Он снова опустил лицо и продолжил молчать. Странный ребенок. Измученный, бледный, неразговорчивый. Сарада взобралась на верхушку тренировочного бревна, чтобы не мочить платье в траве.
— Сделай это снова, — сказал вдруг Ёро.
Сарада с удивлением уставилась на его колючую макушку.
— Что сделать?
— Гендзюцу.
Ёро продолжал прожигать взглядом влажную от росы траву и даже не думал обернуться.
Он что, мазохист?
— Ты уверен?
— Да.
Он поднялся на ноги и посмотрел ей в глаза. Затравленный взгляд, но твердый, будто камень.
— Если ты так настаиваешь…
А что. Преодолеть свою слабость — мужественный поступок.
Шаринган активировался моментально. Сарада даже не слезала с бревна. В этот раз не будет никаких ужасов, гендзюцу — это искусство управления реальностью, не только кошмары.
У ног Ёро земля вспучилась. Он отскочил с кунаем наготове.
«Зачем тебе кунай,— устало подумала Сарада. — Это гендзюцу».
Земля продолжала сама собой разрыхляться, формируя нечто похожее на кротовую нору.
Теперь слух.
Из норки, отфыркиваясь, вылезало существо. Округлое, жирненькое, с короткими когтистыми лапками. Его каменное тело было покрыто мхом, подобно той бабе, которая перенесла Сараду с дороги на кладбище в жилище божества. Существо отряхнулось и стало тереть лапой глаза, запорошенные землей. Голова его плавно сливалась с туловищем. На морде чернели круглые провалы глаз, тонкой полоской был обозначен рот.
Ёро швырнул в него несколько сюрикенов. Они глубоко вошли в землю, но сам Ёро увидел иное: в его реальности сюрикены со звоном стукнулись о каменное тело существа и отрикошетили в сторону. Зверек обиженно заурчал и вопросительно склонил голову.
— Эй! — возмутилась Сарада. — Не обижай его.
Но Ёро был настроен решительно. Он бросился на ожившего каменного идола. Существо испуганно приоткрыло маленький рот, запищало и принялось неуклюже удирать. Сарада хихикнула. Но тут ее каменный зверек споткнулся и растянулся на земле. Перевернулся на спину, полз, пятясь, словно это могло спасти его от смертельного удара. Внутри все упало. Былой смех сменился тревогой и страхом за иллюзорное создание. Это было чертовски глупо, но на какое-то мгновение Сарада представила, что ситуация в ее воображении реальна. Обостренное чувство справедливости вскипело в крови.
Безжалостный мальчишка. Этот малыш ведь ничего тебе не сделал…
Ёро со всей силы ударил кунаем воздух. Сарада продолжала управлять иллюзией. В воображении Ёро кончик клинка откололся, наткнувшись на каменное тело идола. Существо осталось целехонько.
В моей реальности ты не сможешь нанести ему вред. Сумасшедший. Зачем ты гоняешься за иллюзией? Ты же знаешь, что это гендзюцу! Ну ничего, сейчас я тебе задам.
Вестибулярный аппарат….
Слух…
Ёро настороженно поднялся. Земля под ногами дрожала. Он опасливо обернулся. Прямо на него надвигалось такое же существо, только огромное.
Обижал малыша? Встречай мамашу.
Гигантская каменная туша остановилась перед Ёро, и он задрал голову, глядя на нее огромными от ужаса глазами.
— Эй, Ёро.
Он резко повернул к ней голову.
— Что ты делаешь? — скучным голосом спросила Сарада.
Ёро не отвечал.
— Это гендзюцу. Все это существует лишь в твоем воображении. Этого нет.
Панический страх в его глазах немного угас. Ёро осторожно прикоснулся к пузу каменной громадины. Сарада исправно подключила к делу тактильные рецепторы своей жертвы.
Чувствуй. Чувствуй холод камня, неровности, шероховатости, мягкий мох…
— Но оно есть… — произнес он неверяще.
— Вас в академии разве не учили как противостоять гендзюцу? — поразилась Сарада.
— Учили.
Сокомандник, кажется, понял, что иллюзорный каменный идол не собирается на него нападать и полностью подчиняется Сараде, которая миролюбиво с ним, Ёро, беседует.
— Но в академии было сразу понятно, что это гендзюцу, — он продолжал гладить холодное брюхо несуществующего каменного зверя. — Такого… Такого никогда не было. Он ведь настоящий. Я его вижу, слышу, чувствую… Он смотрит на меня, как живой.
В памяти оживали уроки дяди.
«Есть два направления в создании гендзюцу. Первое — сбить человека с толку, заставить сомневаться во всем, что его окружает. Второе — погрузить в гендзюцу незаметно, и это уже гораздо сложнее».
Сарада использовала второй путь.
— Зачем ты с ним сражался? — недоумевала Сарада. — Ты знал, что это гендзюцу.
— Нет…
— Но ты же попросил меня создать…
— Да, но я подумал, что ты использовала ниндзюцу. Призыв или стихию земли…
— Но мы же договорились о гендзюцу! Да и откуда бы я знала дотон?
— Райтон ведь знаешь. Оно слишком реально. Это совсем не похоже на иллюзию.
— Развей ее.
Сарада невольно напоминала себе дядю. Когда-то он так же руководил ею. Ёро сосредоточился, прикрыл веки.
— Кай!
Но Сарада почувствовала, что контроль над ним никуда не исчез. Ёро открыл глаза и снова увидел каменного гиганта. Со спины к нему подобрался малыш и стал дергать лапкой за штанину. Ёро вздрогнул и встряхнул ногой.
— Не сработало. Ты не умеешь прерывать гендзюцу?
— Умею, — напряженно произнес Ёро. — Оно не работает.
— Еще раз.
Он снова приготовился.
— Кай!
Все равно не сработало. Сарада не собиралась поддаваться и прерывать гендзюцу, но и сам Ёро выбраться не мог.
— Это сила Учиха, — процедил за спиной мужской голос.
Сарада вздрогнула и обернулась. Генма-сенсей отлично скрывал свою чакру. Он стоял позади бревен и перекатывал в зубах сенбон.
— Из гендзюцу такого уровня так просто не вырваться.
Гендзюцу такого уровня…
Только сейчас Сарада впервые осознала, насколько продвинулись ее успехи в гендзюцу. Дядя ее иллюзии лишь критиковал. Изуми научилась противостоять им. И вот наконец иллюзию Сарады оценил человек со стороны, и не мальчишка-генин, а джонин-наставник.
На лице Ёро отразилось отчаяние. Он замахнулся кунаем и со всей силы вонзил острие себе в ладонь. То ли думал, что кунай тупой после столкновения с тушкой идола, то ли понял, что его оружие в порядке и все это — иллюзия, и пытался ее развеять новым способом. Сарада почувствовала, что понемногу теряет контроль над его сознанием. Сильнейшая боль в руке вытесняла все остальные чувства, и гендзюцу отступило. Поступок Ёро шокировал. Сарада очень хорошо помнила ощущение режущей боли в своей правой ладони во время пыток у Данзо. Намеренно самого себя так ранить…
Генма-сенсей озадаченно на него уставился.
— Хм. Да, тоже вариант, — пробормотал он привычно сквозь зубы. — Но это всего лишь тренировка. Не стоило так…
Ёро выдернул из руки кунай, не издав ни звука, и озирался в поисках пропавших каменных созданий. Сараде было немного жаль, что ее зверьки исчезли. Она уже успела к ним привыкнуть. В ее воображении они все еще были живы, но по-настоящему в них верить Сарада начинала только тогда, когда разделяла свои видения с кем-то еще.
— К тому же, если это сработало с Сарадой, — продолжил наставник, — то не значит, что сработает в любом другом случае. Существуют иллюзии, которые наоборот усиливают боль, делают ее невыносимой. Учти это.
Сарада заинтересованно слушала. Этого она не знала.
Надо будет спросить у дяди.
По натуре она была человеком мягким. Она еще ни разу не включала в иллюзию контроль над болевыми рецепторами. Ее соперники были детьми или родными, она не хотела причинять им боль. Но узнать механизм гендзюцу, о котором говорил сейчас Генма-сенсей, было бы интересно.
— Эй, г’ебята! Мы опоздали… Пг’остите.
На тренировочную площадку примчался Ходэки. Он задыхался от быстрого бега. Его волчонок Таки тоже тяжело дышал, вывалив розовый язык.
— Вы тг’енигуетесь без нас? — обиженно протянул Ходэки, но тут заметил окровавленную руку товарища. — Воу, Ёг’о, что с тобой?
Глава 26. Девятое июня
26
«Да, говорить за немых — это прекрасно, но как тяжело говорить перед глухими!»© Виктор Гюго
Фугаку сидел у себя в комнате, скрестив ноги и закрыв глаза. Сегодня его старшему сыну исполнялось двенадцать лет. Этот день давно перестал быть праздником у них в семье. Еще лет шесть или семь назад они с Микото обратили внимание, что Итачи относится равнодушно к пиру и поздравлениям, и со временем все это прекратилось. Для Учихи Итачи собственный день рождения ничего не значил. Мальчик слишком рано повзрослел.
В коридоре послышались шаги, и бумажная дверь отъехала в сторону.
— Ты звал меня, отец? — холодно спросил Итачи.
— Да. Присядь.
Фугаку открыл глаза и следил, как его старший сын проходит в комнату и садится напротив него.
Он изменился за последний год. Прошлым летом Итачи был наивным мальчуганом с твердым взглядом, полным веры. Фугаку никогда даже не задумывался, а веры во что? Он понятия не имел, что происходило в душе его сына: ни раньше, ни сейчас. Однако теперь перед ним сидел уже не мальчишка. Итачи вытянулся, его взгляд погас, и вместо юношеского запала в нем появилась тяжесть. Ледяной взгляд старика, никак не двенадцатилетнего мальчика. И эти линии под глазами, они тоже стали больше.
Как же дети быстро растут…
— У меня дела в городе, — низким голосом произнес сын. — Так что давай покороче.
— Сегодня твой день рождения, — Фугаку попытался улыбнуться. — Поздравляю тебя. Двенадцать лет…
В последний раз он улыбался очень давно. Это было не в его характере. Он посмотрел на своего бесстрастного сына и понял, что не помнит, когда видел улыбку на лице Итачи — этот мальчишка тоже никогда не улыбался. Странное удовлетворение пробудилось в душе Фугаку.
Мы похожи. Я и мой сын.
Но это ощущение было иным, нежели чувство родителя к ребенку, унаследовавшего от него какую-то особую черту. Нет, Фугаку радовался не тому, что Итачи похож на него, а тому, что