— Михаэль, ты уже не первый раз попадаешь в эту ловушку.
Увлеченный созерцанием схватки, я не заметил, как в зал вошел еще один человек. Тоже немец, высокий, светловолосый, на вид ему было лет сорок. Он медленно присел на скамейку и, болезненно поморщившись, протянул мне руку:
— Дитрих.
— Эдди.
Я пожал протянутую ладонь, к моему удивлению, он совсем не напряг мышцы кисти, а сама рука была на удивление горячей.
— Ты должен научить меня, Дитрих, как выходить из этого захвата! — крикнул проигравший схватку Михаэль.
— В него не надо попадать, — отозвался Дитрих, вставая, — ты слишком увлекаешься атакой, это тебя подводит. В следующий раз не отдавай ему руку.
Разувшись, Дитрих вышел на маты.
— Итак, я атакую, и ты падаешь. — Не прикладывая особых усилий, подсечкой он опрокинул противника на спину. — Теперь пробуй повторить то, что сделал Ганс. Захват ногами.
Охранник послушно выполнил захват.
— Теперь смотри внимательно!
Неожиданно развернувшись всем корпусом, Дитрих выполнил захват голени противника и провел болевой прием. Михаэль заколотил по мату.
— Это один вариант. Проработайте его вместе, позже я покажу другие.
Дитрих отпустил ногу противника и поднялся с матов. Неожиданно он покачнулся и наверняка бы упал, но его успел поддержать Ганс.
— Дитрих? — послышался возмущенный голос неожиданно появившегося Зиверса. — Почему ты здесь?
— Сколько можно лежать? — уныло спросил Дитрих.
— Привет, Эдди. — Голос Зиверса звучал неприветливо.
Я почувствовал, что явно становлюсь лишним в этом помещении.
— Привет, Клаус, — я встал с лавки и поздоровался за руку с Зиверсом, — я уже ухожу. Хорошей тренировки, ребята, — обернулся я к остальным.
Двое вяло помахали мне, а Дитрих кивнул и закрыл глаза. Во время схватки ворот его футболки растянулся, и мне показалось, что я увидел торчащий из-под него край бинта.
Я уже выходил из зала, когда услышал взволнованный возглас Зиверса:
— Дитрих! Дитрих, очнись!
Судя по всему, Дитрих потерял сознание. Интересно, чем он таким болен и не заразно ли это? Я вышел в коридор и зачем-то завернул в соседнюю дверь мужской раздевалки. В душ я идти не собирался, лучше я это сделаю у себя в номере. Но зачем-то же я сюда пришел. В коридоре послышались шум и негромкие голоса. Я осторожно приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель я видел, как немцы осторожно вели, очевидно, пришедшего в себя Дитриха. Зиверс поддерживал его за правый локоть, но слева Дитриха почему-то никто не держал. Неожиданно накинутая на плечи куртка соскочила с плеч Дитриха. Михаэль сразу же поднял ее с пола и накинул на плечи своему товарищу. Пары мгновений мне было достаточно для того, чтобы увидеть, что левая рука Дитриха беспомощно висит вдоль туловища, а из-под широкого выреза футболки был отчетливо виден кусок бинта. Дитрих явно был ранен. Интересно, где и кем?
Этих же двух быстрых мгновений Зиверсу хватило, чтобы обернуться и внимательным взглядом окинуть пустой коридор. Почему-то мне показалось, что взгляд его задержался на приоткрытой двери мужской раздевалки. Наверняка мне это только показалось, так как Зиверс вновь повернулся к Дитриху, и они начали медленно подниматься по лестнице, ведущей в жилые помещения.
Вернувшись к себе, я разделся, намотал полотенце на бедра и, захватив с собой чистую одежду, пошел в душ. Я долго стоял под горячими струями, но почему-то никак не мог согреться. В конце концов горячая вода в водонагревателе закончилась, мне пришлось выходить из душа, пока вода окончательно не стала ледяной. Я как следует, до красноты, растерся полотенцем и натянул на себя джинсы и свитер.
Судя по тому, как Дитрих вел себя на матах, он неплохо шарит в борьбе и явно может постоять за себя. На какие же неприятности, интересно, он мог нарваться? Зиверс вчера ничего не рассказывал, хотя и строил из себя рубаху-парня. А этому Дитриху, судя по всему, неплохо досталось, если судить по бинтам и висящей руке, ему кто-то явно продырявил левое плечо. Scheisse! Я знаю только про один случай на острове, когда кто-то кого-то ранил. Остров не так велик. В темной комнате только одна черная кошка.
— Эдик, у тебя все нормально? — послышался за дверью голос Гартмана.
— Да, Юрий Иосифович, — я поспешно открыл дверь, — задумался малость.
— Знаете, юноша, — Гартман пузом загородил мне дорогу, — я, конечно, понимаю, что любовь — это болезнь, против которой есть только одно лекарство — секс. Но прошу вас, не занимайтесь самолечением, — чуть посторонившись, он наконец позволил мне пройти, — во всяком случае, в нашем душе.
Ничего не ответив, я захлопнул дверь перед его носом и плюхнулся на кровать. Прочитав все же несколько страниц Ремарка, я понял, что мне слишком хватает своих собственных переживаний, чтобы я мог вникать в чужие. Я выключил книгу и закрыл глаза, а когда вновь открыл, был уже вечер.
На ужин я взял картофель фри, стейк и салат из квашеной капусты. Не могу сказать, что я большой любитель квашеной капусты, однако вариант с брокколи меня смущал еще больше. Мясо было очень даже ничего, еще бы пивка, и все было бы просто замечательно. Однако в столовой алкоголь не подавали. Гартман появился уже тогда, когда я доскребал со дна тарелки остатки капусты.
— Ты слышал? — Он плюхнул на стол поднос, плотно заставленный разными блюдами, среди которых, однако, тоже не было брокколи. — Готфрид так и не смог найти убийцу, хотя заставил раздеться всех мужчин острова.
— Вы-то откуда знаете? — Я недоверчиво смотрел на аппетитно жующего профессора.
— Сейчас Зиверса встретил, он ездил на пост, оставлял заявки на завтра. Они ему и разболтали, что могли. Судя по всему, у местного вождя проблем все больше. Кстати, мне кажется, что если бы он привлек Зиверса, то тот мог бы ему помочь в поисках. По-моему, у него богатый опыт.
— По-моему, у него слишком богатый опыт. — Я допил компот. Больше в столовой меня ничто не задерживало.
— Ты имеешь в виду что-то конкретное? — Гартман на время перестал жевать и ждал моего ответа.
Я обернулся. Рядом с нами никого не было, а немцы и вовсе не пришли на ужин либо успели поужинать раньше нас.
— Вы не задумывались, а что, если этого Алрика убил не житель острова?
Должно быть, я сформулировал вопрос не очень удачно, так как Гартман расхохотался, а затем, поперхнувшись, закашлялся.
— А кто? — вытер он покрасневшее лицо салфеткой. — На него напали моржи и унесли голову в море?
— Я имею в виду, что если это сделал не коренной житель острова? Не туземец.
Вы в курсе теории, согласно которой работа челюстных мышц благотворно влияет на мозговую деятельность? Гартман, очевидно, о ней знал и был ее активным сторонником. Довольно долго он усиленно занимался этой самой стимуляцией. Могучая челюсть равномерно двигалась вверх и вниз, но сосредоточенное выражение глаз говорило о том, что он обдумывает услышанное.
— Я так понимаю, тебя что-то подтолкнуло к такой нелепой мысли? — Толстая рука потянулась к стакану с компотом. — Рассказывай.
Я максимально подробно рассказал о своем дневном посещении спортзала, исключив из воспоминаний розовые лосины Берит Берг.
— И это все? — Мой рассказ явно не произвел на профессора особого впечатления. — Если бы ты не играл в партизана, а напрямую спросил у Зиверса, что случилось с его бойцом, то, возможно, знал бы гораздо больше.
— Спросить? У Зиверса? — удивился я. — Да он ничего мне не скажет.
— С какой стати? — не согласился профессор. — Если ты видишь человека с травмой, то это естественное состояние — спросить, что случилось? Неестественно не спросить.
Гартман залпом осушил второй стакан компота, на лице его появилось удовлетворенное выражение.
— Не думаю, что он мне ответит правду.
— Меньше думай, не перегружай мозг, а то износится раньше времени.
Гартман поднялся из-за стола. Я тоже встал.
— И потом, если не скажет он, ты всегда можешь поинтересоваться у местной докторши. Кстати, она очень даже симпатичненькая. Будь я помоложе…
— God kväll![7] — послышался приятный голос.
Я обернулся. Берит Берг прошла мимо, одарив нас прелестной улыбкой. Почему-то Гартман решил, что улыбка предназначалась именно мне.
— А с этой цыпочкой ты когда успел подружиться? — удивленно спросил он.
— Никогда, — отрезал я, — мы случайно встретились в спортзале, она делала плие, если вы знаете, что это такое.
— Она это тебе делала? — выпучил глаза Гартман.
— Нет, себе.
Я фыркнул и пошел к выходу. Гартман тащился следом.
В комнату возвращаться не хотелось, я и так полдня провалялся в койке.
— Пойдем, что ли, телик посмотрим, — подал идею профессор.
В комнатах телевизоров не было, однако на первом этаже базы, между столовой и маленькой библиотекой, находились целых три комнаты отдыха, в каждой из которых было установлено по телевизору и десятку стульев. Гартман приоткрыл первую дверь. Все стулья в комнате были заняты. Оглушительный рев дракона и лязганье мечей вырывались из колонок огромного телевизора. Оторванные от мира ученые смотрели очередной сезон «Игры престолов» вместе со всем цивилизованным человечеством.
Гартман закрыл дверь.
— Не люблю насилие, да и сесть там уже негде, — объяснил он.
Во второй комнате несколько человек, уставившись в экран, смотрели новости. Ведущие «Евроньюс» оживленно обсуждали с приглашенным гостем перспективы следующих парламентских выборов во Франции. Гость, худощавый брюнет с блестящими от возбуждения глазами, с упоением цитировал Уэльбека и призывал голосовать за правых. Неужели это кому-то интересно? Один из сидящих перед телевизором мужчин обернулся. Это был Фредерик Беар. Он приветливо помахал мне рукой. Я помахал ему в ответ и закрыл дверь. Остался еще один вариант.
За третьей дверью нас ждал Зиверс, причем не один. С ним было еще два десятка мужчин, ожесточенно пинающих мяч по ярко-зеленому газону. Кроме Зиверса матч Премьер-лиги смотрели еще человек шесть.