Я много ночей лежала, закрыв глаза. Я пересчитала миллионы прыгающих животных. Один раз съела целую пачку таблеток. Ничего не случилось.
Я даже не знаю, что это такое – устать.
Еще меня считают красивой.
Все люди зачем-то договорились, что одно красиво, а другое некрасиво. Большие глаза – красиво, маленькие – не очень. И так далее. У меня все как им нравится. У меня гладкая светлая кожа, на щеках она розовая, на лбу и носу – такая кремовая, что ли. У меня темные ровные брови, не тонкие и не широкие, какие-то средние, немножко изогнутые. Про глаза меня часто спрашивают, не ношу ли я цветные линзы. Не ношу, они сами такие синие. Ресницы длинные, загибаются. Нос прямой, тонкий, не длинный и не короткий. Губы темно-розовые. Волосы светло-коричневые, очень густые, блестят, хорошо расчесываются и быстро отрастают, если их остричь.
Ничего особенного.
А все говорят, что это красиво.
В чем-то я все-таки похожа на других девочек. У нас у всех примерно в одно и то же время начались эти женские неприятности, о которых все так стесняются говорить, и стала расти грудь. Ну, у кого-то раньше, у кого-то позже. Я была где-то посерединке.
У некоторых девочек грудь болела. Другим было неприятно до нее дотрагиваться, например, когда они мылись или переодевались. А у меня она просто росла.
Еще все девочки чем-то недовольны в своей внешности и все время что-то исправляют.
Одни считают, что они слишком толстые, и пытаются худеть. Едят одну зелень, а хлеб и пирожные даже нюхать боятся, потеют в спортзале и всё такое. Кто-то немножко худеет, кому-то не помогает.
Другие переживают, что они худые, что у них маленькая грудь и плоская попа. Третьи – что сутулые. Слишком высокие. Слишком маленькие. С большими ступнями. С кривыми ногами. Все находят в себе что-то не такое, как надо.
У меня всегда всё было как в учебнике анатомии.
Они столько раз обсуждали при мне, чего нельзя есть, чтобы не поправиться, столько раз говорили, что вот уж мне-то везет с моей-то фигурой, что я твердо решила растолстеть. Я ночи напролет ела копченое сало, жирные торты, конфеты всех сортов и сладкие Клушины булочки. Я слышала, что особенно вредно есть именно по ночам. О, у меня была возможность есть по ночам.
Я убила на это месяц. Я не получила за это ни дряблых боков, ни толстого живота. Ничего. Ни даже завалящего прыщика.
Прыщики! Мои одноклассницы могли бы писать о них поэмы. Или трагедии на манер Софокла. У редкой из них не вскакивают на лице эти пупырышки. У некоторых есть еще черные точки. Прыщики смазывают лосьонами, со спиртом и без, умывают специальными гелями, лечат диетами. Выдавливают в туалете, рыча от боли. В итоге одни прыщики исчезают, другие появляются.
У меня никогда ни одного не вскочило. Чем бы я ни умывалась. И даже если совсем не умывалась.
Ну, бороться с прыщиками – это я хотя бы понимаю, от них больно. А волосы, волосы на теле! Они-то кому помешали? Если бы кто-то ввел в моду густо волосатые ноги у женщин, все мои подруги вели бы себя совсем иначе. Они бы выбросили свои восковые полоски, электрические мультипинцетные эпиляторы и прочие пыточные инструменты. Они делали бы как я. Они скребли бы свои лысые ноги папиными лезвиями, натирали бы их средствами для ращения волос, дожидаясь как манны небесной хотя бы одного чахлого волоска на голени. Да, я всё это делала. Никакого результата.
Да, вот еще. Когда у меня не получилось растолстеть, я решила похудеть до костей. Решила ничего не есть, только воду пила. Меня хватило на три дня. Потому что к исходу третьего милая Клуша, видя, как за ужином я потягиваю минералку, затряслась всем своим большим телом, выронила поднос с пирожными и, брызгая во все стороны слезами, прорыдала, что совсем она, видимо, никуда не годится, раз ее деточка не кушает то, что она готовит, и что уйдет она немедленно в дом стариков и инвалидов, где вскорости и помрет.
Как я могла Клушу обидеть. Я поела.
Так и не похудела до состояния скелета. Так и не на что мне пожаловаться девчонкам в раздевалке, когда они обсуждают свои телесные немощи, мнимые и настоящие. А обсуждают они их перед каждой физрой и после нее. И еще шмотки. И еще мальчиков.
О мальчиках они тоже могли бы писать поэмы. Содержание у этих поэм было бы примерно одинаковое: вот он, такой наглый, за мной везде ходит, вот он зовет меня на свидание, а я, вся такая неприступная, всё думаю, пойти или не пойти.
На самом деле большинство бы пошли не задумываясь, только их не зовут. Кого зовут, те, конечно, ходят, потом рассказывают всем – наедине и под большим секретом, но всем. И все им завидуют.
Честно? Меня приглашали на свидания почти все мальчики нашего класса. И все девчонки об этом знают. Но мне никто не завидует. И не потому, что я еще ни с кем не ходила. Мне не завидуют из-за чертовой внешности, из-за этой несчастной популярности, потому что они все меня любят.
Это несправедливо.
Я этого ничего не заслужила.
Я ничего не сделала такого, за что меня можно было бы любить.
Я ничем не лучше, чем они.
Мне от этого очень стыдно.
Красивая, красивая… По мне, так никого нет красивее моей Клуши. Хотя бы вот когда она сказку рассказывает, страшную, волшебную, добрую. А сколько она всего перенесла в юности, а сколько сделала для нашей семьи и сейчас делает, хотя уже совсем старенькая. Милая, милая моя. И кто ее любит? Только она всех любит, а ее никто, мама и папа ею командуют, прислуга смеется, гости фыркают. Еду Клушину едят, а на нее фыркают. Хорошо, что папа никогда ее не прогонит.
Вот и живу на свете такая я. Всем нравлюсь. Все меня любят. Всё у меня получается, за что бы я ни взялась. И все считают – я же вижу, – что я должна быть счастлива. А я ни капельки не счастлива.
Потому что я никак не могу помочь тем, кому плохо.
Яся. Колдовской салон
– По-моему, пошлятина невероятная.
– Ну да.
На последнем листе газеты среди других объявлений одно размашисто обведено красной пастой.
«Ясновидящая Ясмин. Помогу заглянуть в себя, осознать прошлое, спланировать будущее. Устраняю неприятности в семейной жизни, открываю пути к богатству».
Юрек хмыкает, весело смотрит на жену.
– А что ты удивляешься? Сейчас люди верят именно вот в такое.
– Да кто удивляется. Ты права, в общем. Пипл хавает.
– Столовой ложкой.
– А с чего это ты вдруг Ясмин? Ты же у нас Анастасия.
– Такое лучше продается.
Оба слегка обалдело смотрят друг на друга, потом начинают хохотать.
– Между прочим, звонки уже есть.
– Чего хотят?
– В основном – чтобы им погадали.
– Офис надо снять, – деловито говорит Юрек.
– Ну как клиенты?
– В основном тетки. Либо хотят замуж, либо хотят вернуть мужа. Скука, в общем.
– А ты чего хотела?
– Сам знаешь. Встретить кого-нибудь… необычного.
– Типа как ты.
– Типа как я.
– Встретишь.
– Один мужик приходил. Абсолютно сумасшедший. Говорит, хочу ничего не делать и чтобы ко мне деньги рекой текли.
– Ну это много кто хочет. А ты что?
– А что я. Я за такие проекты только за большие деньги берусь.
– А он средненькие предлагал?
– А он, представляешь, предлагал проценты со своего будущего капитала. Разбогатею, говорит, расплачусь. А я сморю на него и вижу: не только не расплатится, еще и с грязью меня будет смешивать на каждом углу. Настроила на удачный поиск работы по призванию, он вообще рукастый мужик.
– Бесплатно?
– Да это не трудно. Идите, говорю, трудитесь.
– И он…
– И он плюнул на пол, выругался и ушел.
– Я так и знал.
– Сегодня был такой случай… Приводит мамаша паренька, старшеклассника, лет пятнадцати. Хочет знать, к чему у ее сына способности, какой ему жизненный путь выбрать, мол, не может же такого быть, чтобы мальчику ничего не было интересно. Мамаша большая такая, грудями трясет, лопочет, плечи как у пловца, а сынок сидит на стуле, в угол уставился, уши горят, сморщился, такой весь «привели-значит-потерплю». А я смотрю на него, и мне страшно
– Что, потенциальный уголовник?
– Хуже. У него, видишь ли, дар творить гадости в мировых масштабах. Я не могу пока точнее сказать, размыто пока всё. Но прямо вот смерчи вокруг него.
– И что ты сказала?
– А ничего. Велела через полгода прийти. Я пока не знаю, что тут можно сделать.
– И денег, конечно, не взяла. Это ты зря – люди не верят тем, кто не берет с них денег.
– Взяла, отчего же.
– Умница.
– Эй, а ты чего дома? А няня где?
– А я ее отпустила. Решила себе свободный день устроить. Мы с девочками только что из парка пришли, так веселились! Соскучилась по ним страшно!
– Живая жена… давно тебя такой не видел. Пообедаем сегодня все вместе?
– И по тебе! Боги мои, какой же ты славный! Дай я на тебя посмотрю.
– О, у меня есть на что посмотреть.
– Да? Ну иди ко мне.
– Ого! А девочки?
– Устали после прогулки, смотрят мультик, ну давай же, ну…
– Кто тебя подменил, женщина?
– Слушай, поздравь меня, я нашла!
– Немедленно поздравлю, как только скажешь, что именно ты нашла. От некоторых находок может не поздоровиться. Может, ты мину во дворе раскопала.
– Ой, да ну тебя. Слушай. Приходит ко мне сегодня девочка. Без записи, я уже домой собиралась, стоит такая в приемной, мальчик ее, видите ли, бросил. Деньги мне сует, вся вытянулась в струну, старается не разрыдаться, а деньги, видно, то ли последние, то ли тяжело достались, то ли были предназначены на что-то другое.
– Ей был нужен обратно ее мальчик?
– Да. Но ей не нужен ее мальчик. Хотя она об этом и не знает. Просто у нее было так мало в жизни хорошего, что она зациклилась на это мальчике, ей кажется, что если она его себе не добудет, у нее жизнь кончится. И ведь кончится