учаются в этом отношении уклоны, то они свидетельствуют только о понижении уровня масонства в данную эпоху или в данной стране, что свойственно всякой человеческой организации, но что в среде верных и убежденных Вольных Каменщиков встречает немедленное противодействие". Конечно, Вольный Каменщик, автор предисловия, знал и то, сколь разные люди приходили к масонам и сколь разнообразны были их цели. Насколько помню, эмигрант Роман Гуль рассказывает в своих мемуарах, что вступил в масонское общество, чтобы добыть через высокопоставленных "братьев" французские документы, а не достав, ушел из Братства. "Пути самосовершенствования далеко не всем оказывались одинаково доступными, пишет Вольный Каменщик, - в данном случае оценки стороннего изучателя лишь подтверждают истину о том, что "все люди - все человеки". К тому времени, когда выходили книжечки Татьяны Бакуниной и когда некий Вольный Каменщик писал это предисловие, уже известны были ему все политические игры некоторых современных масонов и немасонов, что никак не мешало его вере в высокое назначение масонства и в его исторические заслуги. Известны были ему и все нелепые тогдашние обвинения против масонства, или как его еще обзывали, чтоб было обиднее, "жидо-масонства". На взгляд Вольного Каменщика, книжечки Татьяны Бакуниной могли дать русскому читателю в ту пору некоторый запас "положительных знаний" о масонстве. "Резким, голословным суждениям, - писал В.К., - не следует ли противопоставить невольного вопроса, как же могли принадлежать к такому "дурному обществу" люди, деятельность которых создала то великое, что мы называем русской культурой..? Уча детей преклоняться перед именем Пушкина и чтить достоинства Суворова, - не лишне знать, что их имена значатся в списках русских Вольных Каменщиков. И не странно ли, что русские люди, исполняя хором прекрасный гимн "Коль славен", не знают, что это - старый масонский гимн, написанный одним из пламеннейших и убежденнейших масонов для братских праздничных обрядов и сделавшийся впоследствии подлинным национальным гимном!" В кратеньких своих очерках о жизни знаменитых русских масонов Татьяна Бакунина прослеживает следы масонских идей в их высказываниях и поступках, и невольно приходит в голову мысль о том, как, в сущности, мало возможностей оставляет реальная жизнь, особенно жизнь "деятеля", для соблюдения любых благородных заповедей, в том числе и масонских. Начать с одного из старейших русских масонов - фельдмаршала Суворова. Он сказал некогда живописцу Миллеру, собравшемуся писать его портрет: - Ваша кисть изобразит черты лица моего: они видимы, но внутренний человек во мне скрыт. Я должен сказать вам, что я лил кровь ручьями. Трепещу, но люблю моего ближнего; в жизнь мою никого не сделал я несчастным, не подписал ни одного смертного приговора, не раздавил моей рукой ни одного насекомого, бывал мал, бывал велик! Необходимость "лить кровь ручьями" оставляет не так уж много возможностей для милосердия. Возникают компромиссные варианты. В завещании Суворова Татьяна Бакунина находит весь его масонский катехизис: "Всякое дело начинать с благословением Божьим; до издыхания быть верным Государю и Отечеству; убегать роскоши, праздности, корыстолюбия и искать славы через истину и добродетель, которые суть моим символом". Конечно, и то уж благо, что безжалостно уничтожая повстанцев, Суворов считал, что не следует убивать тех, кто сдался и сложил оружие (якобинский-то конвент позднее резал всех подряд в целях устрашения и "революционной" педагогики): "Благоприятие раскаявшихся возмутителей пользует более нашим интересам, нежели разлитие их крови". Усмирение крестьянских волнений довелось производить и видному масону Н.В.Репнину. По некоторым сведениям, он проявил устрашающую жестокость. Дневник его рассказывает, как он пытался воздействовать на крестьян уговорами, но не преуспел. Последующие свои действия он сам называет "жестокими". Жестокость эта
противоречила многим его благотворительным начинаниям. Масоном был и полководец М.И.Кутузов (орденское имя - "Зеленеющий лавр", девиз: "Победами себя прославить"). В траурной речи на масонском собрании, посвященном памяти Кутузова, сказано было, что этот "знаменитый брат" был религиозным блюстителем масонских идей, "примерным ревнителем, неизменно готовым на благотворительные жертвы во имя страждущего человека и особенно на пользу своих братьев по совершенствованию..." Кутузов связал свое имя с братством более чем на 30 лет. "Есть даже некоторые основания думать, - пишет Татьяна Бакунина, что именно масонское общество способствовало назначению его предводителем сил в борьбе с Наполеоном, который представлялся масонам начала XIX столетия демоном властолюбия и насилия. Мир и спокойствие - цель Ордена вольных каменщиков - были попраны; зло, одетое в броню завоевателя, предстало перед русскими масонами. Борьбу против этого зла они почитали своим долгом. Вот почему не только Кутузов, но и ряд других Вольных Каменщиков оказались героями войны двенадцатого года. Те же основания защиты войны выдвигали масоны союзных стран во время мировой войны 1914 года. Война, в их представлении, была единственным средством защиты от посягательства на европейский мир и культуру". "Не страшась войны, Кутузов тем не менее видел в ней лишь крайнее средство для достижения мира..." - пишет Татьяна Бакунина и снова цитирует одну из масонских траурных речей, посвященных Кутузову: "Ты руководил бестрепетными русскими солдатами не для завоеваний и разорений, во имя защиты человечества, освобождения Европы, установления ее мирного процветания... ....именно в этой ограде, недоступной для профанов и для мирского тщеславия, в этом убежище мудрецов, предназначенном для святейших таинств, - твои братья, более взысканные и более внимательные, лучше созерцают это отделение духа от бренного праха, лучше славят смерть, этот первый шаг величественного пути..." Понятно, что все живое в русском обществе влеклось к ложам Вольных Каменщиков, но пережив это увлечение пылкой юности, отходили от него люди власть имущие, вроде неуравновешенного императора Павла Первого, Александра Первого или графа Бенкендорфа. В русских ложах было много аристократов, военных, священников, в том числе и православных. Ну а евреи? Были и евреи. По одному на тысячу масонов - всего три-четыре человека на страну, незаметные лавочники, аптекарь, масоны невысокого ранга... Об огромной цивилизующей, нравственной роли русского масонства, конечно, не раз писали и до Татьяны Бакуниной, но кто ж нынче полезет на пыльные полки искать предисловие Герцена к лондонскому (1860 года) изданию "Записок" масона ("мартиниста") сенатора И.В.Лопухина, где Герцен (Искандер) пишет:
"Между Мартинистами была человеческая связь, опора, круговая порука, обмен сил, и как бы они мистически ни понимали и какими бы иероглифами ни заменяли ее, они стояли гораздо выше шаткой и бесцельной толпы образованных Русских. Они жили задней мыслью, у них было сознание совокупного труда. Член союза, член тайного общества, чувствует себя не одиноким сиротой, а живою частью живого организма. И вот откуда нравственная сила Лопухина". О счастье приобщения к братству Вольных Каменщиков Михаил Осоргин издал в 1937 году повесть - "Вольный Каменщик". Прелестная повесть о том, как казанский почтовый чиновник Егор Егорович Тетехин, "человек со смешной фамилией и прекрасным сердцем", живущий в Париже, открыл для себя через масонское Братство путь доброты и людской солидарности. Непременно почитайте эту повесть. Там все главные "тайны" масонства. Там объяснение не слишком легко постижимого факта, что такие утонченные интеллигенты, как сам Осоргин или Алданов, пришли к масонству. Цитировать эту добрую (ни в одной эмигрантской книжке не встретишь столько симпатичных французов, и оно понятно - люди "братья", и наш расизм от лукавого), смешную и грустную повесть можно без конца, ибо она, как и этот маленький наш очерк - вся про масонов и вся про масонство. Вот, поучая Егора Егоровича, разглагольствует старый масон брат Жакмен: "Чего мы ищем и добиваемся? Мы ищем в веках потерянное слово. Наука говорит, что человек никогда не был блажен и не был всеведущ, а что был он, скорее всего, обезьяной; и наука, конечно, права, - да что толку в ее правоте? Все равно нам невозможно и невыносимо жить без веры, что дожен быть ключ к загадке бытия - и слово должно быть найдено. И вот мы ищем его, зная, что найти его невозможно, но наслаждаясь его исканием". О, Вольный Каменщик Осоргин и герои его знают, что в Братстве немало мерзавцев, стяжателей и карьеристов, что не один Роман Гуль хотел "попользоваться": "Могут, вероятно, и в такой отборной среде оказаться не совсем хорошие или даже совсем нехорошие люди (Егор Егорович ни на кого не намекает), но в каком же обществе они не встречаются? Вольные Каменщики - обыкновенные люди и за святых себя не выдают..." Но разве это значит, что не следует объединяться людям, желающим творить добро? Ведь он активный был человек, Михаил Осоргин, человек деятельный, компанейский. Любил общественную деятельность, коллективизм, соборность, помощь людям... Одиночкам-отшельникам, вроде меня, это трудно понять. Тьфу, общество, да еще "тайное". Зато и мне понятно, что людям, обществу нужнее такие, как Осоргин, чем такие, как я... Герой повести Осоргина сбегает из Парижа в крошечный загородный садик. Но он еще полон сил. Сам Осоргин умер в войну, в своем садике в Шабри, на границе "свободной" зоны Франции - умер в отчаянье: еще одна война, еще один фашизм на окровавленной планете... Татьяна была под стать мужу. У ней еще было много сил, когда он умер в 1942 году. Она была молода и готова служить добру. Она и продолжала мужнино служение,
еще добрых полвека. Кто только к ней не обращался за помощью! Помогала она и без специальной просьбы. Читала, к примеру, все мои книжки и бесчисленные статейки и по почте присылала мне крошечные листки с поправками: что, по ее мнению, там было "не так". Иногда я злился: у них когда-то не говорили "старшеклассница", "одноклассник", а у нас говорят. Но, конечно, я все равно благодарил ее, понимал, что мне посчастливилось снискать ее дружбу. Да нередко она ведь бывала права. А когда случалось в мире (особенно в России) что-нибудь страшное, сразу звонил ей (или она звони