Папа жив и просто сбежал. Но… куда?
Сараду обуревали смешанные эмоции. Она зарылась пальцами в прическу и продолжала стоять на месте. Отец ее бросил. Оставил одну, а сам ушел, не сказав куда, неизвестно с кем и непонятно за каким…
Ему было наплевать на нее. Как, впрочем, всегда. Но с другой стороны, это значило, что он, скорее всего, в порядке. Анбу подтвердил, что Саске жив, а то, что уход отца был спланирован им же самим, могло хоть немного гарантировать, что он знал, что делает.
****
Тишину рощи ритмично разбивал звук вонзающихся в дерево кунаев. Неджи сидел на свободном бревне и медитировал.
— Привет, Сарада, — сказала Тентен и ловко запустила в мишень еще один кунай.
— Привет. Где Гай-сенсей?
В последнее время джонин исправно тренировал их, и раз сейчас его не было на площадке, это означало, что случилось нечто особенное.
— Гай-сенсей в Резиденции, — Тентен отправила в полет еще один кунай. — Или в госпитале.
Снова бросок.
— Что-то с Ли-саном?
— Нет.
Тентен перестала бросать кунаи и прокрутила очередной на пальце.
— Избрали Годайме Хокаге. Цунаде-сама, одна из Легендарной Троицы Листа, вернулась в деревню и станет Пятой. Первая женщина Хокаге!
Тентен была непривычно дружелюбна и разговорчива. Сарада поняла, что новость временную сокомандницу очень обрадовала, и ей просто необходимо было на кого-то выплеснуть свои впечатления, а кроме медитирующего Неджи на площадке не было ни души. Сарада подозревала, что Хьюга решил помедитировать не просто так, а с дальновидной целью — избежать трепа Тентен, но новость пришлась по вкусу и ей. История возвращалась на прежние рельсы.
Не все потеряно. У мамы будет учитель.
— Цунаде-сама — великий медик, — задумчиво пробормотала Сарада. — Она сумеет вылечить Ли-сана, так ведь?
— Гай-сенсей затем и отправился.
— Полагаю, пока он не добьется своего и не сведет Годайме с Ли, на тренировках мы его не увидим, — неожиданно подал голос Неджи.
Вылечат Ли, а меня вышвырнут. Может, оно и к лучшему. Но если вернулась Цунаде-сама, значит, с ней вернулся и…
****
— Сюда, баа-чан!
Цунаде поморщилась.
Этот мальчишка был до раздражающего фамильярным и подбирал окружающим отвратительные клички. Отвратительные в первую очередь потому, что очень уж меткие.
— Я больше не практикую ирьениндзюцу, — сощурилась Цунаде, нехотя следуя за непоседливым генином в госпиталь. — Осмотреть — осмотрю, но не ожидай слишком многого.
— А что, баа-чан. Ты же вроде как лучший медик, даттэбайо? Неужели вылечить Какаши-сенсея тебе не по силам?
Вопрос, заданный невиннейшим тоном. Посторонний человек и не уловил бы в нем глубоко зарытого сарказма. Наруто Узумаки возвращал обратно ее же слова, и Цунаде крепко задумалась. Ей с первого взгляда показалось, что он прямолинейный самоуверенный дурак. Она не думала, что он еще и настолько злопамятный. Здорово же его задело.
— Как там расенган? Уже завершил третью ступень? — не осталась в долгу Цунаде.
— Вот вылечишь Какаши-сенсея и Густобровика, и сразу пойду завершать, ттэбайо.
Упрямец. Даже если и задело его, то виду теперь не подает, все парирует. Что за несносный мальчишка?
Цунаде мимоходом подумала, что Какаши повезло. Джирайю Наруто окрестил отшельником-извращенцем, что уж и говорить, за дело; ее — бабулькой, тоже заслуженно, не поспоришь. Как получил свою кличку некий Густобровик, Цунаде догадывалась. А вот Какаши мальчишка почему-то называл просто по имени. Настолько уважал?
С того спора ее с Наруто связывали особые отношения. Ни одна беседа не обходилась без взаимных подколов. Цунаде чувствовала, что у Наруто накопилась на нее очень сильная обида, и он капля за каплей подмешивал ее в их разговоры. Отныне они стали едва ли не соперниками, как бы по-идиотски это ни звучало. Наруто не отказался от идеи стать Нанадайме Хокаге, наоборот, еще сильнее укрепился в этом желании. И в то же время, обозвав его недостойным должности Хокаге, Цунаде не считала достойной саму себя. А ведь ее избрали. И ей почему-то казалось, что Наруто чувствует ее сомнения и внимательно за ней наблюдает, ожидая прокола, чтобы убедиться, что женщина, так просто поставившая крест на его карьере Хокаге, сама с этим нелегким делом не справляется.
Люди восторгались ею и уважали просто потому, что она была саннином. Женщина из Троицы Листа, лучший медик своего времени. Но на Узумаки Наруто шлейф ее былых подвигов никакого впечатления не производил. Мальчик собирал о ней свое мнение по тем поступкам, которым был свидетелем лично, и с той минуты, как они вернулись в Коноху, Цунаде чувствовала, что за ней наблюдает самый неподкупный из судей.
Оказавшись над постелью бесчувственного Какаши, она бегло просмотрела историю болезни. Гендзюцу. Высшее гендзюцу. Вряд ли оно длилось до сих пор. Сама техника уже давно развеялась, а вот последствия остались. Давление на психику оказалось настолько сильным, что сознание Какаши застряло где-то глубоко внутри и не могло вырваться наружу.
Проблема с мозгом. Нужно переключить кое-что…
Цунаде приложила руку ко лбу Какаши. Провести такую бескровную операцию было несложно. По крайней мере, для нее.
Очнувшийся Какаши выглядел уныло и затравленно, будто провинившийся щенок.
— Однако, не ожидала от тебя, — пристыдила его Цунаде. — С двумя бандитами не совладал. А еще гений.
Какаши в лице не изменился. Только глухо выдавил:
— Прошу прощения.
Наруто ликовал.
— Отлично! Какаши-сенсей снова с нами!
Что-то яростно жгло затылок, и Цунаде обернулась. Возле ширмы пританцовывал от нетерпения Гай.
— Остался только Густобровик, ттэбайо!
На последних словах Наруто Гай вывалился из-за ширмы.
— Прошу вас, Цунаде-сама! Загляните наконец к моему подопечному Ли!
Цунаде сразу что-то не понравилось в его перевозбужденном состоянии. Они пошли по больничному коридору к палате «Густобровика» Ли и неожиданно столкнулись с ним в коридоре. Невысокий мальчишка с широкими бровями ковылял по коридору, опираясь на костыль. Он держался уверенно, но Цунаде прекрасно видела, чего ему это стоило.
И правда, подходящая кличка.
Она прикусила нижнюю губу.
— Это твой подопечный?
— О да! — заорал Гай. — Мой дорогой бесценный ученик!
На сердце похолодело.
— Вот как…
Это уже не гендзюцу. У него серьезные проблемы.
— Наруто!
— А?
Мальчишка повернулся к ней и взглянул ясными голубыми глазами.
— Ты хотел завершать расенган.
— А. Ну…
— Вот и беги.
— Ага! Тогда остальное за тобой, баа-чан.
Цунаде, уперев руки в бока, проводила его взглядом.
Вреднющий пацан. Но все-таки он мне нравится.
Они прошли в палату.
Ли как две капли воды походил на Гая, и внешне, и одеждой. Наверняка и основная специализация была тоже тайдзюцу.
Мальчик разделся до пояса, и Цунаде приложила ладонь к его округлой спине.
Черт. Осколки… Такие мелкие и так много… И где это он так попал?
Говорить такие вещи человеку всегда непросто, но Цунаде хватило силы духа сделать это. Спокойно, твердо.
— Скажу для твоего же блага. Уходи из шиноби.
Ли дернулся, как от удара током.
В палате повисла тишина.
— Цу… Цунаде-сама, — проронил Гай и нервно рассмеялся. — Не время так шутить.
— У него множество костных осколков в спинномозговом канале, — продолжала она все так же спокойно. — Да еще и сидят глубоко. С таким телом миссии не выполняют.
— Говорю же, Цунаде-сама. Шутки шутками…
Гай выплескивал на нее свое отчаяние, словно она могла что-то сделать.
Пойми же. Не могу. Есть вещи, с которыми нужно просто смириться.
— Даже если бы мы провели операцию…
— Не слушай ее, Ли! — завопил вдруг Гай. — Это… это не Цунаде-сама! Это самозванка! Хенге, да? Признавайся, кто ты, черт подери!
Цунаде оглянулась на него через плечо.
— Нет ни единого шанса? — тихо спросил мальчик, все еще голый до пояса. В отличие от своего учителя, он воспринял новость достойно.
— Именно.
Цунаде смотрела, как он молча одевается, берет костыль и ковыляет прочь из палаты, мимо застывшего Гая, печальных Шизуне и Тонтон. В тишине слышался звук его шаркающих шагов и звонкого щелканья костыля о плитку. Дверь раздвинулась и задвинулась снова.
Вот и все.
— Знал бы заранее… не стал бы вас звать… — пробормотал Гай.
— Ну знаете! — возмутилась Шизуне.
Цунаде остановила ее жестом руки.
— Я понимаю, как тебе сейчас больно. Но чем раньше — тем лучше. Со временем он все равно бы узнал правду.
****
Адское сражение с собственной чакрой продолжалось. Наруто обосновался в рощице и по новой громил деревья незавершенным расенганом. Все повторялось: пекли щеки, горела обожженная чакрой рука, в ушах отдавался сверлящий звук техники, а стволы окружающих деревьев украшали вмятины и завитушки спиралей.
Не получалось. Все еще не получалось. Техника упрямо ему не подчинялась.
Наруто не хотел встречаться ни с Саске, ни с Сакурой-чан, ни с Сарадой нээ-чан, потому что мечтал, чтобы ему было что показать им. Саске за пару недель разучил Чидори, а он свой расенган не смог. Хвастался нээ-чан, что выучит новую технику, и так и не выучил.
Завершу расенган, а потом уже с ними встречусь. И Какаши-сенсею покажу.
Напоминание о том, что он проиграл спор баа-чан, засело в сердце болезненной занозой. Наруто не хотел, чтобы Сарада узнала о споре. Если б и она разочаровалась в нем и перестала называть Нанадайме, это было бы уже слишком.
Наруто грохнул очередной гудящей техникой по стволу и, запыхавшись, пялился на новую спираль.
Черт, ее не должно быть. Должна быть просто глубокая дыра. Откуда берется эта спираль, ттэбайо?
Он прислонился лбом к дереву, обнял руками ствол и ждал, пока немного выровняется дыхание.
— Наруто нии-чан! — послышались визгливые детские голоса.
Из рощицы вылетели ребята Конохамару.