Из закутков сердца подступала горечь.
Теперь так будет всегда? Безумный ребенок в теле взрослого, которого и на минуту боязно оставить одного, не то искалечит себя? Таким людям было место в госпитале для душевнобольных, но отдавать кому бы то ни было свою Сараду… Пусть для таких, как она, там были созданы все условия. Пусть Цунаде баа-чан наверняка закатила бы скандал и потребовала в конечном итоге, чтобы Сараду взяли под контроль медики, но Наруто чувствовал, что не позволит им забрать ее. Там всем будет безразлично. Просто очередной невменяемый пациент. Они не будут замечать проблесков ее рассудка, не будут помогать ей отыскать дорогу из хаоса безумия обратно к реальности, просто потому что… им будет все равно.
Они ничего о ней не знали. Не знали, какая она. Оставлять ее одну в белых стенах и среди чужих людей — с ней так нельзя было поступать. Пусть и не до конца, пусть и совсем немного, но она все же что-то понимала.
А в таком случае, как ему жить? Он должен был тренироваться, ходить на миссии… Наверное… когда-нибудь… Если бы баа-чан позволила ему хотя бы полоть огороды и ловить кошек. А ведь еще Мадара… и Саске… и надежды отца, который все доверил ему. Не говоря уже о том, что он когда-то мечтал стать Нанадайме Хокаге. Как жить, если ее ни на минуту нельзя оставить? Сколько еще это продлится?
Что, если это навсегда? А ведь, скорее всего, так и есть. С ума сходят и уже не возвращаются.
— Сарада нээ-чан, — повторил Наруто, глотая слезы. — Я так не смогу жить. Я не выдержу, даттэбайо... Ты верила, что я смогу стать Нанадайме Хокаге, и я… я бы, может быть, даже смог, но... какой из меня Хокаге, если я даже тебе помочь не могу…
****
На программе «возврата» одна за другой заполнялись ячейки.
«Сарада нээ-чан».
Заполнено. Новый уровень.
«Даттэбайо».
Зафиксировано.
«Нанадайме».
Томоэ искусственного шарингана в печати «возврата» пришли в движение и сделали полный оборот.
Хаос воспоминаний зашевелился активнее. Огрызки мыслей и беспорядочные видения устремлялись организованными струйками на свои места по велениям механизмов, запущенных давно оставленной программой, и располагались в хронологически верном порядке.
Боль.
Таково было первое вынырнувшие из архивов памяти слово.
Болела рука.
Она взглянула на свою перебинтованную конечность. Рука. На руке есть кисть и пальцы. Рука покрыта кожей. Рука касается пальцами подоконника. Подоконник — находится под окном. Окно — это стеклянная часть стены, через которую можно видеть улицу.
Голова кружилась от обилия новых слов.
Нет же, не новых. Старых. Она их знала.
Знала… знание… знать… элита… Учиха.
Учиха Сарада.
Она прислушалась к услужливо вспыхивающим определениям слов, но на этот раз никакого объяснения не последовало. Что такое «Учиха Сарада», все еще было неясно. Тупик.
За спиной ощущалась какая-то цепкая тяжесть. Сарада прислушалась к своим ощущениям и поняла, что со стороны тяжести исходит теплый ветерок и просачивается сквозь сетку ткани к голому телу. «Дыхание», — вспомнилось нужное слово.
Дыхание… дышать могло только нечто живое. Нечто живое давило на нее сзади и не позволяло двинуться с места. Живое настолько близко — это хорошо или плохо? Что такое «хорошо» и что такое «плохо»? Что такое «близко»? Близко — это не далеко. Далеко — это когда идти очень-очень долго или можно вообще не дойти. Идти. Передвигать ногами. Ноги…
Она попробовала сделать шаг, и тяжесть неожиданно исчезла, будто только ждала сигнала. Взгляд скользил кругом. Это помещение — комната. Тряпье на полу. Непорядок.
Светлые волосы, голубые глаза, полосы на щеках… Человек.
Не просто человек.
Нанадайме.
****
После тех импульсивных объятий, за которые Наруто все еще не мог себя простить, Сарада стала странно себя вести. Она поправила указательным пальцем очки, чтобы лучше сидели, покосилась на него с мутным недоверием и окинула взглядом комнату. Наруто заметил, что в выражении ее глаз что-то ощутимо изменилось. Во взгляде появилась осмысленность вперемешку с растерянностью.
Он наблюдал за тем, как Сарада прохаживается по комнате, подбирая свои мокрые вещи, а затем аккуратно развешивает на протянутой через комнату веревке. Все эти действия она совершала молча и будто бы машинально. Покончив с одеждой, Сарада поудобнее запахнулась в простыню, закинув один из краев себе через плечо, чтобы не приходилось держать ее руками, и ощупала его шкаф. Заново переоткрыв для себя, как работают дверцы, Сарада принялась перебирать одежду.
Наруто, оторопев, наблюдал, как она разворачивает вещь за вещью, осматривает и отшвыривает, а его гардероб с полок перемещается на пол и на ближний к шкафу край кровати.
Щеки вспыхнули в который раз за день, когда она развернула его любимые трусы с сердечками. Не то чтобы Наруто стеснялся своего белья. Просто Сарада их рассматривала сравнительно долго, и от этого стало как-то…
Трусы полетели на кровать. Сарада потеряла к ним интерес и продолжила ревизию.
В конце концов она вытянула из глубины огромную растянутую футболку, приложила к груди и, удовлетворившись результатом, скинула с себя простыню. Наруто вновь уставился на обнаженное тело. Он краснел и дрожал, заставлял себя отвернуться или зажмуриться, но тем не менее продолжал наблюдать, как Сарада натягивает на себя футболку.
Огромная футболка сидела на ней, как платье. Вырез сползал набок, обнажая голое плечо. Сарада расчесала мокрую челку и принялась собирать разбросанные вещи. Она аккуратно складывала их стопочками и перемещала на полки шкафа, а Наруто продолжал безмолвно наблюдать за ее деятельностью, мысленно отмечая, как удивительно выглядит Учиха в футболке с завитушкой Узумаки на спине.
****
Наруто с нетерпением ожидал возвращения Сакуры. Непредсказуемая Сарада весь день держала его в напряжении, и он опасался отвлечься хоть бы и на секунду.
За окном стало темнеть, зажигались фонари и окна домов, а Сакуры все не было. Сарада уснула в его кровати. Наруто погасил свет и присел рядом с кроватью на полу, обняв колени.
Если Сакура-чан не вернется, мне сегодня не выспаться.
Он боялся уснуть. Уснет, а Сарада тем временем проснется и снова начнет чудить: станет протыкать себя ножами, купаться в ледяной воде, выкидывать его любимые труселя за борт; не доведите боги, еще газ на кухне включит, тогда весь дом взлетит на воздух, стоит ему щелкнуть выключателем.
Очки лежали на прикроватной тумбочке. Лицо Сарады во сне было таким умиротворенным, что Наруто залюбовался. Спящая, без очков она выглядела иначе. Так мирно спала… Казалось, не замечала, как пристально он изучает ее.
Наруто кусал губы и размышлял. Ей ведь стало лучше? Нет? За весь день она так и не сказала ни единого слова, кроме того «мама». И тем не менее Наруто почему-то казалось, что Сарада понемногу становится прежней. Взгляд прояснялся, в поведении мелькали знакомые мотивы: этот нудный перфекционизм, раздражавший его с самого детства.
Кривое остроконечное пятно лунного света текло по кровати, цепляя желтое одеяло со спиральками, лицо Сарады, подушку, дощатый пол…
Не спать. Не спать.
Наруто создал клонов и попытался развлечь себя, тихо проклиная Сакуру, которая так и не зашла забрать Сараду, но вдруг задумался. А как все это время справлялась Сакура? Без его нечеловеческой выносливости… как она… Она вообще спала? В который раз за день его охватил дикий стыд.
Стоило жару стыда немного улечься, и глаза снова стали слипаться.
****
В комнате было светло. Солнце давно взошло, и Сарада прищурилась от яркого света. Картинка мира была нечеткой. Слева в глаза било солнце. Вокруг — какое-то желтое пятно. Она чуть приподнялась на локте и шевельнулась, но колено вдруг уперлось во что-то твердое.
Сарада машинально нащупала рукой очки на тумбе и надела.
На полу, привалившись боком к кровати и умостившись щекой на желтом покрывале с завитушками, спал Седьмой, а тем самым твердым оказался его затылок. Сарада затаила дыхание. Так странно было видеть вблизи Хокаге, рассматривать до мелочей: густые соломенные волосы, дрогнувшие во сне светлые ресницы; приоткрытый рот, свежая трещинка с запекшейся кровью на нижней губе; слабая тень на лбу — почти сошедший синяк. Где он только умудрялся набивать себе шишки? А ведь наверняка недавно. Сарада отлично помнила, как быстро на Хокаге заживали любые раны.
Я в постели Нанадайме. Он на полу.
Во рту стало сухо, и сердце пропустило удар от внезапной мысли: «А если сейчас сюда зайдет Хината-сан или, того хуже, Боруто?» Сараде захотелось как можно скорее убраться куда подальше, но, вновь напоровшись взглядом на лицо Седьмого, она подавила этот панический порыв.
Ей вдруг стало отчетливо ясно: никто не войдет. Все, что происходило… так было надо. Пусть она и все еще не понимала почему.
«Ты не помнишь, потому что запечатала свою память, — шепнул слащавый голосок откуда-то изнутри головы. — Иди на мой голос… сними печать, и память вернется…»
Чужой голос в сознании.
Хотелось пить. На тумбе справа обнаружилась стеклянная банка с молоком, но молоко, простоявшее без холодильника ночь, а, возможно, и не одну, доверия не вызвало, и Сарада все-таки решилась вылезти из кровати.
Она аккуратно вытянула ноги из-под одеяла, чтобы не разбудить Нанадайме, и отметила, что он выглядит как-то необычно. Слишком… молодо. И волосы у него были чересчур густые и длинные, как у Боруто, только не такие гладкие.
Сарада размяла затекшую со сна спину и осмотрела себя в зеркальной дверце шкафа. На голове — гнездо. Она сама с голыми ногами, без белья в какой-то бесформенной футболке с гербом Узумаки.
Щеки порозовели от стыда.
Да что происходит?
«Иди на мой голос, сними печать…»