— Раз он здесь, то мы сейчас его сможем найти. За три дня серьезная рана зажить не могла. А раз так, то каждый должен снять с себя одежду, подойти к стражнику, давшему ему метку, и отдать эту самую метку обратно.
— А если его здесь нет? — выкрикнул кто-то из толпы.
— Каждая метка записана за каким-то домом. Если не все метки вернутся стражникам, то эти люди будут найдены и доставлены в зал совета. Если надо, то силой.
— Мало того что ты, Готфрид, уже второй раз хочешь унизить всех нас подозрением, так теперь еще ты пытаешься заставить обнажиться при всех.
Готфрид ждал, когда Ульрих наконец покажет свое недовольство, и наконец дождался.
— Не девица, можно и обнажиться. Все свои! — выкрикнул конунг. — Или ты кого-то стесняешься, Ульрих? Если у тебя есть скрытое уродство, шепни мне на ухо, и мы что-нибудь придумаем.
Лязгнула сталь. Дикий выхватил из ножен свой меч и рванулся вперед. Свен и несколько стражей бросились ему навстречу, закрывая собой конунга. Сильные руки удерживали яростно вырывающегося Ульриха. Его сторонники понимали, что вооруженное противостояние со стражниками ни к чему хорошему привести не сможет.
— Уберите оружие. — Голос, произнесший эти слова, привык говорить с толпой. Толпа знала и любила этот голос. Голос праведника, голос проповедника.
Верховный хранитель встал рядом с Готфридом. Внешне он сохранял абсолютную невозмутимость, и только Готфрид видел, как пульсирует вена на виске Ладвика.
— Уберите оружие, оно несет только смерть и страдания, — продолжил Ладвик. — Я пришел сюда, на площадь, не как Верховный хранитель, не как слуга Ока истины, а как житель этого города, такой же, как вы, так же, как вы, принесший свою метку. — Ладвик вытянул руку с зажатым в кулаке кусочком кожи. — Боги правят этим миром по своему усмотрению, — голос Хранителя звучал все увереннее, он чувствовал, что завладел вниманием толпы, — но даже мы, служители церкви, признаем земную власть, призванную защищать порядок и спокойствие среди людей. Поэтому я поступлю так, как подсказывает мне долг гражданина и долг мужчины.
Одним быстрым движением Хранитель расстегнул застежку, скрепляющую полы его длинного плаща прямо под горлом. Глухой возглас изумления пронесся над площадью. На Ладвике под плащом ничего не было. Толпа завороженно смотрела на белое худое тело.
— Благодарю тебя, Хранитель. — Готфрид опустился на одно колено и почтительно подал Ладвику плащ.
— Да уж, есть за что, — проворчал Ладвик, накидывая плащ на костлявые плечи.
На площади началась суета. Один за другим люди выходили к ожидавшим их стражникам, отдавали свою метку и затем сбрасывали с себя одежду. Кто-то делал это молча, кто-то с шутками, подбадривая себя и окружающих. Громкий хохот раздавался то в одном, то в другом месте.
— Ну, вроде нормально пошло, — с облегчением оглянулся на конунга Свен.
— Нормально, — согласился Готфрид, — проследи, чтобы стражники тоже разделись все до единого, да и сам не стесняйся.
— Как скажешь, — кивнул Свен.
— Иди, я сейчас тоже приду, — Готфрид усмехнулся, — иначе Ульрих умрет от подозрений.
Дождавшись, когда Свен отойдет, конунг недовольно пробурчал:
— Откуда ты взялся, Ладвик? Ни у кого и мысли не было просить тебя обнажиться.
Хранитель улыбнулся:
— Этот юноша, Эдди, поделился вчера со мной своим замыслом. Его идея мне понравилась, и я одобрил его намерение прийти к тебе, Готфрид. Однако опасение того, что вся эта затея вызовет некоторое, скажем так, неудовольствие отдельных горожан, не давало мне спокойно уснуть всю ночь. Поэтому я и решил прийти сюда вместе со всеми.
— Да, в мудрости тебе не откажешь, — признал Готфрид, — так же, как и в решительности. Понятно, что стражники быстро скрутили бы Ульриха, вряд ли кто-то посмел бы прийти ему на помощь, но вот что делать с ним потом, это была бы проблема.
— За нападение на конунга, наказание одно — изгнание.
— Я знаю, — Готфрид опустил голову, — у меня рука не поднялась бы посадить его в лодку.
— Ты очень великодушен, Готфрид, — покачал головой Хранитель, — великодушие есть великое достоинство для святого, но порой это великая слабость для правителя. Не будь слабым, Готфрид, не то время. Кстати, — спохватился Хранитель, — пойду отдам метку стражнику.
Конунг задумчиво смотрел на удаляющуюся худую спину Верховного хранителя, затем встряхнул головой и решительно зашагал к ближайшему стражнику, возле которого выстроилась очередь полуголых мужчин.
Заняться было нечем. С утра объявили, что на сегодня город закрыт для посещений. Так решил конунг. Поэтому сразу после завтрака я вновь завалился на кровать, намереваясь в очередной раз перечитать «Ночь в Лиссабоне». Но чтение не задалось. Некоторое время я старательно перелистывал страницы электронной книги, пока не отбросил ее в сторону. Для Ремарка мне было недостаточно грустно. Однако читать что-либо более жизнерадостное мне тоже не хотелось. Мозг возражал против малейших усилий. Поняв, что интеллектуальная деятельность мне сегодня не по плечу, я решил наведаться в местный спортзал, о котором вчера в сауне упоминал Зиверс. Нацепив спортивный костюм, кроссовки и прихватив с собой полотенце, я выдвинулся из комнаты. По дороге я постучал в дверь профессора.
— Не хотите в спортзале размяться, жирок растрясти?
— У меня его нет.
Очевидно, Гартман давно не смотрелся в зеркало. Я не стал его разубеждать.
Войдя в спортзал, я замер. Пульс мой забился быстрее, а кровь прилила во все места, куда ей приливать было вовсе не обязательно. Стоя ко мне спиной на двух расставленных на некотором расстоянии степах, Берит Берг выполняла приседания плие. В руках она держала довольно увесистую, килограммов на десять, гантель. Но, конечно, совсем не эта железяка привлекла мое внимание. Когда я обратил на Берит внимание во время ужина в день нашего прибытия, то никак не мог разглядеть ее ягодицы по той простой причине, что она весь вечер сидела, мило беседуя со своим соседом по столу. Следующие два дня я ни Берит, ни ее ягодиц вовсе не видел. И вот они предстали передо мной во всей красе, обтянутые розовыми с затейливым белым узором лосинами. Совершая раз за разом плавное движение вниз, они ласково касались некой невидимой взгляду точки опоры, на мгновение замирали и вновь устремлялись вверх. Восхитительное зрелище!
— Hej![5] — улыбаясь, поприветствовало меня отражение Берит в огромном, на всю стену, зеркале.
— Hejsan![6]
Я постарался улыбнуться как можно естественнее. Я же не виноват, что у меня не было секса уже две недели. Интересно, как я буду смотреть на женщин через два месяца? А ведь наша экспедиция рассчитана на полгода. Караул!
Чтобы разогреться, я встал на беговую дорожку, выставил небольшой угол наклона и неторопливой трусцой двинулся в путь в никуда. Не люблю беговые дорожки. В детстве у меня некоторое время жила морская свинка, которая обожала бегать в крутящемся колесе. Это была просто свинка-марафонец, она часами могла перебирать лапками лишь для того, чтобы обессиленно вывалиться из колеса и подползти к блюдечку с водой. Но, как известно, век свинки недолог. Слово век здесь само по себе не очень употребимо. Я проплакал целый вечер, а на следующее утро сам отнес клетку с колесом на помойку. С тех пор бег на месте, в том числе на беговой дорожке, ассоциируется у меня с морской свинкой. У меня в принципе большинство постоянных посетителей фитнес-клубов ассоциируются с морскими свинками. На мой взгляд, они столь же забавны и интеллектуальны, как эти милые животные. Однако у свинок есть явное преимущество. Они не выкладывают в Интернет фотографии своих ягодиц, снабдив картинку глубокомысленной цитатой из Омара Хайяма. Старик Омар, наверное, икает там на небесах, или где уж он оказался, столько глупостей он наговорил, по мнению отечественных фитоняшек. Что поделать, у любой мудрой мысли, особенно если она неимоверно глупа, должен быть автор. Вот монгольские инстаграмщицы любят цитировать Чингисхана, а французские почему-то приписывают все свои безумные лозунги Робеспьеру.
Так, размышляя о морских свинках, я преодолел дистанцию в два километра, во всяком случае, именно так считал дисплей беговой дорожки. На мой взгляд, более чем достаточно для разминки. Сам я к спорту относился довольно прохладно. Мой папа, памятуя о своих собственных спортивных достижениях (а он как-то сумел взять серебро на областных соревнованиях), с пяти лет отправил меня заниматься в школу дзюдо. Папиных успехов, к его глубокому разочарованию, я повторить не сумел, однако мог при случае удивить, а то и огорчить оппонента броском через бедро, которого никто не ожидает от субтильного юноши в очках, каким я всегда и был. Комплекцией я полностью повторял отца. Во время учебы в университете дзюдо я окончательно забросил и лишь изредка заходил в зал, чтобы немного размяться, побить по мешку да немного повозиться на матах, если встречал в зале кого из знакомых борцов.
Когда я, вытирая пот, сошел с беговой дорожки, Берит в зале уже не было. Странно, даже если плие было ее последним на сегодня силовым упражнением, девушки обычно в конце тренировки еще долго истязают свой пресс и двигают рычагами эллипса. Берит явно пренебрегала аэробными нагрузками, а может быть, это мое появление заставило ее изменить программу тренировки. Сейчас, наверно, уже сняла свои розовые лосины и нежится под струями горячей воды. Господи, ну куда опять меня понесло?
Чьи-то громкие голоса отвлекли меня от ненужных мыслей о розовых лосинах и скрытых под ними прелестях. Два крепких парня, судя по всему, охранники базы, появились в зале. Увидев меня, они сдержанно кивнули и начали разминаться. Судя по говору, оба были немцы. Тем временем я, натянув валявшиеся на скамейке потертые боксерские перчатки, нанес несколько пробных ударов по висевшему на цепи тяжелому кожаному мешку. Обозначил левой, еще раз, правый боковой и левый с отходом. Хорошо, прогоним еще разок. Помолотив мешок пару минут, я остановился, чтобы отдышаться. Отсутствие регулярных тренировок давало о себе знать. Надо признать, что последнее время я чаще прикладывался к бутылке, чем к спортивным снарядам. И если технику я еще не растерял, то дыхалка была утеряна напрочь. Я сел отдохнуть на лавочку. Охранники разулись и перешли на небольшую, примерно три на три метра площадку, выстеленную матами. Они встали в стойку и сошлись в короткой стремительной схватке. Похоже, ребята неплохо владели джиу-джитсу. Один из них сумел провести заднюю подсечку, однако оказавшийся на спине боец не растерялся, обхватил ногами сначала туловище противника, а затем и вовсе сумел провести болевой на руку. Послышались громкие хлопки ладонью по мату.