— А она откуда?
— Услышала, что Кабуто сказал. Тогда, в прошлый раз…
Саске поморщился, как от головной боли. Похоже, воспоминания о прошлой встрече были неразрывно связаны с воспоминаниями о его грандиозном провале в стычке с Кабуто.
— Это вторая причина, почему я пришла.
— Любопытство когда-нибудь погубит тебя, Сарада, — ответил Саске все тем же ровным голосом.
Будто бы сразу и о киндзюцу, и о «сосуде». Словно черту подвел.
— Это не любопытство.
— А что же?
— Я боюсь за тебя. У меня… нет никого ближе, — Сарада с надеждой взглянула на него.
Это было правдой. Пусть для Саске, который разорвал все узы и не знал всей истины, это и могло прозвучать нелепо, но Сарада говорила от чистого сердца и надеялась, что папа хоть немного смягчится.
— Бойся лучше за себя, — отрезал Саске.
Ну да. Иного ожидать и не следовало.
— Так что все это значит? — не отставала Сарада. — Почему «сосуд»?
Он скользнул взглядом по ее лицу, как бы оценивающе. То ли присматривался к ней как к сестре, чтобы понять, изменилась ли она за то время, что они не виделись. То ли как к скотине, которую отправлял на убой.
— Это значит, что Орочимару заберет наши тела.
Прозвучало настолько спокойно, что Сарада не сразу поняла жуткий смысл сказанного. Округлив глаза, она уставилась на отца.
— Поняла теперь, куда пришла? — спросил он с нажимом.
— Но ты… ты знал? — Сарада с ужасом глядела на Саске и все еще не до конца понимала.
— Да.
Она сжала кулаки и почувствовала, что начинает задыхаться. Стало жарко.
— Только не говори мне, что ты согласился сам, — проговорила Сарада с угрозой.
Голос хрипел. Ей нужно было выпить чего-нибудь теплого, расслабиться и лечь спать. Никак не спорить.
— Я согласился сам.
Сарада отступила от отца на пару шагов и уперлась задом в стол.
— Но зачем?!
— Потому что я так решил. Это мои дела. Не вмешивайся.
Сарада отвернулась и заморгала. Пыталась разложить все по полочкам, но как-то не получалось. Слишком невероятными были новости.
— Зря ты не осталась в Конохе, — в ровном голосе Саске прозвучала досада.
Все-таки были у него эмоции, просто он мастерски их скрывал.
— Ты же сказал, что разорвал все узы, — напомнила Сарада.
Саске вряд ли задел ее сарказм, а вот ей самой от воспоминания об этом стало больно.
— Да. У меня больше нет дел с шиноби Листа.
Сарада прикусила губу. Стало еще больнее.
— Но от тебя я не могу отказаться при всем желании, — неожиданно добавил Саске.
Сарада с удивлением взглянула на него. В душе потеплело. На какое-то мгновение ей показалось, что она говорит не просто с Саске из прошлого, а со своим отцом, который понимает, что она — его дочь. Но этот Саске не понимал, а потому такое заявление звучало странно. Да, за время жизни под опекой Шисуи они чуть сблизились, но в то же время Саске упрямо пытался отгородиться от нее. Пусть он заступился за них в прошлом убежище, но он заступился за всех и со всеми разорвал узы. Тогда почему для нее сделал исключение?
Первая радость прошла, и Сараду захлестнули сомнения и страхи.
— Почему? — спросила она и затаила дыхание.
Саске разглядывал ее все так же внимательно, чуть щуря глаза, а сердце Сарады с каждым мгновением билось все чаще. Ей казалось, отец сейчас по незнанию скажет что-то адски неправильное, противоестественное, а потому отвратительное, и она больше никогда-никогда не сможет смотреть ему в глаза, уважать его, доверять ему… Пусть его вины в этом и не было бы. Он ведь не знал, кто они друг другу на самом деле. Сараде казалось, она застыла над пропастью, и стоит Саске заговорить, она рухнет в эту пропасть, и больше ничего не будет так, как прежде.
Но Саске, подумав, ответил то, чего она уж точно не ожидала услышать.
— Ты — Учиха. Вот почему.
— И… что это меняет? — все еще едва дыша спросила Сарада.
— С тех пор, как погиб Шисуи, за клан отвечаю я, — властно ответил Саске.
В его голосе было столько пафоса, словно он только недавно заступил на место своего отца, а клан Учиха насчитывал сотни живых душ.
— Ты — Учиха. А значит, ты под моей защитой.
Сарада заморгала. Глаза пекли от подступающих слез. Лицо бабушки Микото и железный характер дедушки. Саске взял лучшее от своих родителей, и глядя на него, Сарада неожиданно поняла, что смерть — это не обязательно конец. Люди умирали, но их наследие жило. Саске был продолжением Микото и Фугаку. Она, Сарада, была продолжением его и Сакуры, и еще многих-многих… Просто, не видя их при жизни, она не могла разглядеть знакомые черты в папе и маме, и в себе.
Она вдруг подумала, как бы могла сложиться судьба отца, если бы дядя не уничтожил клан. С таким подходом и мощным характером ее отец запросто бы заменил дедушку на посту лидера. И, вспоминая подчиненных дедушки, которые сместили его с должности, радикала Яширо, заступившего на пост последнего главы клана Учиха, Сарада думала, что ее отец поставил бы на место каждого в бунтующем клане. Пускай не сейчас, в четырнадцать, но лет в шестнадцать точно.
— Ты был бы хорошим лидером, — прошептала она, подавляя хриплые всхлипы.
Слезы увлажнили глаза, и резь прошла. Стало легче.
Саске вскинул бровь в недоумении.
— Ты очень похож на них, на своих родителей.
Наверное, не стоило напоминать Саске о погибших родителях, но для Сарады эти люди были родными бабушкой и дедушкой, а потому ей было не менее больно вспоминать об этом. Саске нахмурился.
— Если бы отец был хорошим лидером, его бы не сняли.
Сарада покачала головой и снова прикусила губу.
— Ты не понимаешь…
Она уже не видела его лица, все расплывалось от слез.
Дедушку сняли не потому, что он был плохим лидером. А просто потому, что клан… Но папе нельзя было говорить.
Точно. Он же не ходил на эти собрания. Я совсем забыла…
— Чего я не понимаю?
— Ничего, — Сарада печально вздохнула и покачала головой. — Забудь.
Она потерла мокрые глаза и ощутила внезапный прилив слабости. Путешествие и сражения вымотали ее, а эмоции выжали до предела.
— Первым все равно будет мое тело, — сказал Саске. — Я поговорю с Орочимару. Поставлю условие, чтобы он тебя не трогал.
Отец вроде как смирился с ее присутствием, взял ее под свою опеку, даже пытался как-то успокоить в силу своей манеры общения. Готов был принести себя в жертву до нее. Заступиться за нее перед Орочимару. Но в груди все равно стало мерзко, словно змеи стягивали сердце в тугое кольцо своих холодных тел и мешали ему биться.
Если папа учился у Орочимару в старом будущем, то Орочимару наверняка хотел бы того же. Тогда что? Папе удалось спастись? Или просто все было иначе?
— Если он завладеет твоим телом, то кто ему помешает впоследствии захватить и мое? Разве он не нарушит обещание не трогать меня? — машинально пробормотала Сарада.
Мысль, что Орочимару завладеет ее телом, будет полноправно считать его своим, чувствовать себя в нем, касаться его… то есть сам себя… это было отвратительно. Но за себя Сарада переживала меньше. Представить, что из тела отца на нее будет смотреть Орочимару, было куда более страшно, чем лишиться собственного. В конце концов, если новая волна сработает так же, как предыдущая, то у нее есть шанс спастись. А у папы — нет.
— Нарушит, — сказал Саске и ядовито ухмыльнулся. — Обязательно нарушит. Потому тебе и стоило сидеть в деревне. Приходить сюда было глупостью.
— Там было бы хуже.
Сарада оперлась на стол. Ее шатало от слабости и усталости.
— Все равно не понимаю, — говорила она, словно в трансе, едва шевеля губами и бессмысленно пялясь в грудь отцу. — Как ты мог согласиться… Какой смысл… Это же смерть.
— У меня все под контролем. Не забивай себе голову и не лезь в мои дела. Если станешь мешаться, я не посмотрю, что ты Учиха. Ясно?
Сарада нечаянно пересеклась с ним взглядом и тут же отвернулась.
Глядя в черные глаза отца, в которых плясало пламя свечи, Сарада понимала, что гнев Саске не имел пределов. То, с каким маниакальным азартом он стремился уничтожить Итачи, погубившего клан, наводило Сараду на мысль, что папа, на месте дедушки, не стал бы мириться с решением клана об его отставке, с претензиями радикалов и прочим. Даже если бы пришлось их убить. Прямо на собрании.
И в Саске, и в его брате было что-то такое, чего не было в их родителях. Казалось, у них нет дна. Эта бездонность, минуя Микото и Фугаку, просочилась к ним откуда-то из глубины веков, и Сарада чувствовала, что ей она уж точно не передалась. Сарада ощущала в себе границы, и выход за их пределы давался ей тяжко, а за старыми границами обязательно находились новые. Возможно, Итачи и правда мог убить только Саске.
Отец направился к двери, но не вышел сразу, задержался.
— Орочимару сегодня не придет, он занят. Ложись спать.
Сарада продолжала стоять, тупо глядя на захлопнувшуюся дверь. Наверное, она выглядела очень уж жалко, если даже Саске смягчился и приказал ей отдохнуть.
Приказал.
Пора, когда она швыряла на стену растерянного родителя, только вышедшего из уборной, и била его по лицу, чтобы вколотить ему в мозг новость о смерти Шисуи, давно прошла. Ее былое старшинство и осведомленность капитулировали перед тем Саске, который вдруг обнаружился в подвалах Орочимару.
Точнее… в своих подвалах.
Глава 96. Наставник
96
Какаши прислушался. Из темноты доносилось прерывистое собачье дыхание — Паккун.
— Нашли что-нибудь?
— Да, — густым басом ответил пес. — Идем скорее. Расскажу по дороге.
Они нырнули в черноту тоннеля в развалинах. Вдалеке, негромко сталкиваясь, покатились мелкие камни.
Эти мрачные руины убежища чем-то напоминали пещеру, в которой погиб Обито. Ужасы прошлого наслаивались на настоящее. Трагедия команды Минато сливалась с трудностями команды Какаши, и уже новый ребенок из клана Учиха погибал под завалами.