– И богатый был, как этот…
– Ну это ты, Юджин, детских книжек начитался. Ты еще скажи, что он над златом чах.
– Погодите. Вы с ума, что ли, оба сошли? Вы кем меня сейчас обозвали?
– Это не мы, это твои родители, Костик. И одноклассники еще что-то такое в тебе почуяли, иначе быть бы тебе не Здыхликом, а каким-нибудь… не знаю кем. Лягушонком. Таракашкой. Но не Здыхликом, точно. Кто-то угадал одно из твоих имен, можешь его поздравить.
– Ерунда какая-то.
– Да как бы не совсем.
– А что эта ваша Ясмин?
– «Наша Ясмин», Юджин, ты слышал? Она не наша, и, если честно, даже не Ясмин, ее изначально по-другому зовут. Она все пытается нас всех объединить и заставить трудиться во имя общего блага. Образовывает помаленьку, лекции читает, рассказывает о нас самих, о нашем предназначении и все такое. А про нее саму почти никто ничего и не знает.
– Ну как, слухи-то ходят. Что живет за городом далеко и проехать можно только на внедорожнике, и типа к ней туда лучше не попадать, а то обратно вовек не выберешься, хоть в песок закопайся.
– Ага, ты еще про черепа на кольях расскажи. Она эти слухи частично сама и распускает. Говорит, из имиджевых соображений.
– А она что может?
– Она, друг, много чего может. Все и не перечислишь. Например, сразу видит, на что ты способен и чего можешь добиться. Если кто-то попал в сложную ситуацию, видит, как из нее выйти с минимальными потерями. Умеет будить в человеке скрытые таланты, пусть даже и не аномальные. Правда, она все это не так часто делает, по крайней мере в последнее время. Проповедует, видишь ли, философию недеяния. Многие от нее из-за этого откололись. Хотя Атришку она именно так и спасла.
– А это что за имя такое?
– Да в том-то и дело, что имя… Это тот случай, когда человек сам себе, можно сказать, судьбу выбрал, сам того не ведая. А может, и не так все было, может, ей было предначертано такой псевдоним взять, кто теперь копаться будет. Жила себе нормальная девочка, стишки пописывала, в школьной стенгазете публиковалась. А потом для остросоциальных заметок – типа «Доколе в спортзале не сделают ремонт» – придумала себе красивый псевдоним. Она сама Арина, а стала подписываться Атропос, ну это у древних греков была такая…
– Я знаю.
– Образованный! А она как раз не знала, слово красивое услышала краем уха. Вот писала себе, писала, подписывалась-подписывалась, а потом внезапно выяснилось, что если она кому на пути внезапно попадется, ну, тихо так подойдет, чтоб человек ее до последнего не замечал, а потом увидел и испугался, то человек замертво падает. Серьезно тебе говорю. Ее быстро вычислили бандиты, стали использовать как киллера, подсылать к кому надо. Она на этой почве чуть не распрощалась с собственным разумом – вены вскрывала, таблетки ела, с крыши прыгала, ее предки в психушку упекли. А Ясмин каким-то чудом про нее узнала, из больницы вынула, там у нее вроде как свои каналы, и год у себя держала, типа воспитывала. Даже реабилитационный центр какой-то организовала под этим соусом, чтоб все легально. Обучала девицу искусству недеяния. Теперь Атришка опять с родителями живет, те, говорят, в ужасе – дочь испортили: башмаки железом подкованы, вся в цепях, в одежде кислотных тонов и красится как клоун. А это она затем, чтобы ни к кому не подойти незамеченной.
– То есть она свой дар никак не использует?
– Ну, знаешь, не всем нравится людей убивать. Нет, не использует, девушка и девушка, только волосы розовые. А так даже симпатичная. Приходит иногда на наши семинары, посидит, послушает и домой.
– А ты чего умеешь?
– Я-то? Настроение меняю. Если ты еще не понял. Могу тебя сделать счастливым, даже если у тебя только что умер любимый песик и ты сам ему могилу копал. В мерзлом грунте. Могу, наоборот, заставить рыдать после первого удачного секса. А Женя – он как раз заставляет делать всякие вещи.
– С шестого этажа я еще никому не велел прыгать, блин!
– Верно, не велел.
– И с двенадцатого тоже!
– С двенадцатого тоже.
– А кто умеет события просчитывать? Видеть их связь. Я бы хотел так.
– Э, брат, многие из нас бы так хотели. Это я, блин, не знаю, кто так умеет, это Ясмин вон рассказывала про одного перца. Типа очень могучий. Но ему почему-то не по приколу быть в нашей шайке, говорит, что будет сам по себе.
– Я его понимаю…
– Говорят, это типа ее муж.
– Ты, Юджин, говори да не заговаривайся! Хотя – да, есть такое мнение. Что у Ясмин муж из могучих и даже вроде бы из древних, но обнаруживать себя перед нашим братом не намерен. Может, и да, а может, и нет, я в эти дела не лезу. У самой Ясмин имидж этакой властной одиночки, но слухи ходят разные. Что ж, если когда-нибудь про нас всех сказки придумают, это будет именно отражение слухов.
– Ой, не могу, что про тебя-то придумают!
– А что? Все древние когда-то были первопроходцами. Может, через тысячу лет родится малыш, назовут его Марком, и это снова буду я…
– Мечтай, мечтай. Давай нам лучше наш красавчик расскажет, чего он умеет. Зачем он в мозги лезет.
– Да, это небезынтересно. Костик?
– Ну как. Если кто-то мне сделал плохое… или что-то взял… в общем, я вправе требовать компенсацию.
– Типа?
– Могу забрать что-то взамен. На мой выбор.
– Ух! Опасный ты типсон. А на нас зачем наехал?
– Ты толкнул меня.
– И что взять хотел?
– Ничего.
– Ну? Что?
– Цвет глаз, что с тебя еще брать, извини, конечно.
– Круто! Наш красавчик хочет голубые глазки! Го-лу-бы-е!
– Я бы потом поменял…
– А я бы с чем остался, ежик ты лысый? С твоими зелененькими?!
– Тихо, дети, тихо. Давайте подумаем. Это на самом деле оч-чень опасный дар. Нашего юного приятеля нужно как можно скорее представить Ясмин.
– Ну так семинар же через десять дней!
– Поди знай, что он за эти десять дней натворит.
– Ничего я не натворю! Я что вам, ребенок? Я могу никого не трогать, если надо.
– А вдруг у тебя, пацанчик, еще какие умения. Раз уж ты из древних.
– Слушайте. Мне без двух недель семнадцать, из каких из древних, что вы несете. Ладно, ладно, даже если так. Я что, контролировать себя не умею, по-вашему?
– Ага, ага, а когда это с тобой первый раз было, ты себя здорово контролировал? Молчишь, да, ну вот и молчи.
– Ты, Юджин, сам молчи. Свою дикую юность вспомнил? Как повелел сестре с балкона кукарекать? Зимой, в ночной сорочке? Это тебе не ты, это парень взрослый, ответственный, неглупый, судя по всему.
– Знаете, а я бы с вами еще поговорил, вот честно. Никому другому и не расскажешь про эти всякие дела, решат, что ты псих, и только.
– Ясен пфенинг!
– Ладно, Костик, ты телефончик оставь. Телефон есть дома?
– Нету…
– Что ж ты, салага, телефон-то ни у кого не отжал! Ну адрес тогда.
– Адрес оставлю. Может, еще по пиву?
– Наш человек, блин!
Красавица. Вундеркинд
Длинный унылый нос, густые сросшиеся брови, бесцветные глазки, пара прыщиков на подбородке. Волосики собраны в хвост на затылке, перехвачены аптечной резинкой. Длинная футболка, длинная юбка, туфли без каблуков, на спине рюкзак с декоративными пуговицами. Стоит в обширной прихожей, раскрыв рот, и обалдело таращится на лепнину под потолком.
– Так это вы, значит, преподаватель?
Вздрагивает, переводит взгляд на женщину, вышедшую ей навстречу. У той бесстрастное кукольное личико, точеная фигурка. Руки убрала за спину, оглядывает гостью.
– Видите ли, я на самом деле лингвист, – отвечает та. Тут же спохватывается: – Но у меня есть педагогический опыт!
– Нам известно о вашем педагогическом опыте, – кукольная снисходительно поднимает бровь. – Вы репетиторствовали около полугода. Вы пытались подтянуть по иностранному языку мальчика-второгодника. И не преуспели.
Краснеет, морщит лоб, глядит жалостно.
– Но мы предоставим вам совсем другой материал. Вам предстоит заниматься с исключительно одаренным ребенком. Полагаю, вас об этом предупредили?
– Да, мне говорил наш декан. – Слегка осмелев: – Еще, правда, он добавил, что стоит отнестись скептически… что многие родители считают своего ребенка вундеркиндом, на деле же…
– Должна вас разубедить. Здесь мы имеем дело с ситуацией исключительной.
Кивает, смотрит испуганно.
– Ваш научный руководитель исключительно хорошо о вас отзывался, – цедит кукольная, скользя взглядом по фигуре визитерши. – По его словам, вы весьма успешны в изучении редких языков.
Снова кивает, пытается улыбаться. Получается плохо.
– И знаете несколько европейских?
– Да, и еще…
– Довольно. Наши правила таковы. Не опаздывать. С ученицей общаться только на темы, касающиеся занятий. С другими педагогами не общаться – во всяком случае, не обсуждать с ними ученицу. Никому не передавать сведений о вашей работе – где вы трудитесь, с кем занимаетесь, сколько за это получаете. У нас достаточно высокие гонорары, чтобы мы могли ставить работникам свои условия. Ах да: время занятий назначаем мы. В вашем случае это десять вечера по средам и субботам. А теперь пойдемте со мной. Я познакомлю вас с вашей ученицей.
Мнется, топчется, не идет.
– Какие-то вопросы?
– Простите… Мне кажется немного странным, что занятия с ребенком назначаются на такое позднее время. Я думала, сегодня меня просто представят работодателю… В смысле, разве девочке не пора спать?
– Ах да. Моя оплошность, прошу прощения. С этого следовало бы начать. Слушайте внимательно: тему сна в этом доме затрагивать строго запрещено.
– Понятно… то есть не очень понятно, ведь среди текстов на иностранных языках может встретиться…
– А вы выбирайте такие тексты, чтобы ничего подобного в них не встречалось. Ни описаний сонливости. Ни ритуалов пробуждения. Ни колыбельных песен, ни сновидений. Ни намека на то, что люди спят по ночам.
– Можно узнать, с чем связаны такие забавные ограничения?
– Нельзя. И советую, во-первых, не язвить в моем присутствии, а во-вторых, уяснить серьезность ситуации. Одно упоминание о сне – и вы не просто вылетите отсюда, а под вопросом будет ваше обучение в вузе и ваша дальнейшая карьера.