Нету Юджину никакого покоя. Так все хорошо начиналось: мать спокойненько выносит с завода всякие приборчики, Юджин спокойненько возит их в относительно дружественную державу, где вежливые паны спокойненько скупают их за реальные деньги. Так нет, фигушки, закрыли завод. Нет, ну зарплату вы не платите – ладно, ну хоть дайте людям воровать спокойненько, ежики вы лысые. Нет, и это нельзя. Ну хорошо. Перебрался Юджин из своего городишки в нормальное место, Санька прихватил, квартирку подснял, начали на пару возить из другой дружественной державы свитера с люрексом, джинсы с вышивкой, куртки-кожанки с карманами на спине. Сложишь барахло в клетчатые баулы, набьешь полное купе, сам в коридоре спишь – романтика. Проводнику прикажешь заткнуться – слушается, таможенникам прикажешь деньги не клянчить – слушаются, ну, это он, Юджин, умеет. Так ведь тоска гложет: ерундой занимаемся, размах не тот. Ну ладно. Поднаняли людей, те стали сами ездить, сами на рынке торговать, а он, Юджин, сиди в офисе да прибыль подсчитывай. И все равно все кажется: мелко, не то что-то. Да и Санек все мозоли оттоптал: ты, мол, каждого можешь заставить сделать что угодно, что ж мы как бомжи с тобой, давай в короли выбираться. Да как в короли-то? Это ж надо придумывать, кому чего приказывать. А соображалки только на мелочи и хватает. Почему тот, кто подарил Юджину способность людьми командовать, не дал ему в придачу соображалки? Где справедливость?
Выходит, нету опять у Юджина никакого счастья. Хоть в песок закопайся.
Юджин вздыхает и поднимает глаза на двух посетителей.
– Ты че, оборзел, что ли, я не понимаю? Плохо слышишь или как? Чувак, с братками надо делиться, а то нехорошо получится. А мы, чувак, не любим, чтобы нехорошо получалось, понял?
Двое амбалов в низко надвинутых на глаза черных маленьких шапках стоят перед столом Юджина. Похожи, как близнецы. Может, они и есть близнецы, думает Юджин. Может, они все близнецы. Рожает и рожает их как под копирку одна и та же мать-героиня, узколобых, мускулистых, сиплоголосых бойцов бандитского фронта.
Один лениво похлопывает себя по мощной икре бейсбольной битой. У другого очень неприятно оттопыривается карман.
– Да вы присядьте, – говорит Юджин.
– Да мы постоим, не гордые!
«А ну сели, я сказал!»
Амбалы-близнецы угрюмо переглядываются и одновременно садятся.
– Значит, вопросов больше не задаем, сюда не суемся. Наверх передаем, что крыша у Юджина уже имеется, да такая, что всех вас еще поимеет. Ясно, нет?
Вытаращивают крохотные глазки и кивают, будто кто их дергает за ниточки.
– Жека! Проводи посетителей.
Из другой комнатки вываливается гориллообразный Жека Большой. Его челюсть двигается с такой интенсивностью, будто во рту у него бетономешалка.
– Ну? – говорит он, дыша мятой на весь кабинет.
«Встать!»
Абмалы вскакивают как по команде.
«На выход!»
Толкаясь друг о друга, направляются к двери. Жека задерживается у стола Юджина.
– Их по полной программе проводить или как? – спрашивает он вполголоса. И тут же зевает во всю свою бегемотскую пасть.
«Рот прикрывай, зверюга, когда зеваешь начальству в лицо!»
Жека вздрагивает, его гигантская ладонь дергается вверх, закрывает собой пасть.
– Хватит, шеф, а? – говорит он умоляюще. – Мне уже вообще ничего нельзя. Скоро как святой буду.
Юджин вздыхает.
– Беда мне с тобой. Ладно, проводи уж по полной. Чтобы все как у людей.
– Тогда велите им не стрелять, а? У меня шкура не луженая.
– Далеко ушли… Ладно, сейчас.
Юджин закрывает глаза, сосредотачивается на образах близнецов и мысленно произносит: «Ствол не вытаскивать, биту не трогать, терпеть, бояться, бежать!»
– Ага, шеф, – дышит на него мятой невидимый Жека. – Пошел я. Сейчас я их.
Юджин слышит его тяжелые шаги. Юджин открывает глаза, качает головой.
Держать при себе Жеку – хуже, чем завести дома дикого кабана. Это тупое животное то и дело норовит нагадить, где ест. Юджин уже запретил ему напиваться в рабочее время, напиваться накануне рабочего дня, обращаться с девушками как с панельными шлюхами, обращаться с панельными шлюхами как с боксерскими грушами, избивать людей без серьезного повода, глотать, нюхать и колоть все, что глотают, колют и нюхают, отбирать кошельки у случайных встречных, мочиться в подворотнях и сморкаться в рукав, но Жекино диковинное воспитание все равно продолжает лезть изо всех щелей. Юджин уже и удивляться перестал. Иногда Юджину ужасно хочется приказать Жеке удавиться или утопиться, но почти тут же становится его ужасно жалко. Да и без Жеки трудно. Жека играет видимость Юджиновой крыши. Наличием Жеки все эти шакалы, накладывающие лапы на чужие заработки, объясняют то, что они Юджина не трогают; даже распускают слухи, что у Юджина таких Жек – толпы. Не могут же они друг другу, да и себе, признаться, что вот Юджин им приказал – и они послушались. А так вроде все легально. Если в теперешнем мире вообще можно говорить о легальности.
– А чтоб вас всех, – говорит Юджин вслух. – Достали, блин.
– Кто же вас так достал? – спрашивает нежный девичий голосок.
Посреди его кабинета стоит невесть откуда взявшаяся девица в песочного цвета костюмчике. Волосы рыжие, как мандарин, собраны в аккуратненький пучок.
– Э, – выдавливает из себя Юджин.
– Я бы на вашем месте поздоровалась, – говорит девица.
– Здрасьте, – кивает Юджин. – А вы кто?
– Добрый день, – улыбается ему как родному удивительная девица. – Я присяду? Будем считать, что вы мне сами это предложили. Вот, – она усаживается на краешек стула, – так гораздо лучше. Приступим?
Сейчас рекламные проспекты достанет, морщась, думает Юджин. Или примется в секту завлекать. Типа отринь земное, возлюби Всевышнего как себя самого.
«Шла бы ты отсюда, а?»
– Ох, нет, нет, – девица улыбается еще лучезарнее. – Приказывать вы будете тем, на кого это действует. А у меня против таких, как вы, выработан иммунитет. Так вот. Моя приятная обязанность состоит в том, чтобы приглашать людей с особыми способностями войти, так сказать, в круг своих. Вы не задавались вопросом, один ли вы такой на свете? Я отвечу: нет, вы не одиноки во вселенной.
Юджин открывает было рот, чтобы спросить у рыженькой, что за чушь она тут несет, – да так и застывает с открытым ртом, внезапно понимая, что верит ей на все сто. Конечно, должны быть еще такие. Конечно, с ними надо познакомиться, а как еще?
Он послушно записывает в свой блокнот адрес и дату, после чего девица удаляется с такой скоростью, будто ее кто-то выключил, как изображение на экране.
– Ну ладно, – говорит Юджин вслух, глядя в собственный блокнот. – Сходим.
Яся. Первое путешествие
Яся кормит старшую дочь с ложечки. Дочь уже умеет есть сама, но чтобы ее уговорить покушать невкусное (а вкусным этот ребенок считает только сладкое), требуется несколько больше сил, чем сейчас есть у Яси. Если честно, у Яси нет сил совсем.
Яся помнит, что вот-вот проснется младшая. Ее надо будет перепеленать, покормить, упаковать в коляску, затем быстро одеть упирающуюся старшую и всех вместе вывести на прогулку. Передвигать ноги по улице – правую, левую, правую, левую. Смотреть на чужих детей в песочнице – радостных, ревущих, дерущихся, всё наружу, все чувства, будто кто-то вывернул этих суетливых существ наизнанку. Слушать жалобы их родителей на старшую дочь («Ваша опять игрушки отбирает, сделайте что-нибудь!»). Успокаивать разбушевавшуюся младшую. Кормить ее грудью в сторонке. Оставлять недокормленную в коляске и бежать за старшей, которая удрала с площадки и развлекает песнями тихих пьяниц из соседнего двора. Возвращаться с орущей старшей под мышкой и снова успокаивать младшую. Слышать за спиной, а то и в лицо что-то вроде «нарожала, а воспитывать не умеет». Везти дочерей домой (старшая уселась в коляску позади младшей), даже не пытаясь выковырять из ушей застрявшее там «не умеет». Не умеет, да. Яся не умеет воспитывать. Не умеет растить детей. Так считают все окрестные тетки и бабки. В этом уверены врачи из поликлиники («Мамаша, да вы никак угробить ребенка решили?»). Даже мама, когда приезжает в гости, хотя и молчит, скорбно поджав губы, но при первом удобном случае перекладывает всю детскую одежду на другие места («Когда тебе-то прибираться, хоть помогу»), а старшую внучку кормит исключительно тем, что привезла с собой. Кажется, дай ей волю, она и молоко в Ясиной груди заменила бы на что-нибудь более полезное – и спасла бы младшую от колик, газиков, аллергии, паратрофии, что там еще приписывают ей врачи. А Юрек? А что Юрек. Растить детей – женское дело. А Юрек работает.
Яся кормит дочь. Яся завязала ей вместо слюнявчика огромную пеленку (хорошо, что мама не видит), и эта пеленка уже вся в склизкой овощной зелени. Яся сама протерла отварные овощи сквозь сито, переложила в красивую тарелочку с рыбками. «М-м-м, вкусно!» Яся улыбается. Яся поет песенку про лошадку – дочь ест только под эту песенку. Яся зачерпывает полезное овощное пюре маленькой ложечкой. Дочь, хихикая, уворачивается. Потом послушно делает ам, совершает несколько жевательных движений и звучно пускает зеленый фонтанчик.
Можно, конечно, сделать так, как в свое время сделала Ясина мама: отдать дочерей в ясли, а потом в детсад. Но во-первых, Яся слишком хорошо помнит, каково ей самой было в детсаду. А во-вторых, тогда ведь придется вернуться на работу. От одной мысли о работе в маминой клинике Ясю передергивает. Можно, как предлагает муж, пригласить няню. А что будет делать сама Яся? Наблюдать, как чужая тетка возится с ее девочками, и терзаться из-за собственной неумелости? Да не так уж она и устает, если вдуматься. Не так уж и устает.
Яся вытирает с лица зеленые брызги. Яся закрывает глаза, чтобы успокоиться.
Ого.
Вокруг Яси – студенческая аудитория. Девушки, юноши шумно и весело переговариваются, укладывают тетрадки в рюкзаки, встают со своих мест, направляются к выходу. Явно только что закончилась лекция.