— Они вернулись обратно, насколько мне известно. А вскоре этот самый дед оказался замешанным в перестрелку с четырьмя трупами. Нет, сам он не стрелял, только подвёз боевиков к месту преступления.
— И он сказал, что в этом замешан его зять?
— Нет. По его показаниям, зять как раз не замешан.
— Но вы ему не верите?
— Мы не исключаем возможности, что старик врёт или ошибается.
— Что ж, разумно. Пока мы говорили, я посмотрел досье этого вашего эмигранта. Записывайте, минхеер Бардин.
— Запись включена.
— Этот тип раньше работал в цирке силовым жонглёром. Гири подбрасывал и ловил. Вам это известно?
— Да.
— Как ему удалось так быстро получить наше гражданство, я не знаю. Похоже, похлопотал кто-то влиятельный. Как только получил наш паспорт, мгновенно женился и перевёз сюда родителей новой жены. Работает вышибалой в стриптиз-клубе. Много раз задерживался полицией за нанесение телесных повреждений разбуянившимся посетителям. Насколько понимаю, это его прямые профессиональные обязанности. Чаще всего его отпускали, несколько раз штрафовали, вот такое уголовное досье. А на его родичей и такого нет. Это всё, что вас интересовало?
— Нет. Есть ещё один тип, тот, кто заставил деда помогать убийцам. Мы составили фоторобот.
— Он у вас есть в электронном виде? — поинтересовался бельгиец.
— Да. В базе Интерпола этого типа нет, и у нас он тоже раньше не попадался. Посмотрите по своим базам?
— Сбрасывайте, — он продиктовал свой электронный адрес.
— Уже, — доложил Бардин.
— Подождите пару минут, сверю эту мордашку по базе. Так, есть двое похожих на него, оба предположительно из русской мафии. Но оба не из Антверпена. Да по фотороботу трудно что-то найти. Особые приметы у него есть? Деревянная нога, стеклянный глаз, шрамы, татуировки…
— Татуировка предположительно есть. Неизвестно, настоящая или фальшивая, но есть. Крест в круге на левом запястье.
— Что? — вскричал бельгиец. — Повторите!
— Крест в круге на левом запястье. Вас возбуждают татуировки?
— Только на левом запястье, и только в виде креста в круге. Вы знаете, что это за знак?
— Если верить Интерполу, это метка террористической организации «Ван Хельсинг».
— Да, их можно и так назвать. У нас их именуют тайным обществом. Но сути это не меняет. Они пытаются сражаться со всякой нечистью, с разными там вампирами, оборотнями, лешими и чёрт знает с кем ещё. Именно пытаются, потому что гибнут в основном они сами. В схватках, как правило, они несут второе большие потери, по сравнению с нечистью. Такие вот умелые бойцы. Хотите добрый совет, минхеер Бардин?
— Давайте. Я уже давно понял, что вы имеете какое-то отношение к стране советов.
— Совет простой. Не связывайтесь с «Ван Хельсингом». Закройте дело под любым предлогом. При всей их карикатурности, у них очень влиятельные покровители.
— И кто же это? Или о таких вещах нельзя говорить вслух, особенно по незащищённой линии?
— Как раз об этих — можно. Покровителей у них несколько, я знаю только одного — Ватикан. Мне достаточно, а вам?
— Мне тоже достаточно. В смысле, того, что я от вас узнал. Большое вам спасибо.
Бардин повесил трубку и обернулся к Палёнке. Женщина всё так же читала, но уже не глянцевый журнал, а до сих пор не оформленные до конца документы по ограблению супермаркета. Почувствовав его взгляд, она подняла глаза.
— Это вы арестовали преступников, гражданин капитан? — восхищённо произнесла она. — Какой вы всё-таки крутой!
— Э, — он снова утратил дар речи. — О!
— Конечно! Я бы даже сказала, десять раз «О!». Но вы, как настоящий герой, скромный человек, и у вас плохо получается описать свой подвиг. Ну, вот что это за фраза «В субботу в неустановленное время эти перечисленные выше лица приступили к составлению плана ограбления, а к вечеру завершили его составление»? Почему бы не сказать просто «К вечеру субботы они спланировали ограбление»?
— У! — Бардин жестами выразил восторг, даже не вникая, что именно она говорит.
— Давайте я отредактирую ваш отчёт, а кое-где помогу вам его дописать? А то меня позвали переводить, а тот валлон, оказывается, говорит по-русски, вы и без меня обошлись. Вас не затруднит сделать мне кофе, гражданин капитан?
Через пять минут перед Палёнкой стояла дымящаяся чашка с лучшим кофе, какой только можно найти в управлении, из личных запасов шефа. Когда он узнает, а он непременно узнает, сперва будет нечеловечески орать, а потом найдёт и строго накажет виновника. Но Бардина это не остановило, он был согласен на всё.
Приехав в управление, Люба рвалась немедленно доложить Нежному, что нашла не только доказательства существования оборотней, но и прямую их связь с перестрелкой в квартире Бонифация. Сидя за рулём, она несколько раз мысленно произнесла свой рапорт, делая его всё лучше и лучше. Последний вариант, как ей казалось, мог убедить самого прожжённого скептика.
Но на полпути ей встретился шеф, и приказал всё бросить и зайти к нему в кабинет. Якобы у него к ней есть неимоверно важный разговор, причём срочный ещё более неимоверно. Люба попыталась рассказать об оборотнях ему, подчёркивая, что это и важнее, и срочнее, но он небрежно отмахнулся и даже слушать не стал.
— Садись, Сорокина, — предложил он. — Кофе хочешь? Хотя чего я спрашиваю? — он приказал секретарше принести две чашечки. — Небось замёрзла? С утра уже в разъездах, бедная. Наверно, тяжело мотаться по незнакомому городу? Навигатор, конечно, классная штука, но иной раз как заведёт непонятно куда, так потом оттуда вообще хрен выберешься.
У Любы похолодели пальцы и замерло сердце. Шефа она знала всего несколько дней, но зато знала много других начальников, и своих и чужих. Всегда, без единого исключения, действовало правило: если начальник без видимых причин начинает вести себя, как друг, он собирается тебя попросить о чём-то, что не вправе приказать, и очень скоро у тебя начнутся неприятности, независимо от того, откажешь ты ему в просьбе или нет. Ну, и чего, собственно говоря, нужно от неё шефу? А тот не торопился, ждал, пока принесут кофе.
Но когда секретарша вернулась, её руки были пусты, а в глазах плескался ужас. Слегка заикаясь, она сообщила, что кофе нет, совсем нет, а ещё утром его было много, а завтра она собиралась купить, но если надо, она прямо сейчас сбегает, потому что…
— Вон! — заорал шеф. — Скройся, чтобы я тебя до завтра не видел!
Секретарша, плача и причитая, вылетела из кабинета с огромной скоростью. Люба видела, с каким трудом шеф подавляет свой гнев, а потом восстанавливает дыхание.
— Обойдусь без кофе, — решительно заявила она. — Что вы от меня хотите, шеф?
— Понимаешь, Сорокина, я хочу, чтобы ты сделала для меня одну вещь, которая не входит в твои должностные обязанности. Сделаешь?
— Когда мне последний раз предложили сделать кое-что сверх служебных обязанностей, мне пришлось отстреливаться.
— Тьфу ты, Сорокина! У тебя один секс на уме! — с негодованием выкрикнул шеф.
— Если вы имели в виду что-то другое, выражайтесь, пожалуйста, яснее.
— Выскажусь предельно ясно. Есть у нас такой офицер, капитан Бардин. Толковый опер почти во всём, за одним исключением: он слишком долго оформляет дела для передачи в прокуратуру. Нет, далеко не всегда, бывает, что и за полдня справляется, правда, читать это нормальному человеку невозможно, хотя кто сказал, что прокурорские — нормальные люди? Но иногда может неделями тянуть, а то и месяцами. А прокуратура, да и моё начальство, требуют с меня. Но я не могу заставить Бардина.
— Вы думаете, я смогу его заставить? — удивилась Люба. — Но как?
— Нет, ты тоже не сможешь, — грустно покачал головой шеф. — Никто не сможет. У меня не работают люди, способные совершать невозможное. Обычно я просил кого-нибудь оформить документы по его делам, но сейчас мне просто больше не к кому обратиться. Я был вынужден выделить трёх оперативников на помощь спецслужбе, а у нас их и так не хватает. Штат почти на четверть не укомплектован. Поэтому и тебя взял, несмотря на твоё поведение на прежнем месте службы. Деваться некуда, понимаешь?
— Шеф, вы хотите, чтобы я вам посочувствовала?
— Да на хрен мне твоё сочувствие! — вскричал полковник. — Мне надо, чтоб ты оформила бумаги за него!
— Я ничего не обещаю, но посмотрю, что можно сделать, — ответила Люба и вышла, потому что шеф, явно утратив интерес к этой теме, забыл о ней и вплотную занялся расследованием, кто спёр у него кофе.
До кабинета Нежного, который она ещё не воспринимала своим, Люба домчалась с рекордной скоростью. Майор сидел, уставившись в экран компьютера, и, судя по выражению лица, медитировал. На её появление он отреагировал именно так, как и полагается при медитации, то есть, никак. Люба сняла шубу и шапку, переобулась в туфли, всё это далеко не в тишине, но Нежный по-прежнему её не замечал.
— Юрий Николаевич! — позвала она. — Товарищ майор! Я нашла доказательство, что мы имеем дело с оборотнями.
— А, Сорокина, — откликнулся Нежный, не отводя взгляда от экрана. — Пришла, значит. Плохо, если оборотни. Но ты всё равно рассказывай. Что ты там выяснила, в собачьем питомнике?
— Что у служебной суки много сосков, а у собаки-оборотня Молли — два.
— Ты это называешь доказательством? — пожал плечами Нежный. — Лишние соски могли быть отрезаны хирургически. Уж не знаю, зачем, я не ветеринар. Это никакое не доказательство.
— Тогда на их месте должны остаться шрамы.
— Необязательно. Но даже если должны, как их увидеть?
— Просто посмотреть, Юрий Николаевич. Что тут сложного?
— Если Молли оборотень, она уже давно приняла человеческий облик. Никакой собаки, которую ты гладила по животику, ты больше никогда не увидишь. А её так называемая хозяйка со слезами на глазах расскажет тебе, как бедная собачка сорвалась с поводка и умчалась куда глаза глядят, например, за бродячей кошкой, и увы, так и не вернулась. Печаль-беда.