязанностей Эйлин Карпентер входит также чтение вслух своей подопечной.
— Впечатляющий у вас особняк, — заметил Фокс.
— Да.
— Вы жили здесь вместе с мужем?
— Его купили для нас мои родители — в качестве свадебного подарка.
— Хорошие родители.
— Богатые, — поправила она его с лёгкой улыбкой.
На каминной полке стояли в рамках фотографии её мужа. Одна из них показалась Фоксу знакомой: самозабвенно витийствующий оратор с неизменно сжатым кулаком перед невидимой аудиторией.
— Как жаль, что мне не довелось его послушать, — искренне сказал Фокс.
— Думаю, у меня сохранились кое-какие аудиозаписи. — Она немного помолчала и подняла палец. — Хотя нет, — поправила она себя, — я передала их в дар Национальной библиотеке, равно как и его книги и дневники. По ним, к вашему сведению, защищали докторские диссертации. Когда его не стало, один видный американский сенатор написал некролог для «Вашингтон Пост». — Она кивнула, будто в подтверждение собственных мыслей.
— Он был сильной, неординарной личностью, — согласился Фокс. — Всё время на публике…
Её глаза немного сузились.
— Чарльз рассказывал мне о вас, инспектор. Как жаль, что тот человек погиб… Какая трагедия. — Она ещё немного помолчала. — Чарльз остался за воротами?
— Да.
— Он очень заботливый.
— Он был одним из ваших любовников?
Она не сразу ответила, видимо, затруднившись с ответом.
— Вас послушать, так я прямо Иезавель[29] какая-то. — Её шотландский акцент с каждым словом проявлялся всё ярче.
— Просто мне показалось, что он до сих пор вас любит.
— Это правда, — согласилась она.
— И потом, ходили упорные слухи, что у вас с Верналом был непростой брак. Бурный.
— Бурный? — Она мысленно взвесила это слово. — Неплохое определение.
— Как вы познакомились?
— На баррикадах.
— Надеюсь, не в буквальном смысле?
— Почти — во время сидячей забастовки в университете. Если мне не изменяет память, мы протестовали против войны во Вьетнаме. — Она задумалась, вспоминая прошлое. — Хотя, может, это был апартеид или Родезия… Он уже был адвокатом, я — простой студенткой. Мы с самого начала нашли общий язык…
— Несмотря на разницу в возрасте?
— Мои родители поначалу его не одобрили, — призналась она.
— В то время мистер Вернал был националистом?
— В юности он был коммунистом. Потом была Лейбористская партия. Национализм пришёл позже.
— Вы разделяли его политические взгляды?
Она, прищурившись, заглянула ему в лицо:
— Я что-то не совсем понимаю, чего вы от меня хотите, инспектор.
— Я просто хотел встретиться с вами и поговорить.
Она всё ещё обдумывала его последние слова, когда в гостиную вошла Эйлин Карпентер с подносом. Заварочный чайничек был совсем миниатюрный, и на подносе стояли одна чашечка из тонкостенного, почти прозрачного фарфора и изящный молочник. Чай был крупнолистовой и разливался через серебряное ситечко. Фокс поблагодарил Эйлин. Она спросила у миссис Вернал, что ещё им принести.
— Больше ничего не надо, спасибо, — ответила Имоджен Вернал. — Хотя… Наверняка Чарльз захочет, чтобы ты дала ему знать, что у нас всё в порядке. — И добавила, обращаясь к Фоксу: — Мы договорились, что он будет ждать весточки у ворот.
Когда Эйлин выходила из комнаты, её лицо залилось лёгким румянцем.
— Только не подумайте, что она шпионит, — успокоила Имоджен Вернал Фокса. — Просто иначе Чарльз весь изведётся…
Фокс сам налил себе чаю.
— Вам известно, с какой целью Мангольд нанял Алана Картера? — спросил он.
— Чтобы прояснить некоторые детали убийства моего мужа.
— Значит, вы полагаете, что это действительно было убийство?
— Я абсолютно в этом убеждена.
— И тогда, в то время, вы утверждали то же самое? Я что-то не припомню, чтобы об этом писали в газетах.
— Если честно, я немного боялась.
Фокс принял этот ответ.
— Выходит, всё, чем вы располагаете, — это лишь подозрения без единого весомого доказательства?
— Полагаю, как и вы, инспектор, — согласилась она, складывая руки на коленях.
— Вы не верите, что это было самоубийство?
— Это отпадает. У Фрэнсиса никогда не хватило бы на это смелости. На днях я много об этом размышляла. Я сказала врачам, что отказываюсь от химиотерапии и всего остального — я поняла, что хватит, я больше этого не вынесу. Морфий снимает боль, но ты всё равно её чувствуешь, даже через ватный тампон. Самоубийство надо тщательно обдумать, да и исполнение замысла требует определённого мужества. Я по натуре трусиха, Фрэнсис тоже был не из храбрых.
— Но ведь он не был неизлечимо болен?
— Он был здоров как бык.
— Несмотря на то что много курил?
— Да.
— Может, накануне вы сильно поссорились?
— Не сильнее, чем обычно.
— Снова «бурные» отношения?
— Бурные, но прочные. Скажите, вы уже слышали, что его называли «провокатором», «возмутителем спокойствия»? — Она вопросительно посмотрела на Фокса, тот кивнул в знак согласия. — Знаете, я бы очень огорчилась, если это было не так. Его нисколько не заботило, на чьей ты стороне — за него или против, — до тех пор, пока у тебя в груди бушует пламя страсти.
— На том месте, где он погиб, я видел мемориал…
— Его воздвиг Чарльз.
— А букет годичной давности?
— От меня.
Фокс немного подался вперёд.
— Как вы думаете, кто мог его убить, миссис Вернал?
— Понятия не имею.
— Накануне его гибели… Не припомните, может, его что-то беспокоило, тревожило?
— Нет.
— Он был уверен, что за ним следят агенты спецслужб.
— Это ему льстило, это означало, что он до них «докопался».
— Докопался? До кого?
— Я полагаю, до высших эшелонов власти.
— Каким же образом он до них «докопался»?
— Своими речами. Своим даром воздействовать на мировоззрение народных масс.