ает, что это такое: старинная водонапорная башня. Вокруг башни неправильными полукружьями располагаются торгующие всякой всячиной. Всякая всячина лежит перед ними на целлофановых подстилках – наборы ложек и вилок, фарфоровые чашки, старые игрушки, стеклянные банки с плавающими в мутной жидкости консервированными овощами.
Где-то рядом нарастает дробный гул. Затем начинает затихать, сходит на нет. Сверху, оттуда, где пересекают весеннее небо черные провода, доносятся обрывки холодных женских голосов: «Отправится в… часов… минут… с пути номер три… платформы номер один». Ага, значит, тут ходят поезда! Можно купить билет, сесть в вагон и уехать совсем далеко. Найти там работу. Снять какое-нибудь жилье. Пожить немного. А потом, обжившись, вернуться в детдом за теми двумя детьми и забрать их к себе.
А пока что нужно слегка отдышаться, чтобы мир вокруг снова обрел реалистичность и перестал казаться отрывком из странного сна. И еще неплохо бы пообедать.
Талия идет по улице маленького городка. Видимо, это главная улица – местный Бродвей, ведущий к вокзалу. Талию окружает разнородная толпа. Шляпки и косынки, локоны и лохмы, сумочки и баулы. И лица, лица. Ей кажется, что на нее все смотрят. Кажется, в большом городе слиться с толпой было проще. Здесь люди не стесняются рассматривать девушку как диковинного зверька.
Обедает она в сетевой забегаловке. Клуша, умевшая готовить сказочно вкусную еду, с великолепным презрением называла такие места не иначе как тараканниками, а отец Талии говорил, что в них кормят отравой. Но вредной еды Талия не боится – чего она только не ела в свое время, комплексуя из-за своего сверхъестественного, ненормального, небывалого здоровья, завидуя сверстницам, умеющим испытывать недомогание. Чтобы причинить вред ее желудку, нужно что-то покруче пережаренных котлет и химической газировки. Она смело набирает целый поднос здешней еды в фирменных картонных коробочках и несет к свободному столику. Ух ты! А вкусно! И тараканов здесь, кажется, никаких нет.
Талия выходит наружу. Из бокового кармашка ее рюкзака высовывается недоеденная вкусность в бодренькой упаковке – завернутые в тонкую лепешку ломтики обжаренного мяса вперемешку с кусочками овощей. По животу разливается нежное тепло. Талия вдруг ощущает мощный прилив эйфории: она сбежала, она вырвалась, ее никто не остановил, ее не превратят в узницу, она спряталась от злобной мачехи и теперь на свободе! Неведомый городок принимает ее с приветливым интересом, вокруг море зелени и ярких цветов, впереди блещет на солнце серебряная речка, а воздух пахнет поздней весной и ранней юностью.
Она бродит по улицам и переулкам до самых сумерек. Заходит в торговый центр – там бутики с модной одеждой и смешными безделушками, а еще бесплатный туалет. Ужинает, сидя на деревянной скамейке. В качестве ужина съедает восхитительную гигантскую сосиску в длинной булке, политую аж тремя соусами, и пьет из пластиковой бутылки коричневую жидкость, которая почему-то называется холодным чаем. Жидкость не похожа на чай, сосиска не похожа на привычную Талии еду, мир вокруг вообще ни на что не похож. На соседних скамейках сидят незнакомые люди, громко смеются, машут руками, глотают что-то из прозрачных стаканчиков, выпускают изо ртов легкий голубоватый дым. Какой-то человек в широких джинсах, сразу в двух куртках и, несмотря на теплую погоду, в шапке лежит прямо под деревом, расслабленно поглядывая на прохожих. По всей видимости, он собирается сделать то, что у Талии, сколько она себя помнит, не получилось ни разу, – поспать. Он, как и все нормальные люди, умеет спать по ночам, и он намерен уснуть прямо здесь, на бульваре, на серой земле, прикрывающей корни городского клена. И его никто не прогоняет. Потому что свобода.
Свобода.
Свобода.
Можно есть и пить прямо на улице. Можно сидеть не на самой скамейке, а на ее спинке. Можно петь во все горло. Можно перемежать речь такими словечками, от которых у отца Талии, услышь он подобное из уст дочери, встали бы дыбом волосы. Можно горстями пить этот острый весенний воздух, вглядываться до головокружения в темнеющее небо. Можно гулять всю ночь, не закрываясь в своей комнате, не пряча от слуг, от гостей дома, от нормальных людей свою уродскую неспособность спать, свою необъяснимую наукой аномалию. Можно увидеть звезды! Как странно, Талия вживую, не в телескоп, видела это чудо – россыпь ярких белых огней по черному небу – только в чужой стране, на курорте, когда маленькой еще девочкой уговорила гувернантку втайне от взрослых прогуляться ночью к морю. Гувернантка потом до самого отъезда боялась, что обо всем узнают родители Талии, и наотрез отказывалась повторять этот подвиг, а Талии так хотелось снова упасть лицом кверху на остывающий песок пляжа и смотреть, смотреть без конца в жутковатую черную высь, где живут волшебные огни. В городе небо другое, в городе всю ночь светят фонари, они убивают звездный свет, и звезды видятся жалкими, блеклыми и маленькими, и кажется, что в небе нет никакого чуда. А ведь оно там есть! И одно дело – смотреть в телескоп на ночных уроках астрономии, а другое – увидеть звезды вот так запросто, будто деревья или цветы. Здесь, в этом городке, фонари по ночам, конечно, тоже светят, но Талия, исходив городок вдоль и поперек, уже знает, что возле речки есть небольшой кусочек леса, а может, это дикий парк – место, где ночью по-настоящему темнеет, где посреди ночи можно увидеть настоящие звезды.
Человек под кленом уже ритмично всхрапывает, чуть раскрыв рот. Соседние скамейки начинают пустеть. От весенней непрогретой еще земли мягкой волной поднимается холод, а с неба, с востока, спускается тьма. Талия достает из рюкзачка синюю куртку с вязаными карманами, не спеша натягивает. Надевает рюкзак. И идет прямо в лес.
А лес ее обманывает. Наверное, глупо было надеяться, что посреди городка окажется настоящий сырой бор из старинных сказок, с кикиморами и лешими. Но все равно почему-то обидно. Обыкновенный запущенный парк с разбитыми асфальтовыми дорожками, вдоль которых расставлены всё те же фонари, что и на улицах. Правда, горят не все. А вот в том углу, кажется, и вовсе не горят, там темно.
Талия направляется туда, в темноту.
Дорожка из асфальта внезапно заканчивается, ее сменяет узенькая неровная тропинка. Потом прерывается и она – попросту утыкается в какие-то косматые низенькие заросли. Талия раздвигает их руками, идет вперед. Под ногами пружинит и иногда даже хлюпает. Значит, близко река.
Всё гуще становятся запахи: сырой земли, прошлогодних листьев, свежести. Нежно-нежно звенят комары. Талия улыбается – ей нравится, как они поют. Дома у них летними вечерами были включены специальные приборчики, которые отгоняли комаров, а на отдыхе мама и папа прыскали на себя какими-то пахучими средствами, чтобы комары не кусали. Талии эти средства были ни к чему – ее ни разу не укусил ни один комар. Они даже не садились на нее – только летали вокруг и тоненько звенели быстрыми легкими крылышками.
Всё гуще становится поросль. Талия царапает ладони, раздвигая жесткие стебли. Несколько раз она спотыкается в темноте, попадая ногой в очередную колдобину, и едва-едва не падает ничком прямо в сырую траву. Это, впрочем, тоже приносит ей странное удовлетворение. Она знает, что от царапин наутро не останется даже следов. Что до падений – ей даже хочется хоть раз в жизни упасть по-настоящему. Разбить коленку или локоть, например. С ней ни разу не было ничего похожего. Падали все, кроме нее.
Внезапно заросли заканчиваются, открывая чернеющую пустоту. Талия делает несколько шагов и останавливается. Пустота издает тихие ласковые всплески. Пахнет разрезанным огурцом и немножко рыбой, и еще прелыми листьями, свежей травой и хвоей.
Талия, дыша полной грудью, впитывает все эти лесные и речные запахи. Потом садится прямо на прохладную землю, поднимает голову к небу и смотрит, как в быстро густеющей черноте появляются белые огоньки. Когда они покрывают целое небо, Талия уже лежит на земле, положив под голову рюкзак и раскинув руки. Она лежит так долго-долго и представляет себя летящей по этой полной звезд воздушной тьме. Только небо, яркие мерцающие огни и она – и больше никого.
Потом она чувствует, что начинает дрожать.
От реки медленно и нежно подползает холод.
Талия поднимается, закидывает на спину рюкзак и быстрым шагом идет вдоль реки. Лес ненадолго становится гуще, затем редеет и вскоре заканчивается вовсе. Редкие тусклые фонари освещают низенькие косые домики – совсем непохожие на тот, в котором она выросла. Дорога неровная, вся в ямках, ямах и ямищах. Талия идет по ней, кажется, целую вечность. Зачем-то сворачивает в темный, почти не освещенный проулок между домами.
И тут на нее накатывает страх. Сначала маленький и почти незаметный, он всё растет и растет. И как только он увеличивается до размеров небольшого липкого облака и окутывает девушку со всех сторон, появляется и уважительная причина для того, чтобы бояться: Талия слышит, как сзади нее раздаются негромкие шаги.
Они еще далеко, но, кажется, приближаются.
Кто может ходить по городу в такую ночь? Все же спят!
Талия ускоряет шаг. Тихий топот сзади тоже становится чаще.
Оглянуться настолько трудно, будто страх липкими холодными лапами держит за плечи, сдавливает шею, мешая повернуться назад. Девушка все-таки заставляет себя оглянуться, но видит только неясную серую тень. Тень движется к ней.
Талия бросается бежать. Она слышит только собственные шаги и свое ужасно громкое дыхание – но чувствует, что страшная тень всё ближе.
«Быстрее, ты что, не можешь быстрее? Ты же всегда бегала лучше всех, тебя никто не мог догнать! Помнишь школьные соревнования?»
Сзади становится слышен топот, треск и звук с силой вдыхаемого воздуха.
Впереди тупик – проулок заканчивается забором. Талия резко сворачивает направо.
«А все-таки хорошо, что я никогда не падаю!»
Земля вдруг словно подпрыгивает и тут же приближается. Больно локтям и коленям, в нос набивается едкая пыль. И что хуже всего, сзади надвигается это страшное, сопящее, которому непонятно что надо.