– Ну сам посуди, – устало говорит Марк. – Ради чего ты рискуешь? Ты можешь ей приказывать сколько твоей душе угодно, но не можешь заставить влюбиться.
– Да? – ехидно интересуется Юджин. – Разве?
Эти принудительные свидания и вправду быстро привели его в отчаяние. Она никак не понимала, что заставляет ее раз за разом встречаться с неинтересным ей Юджином, а он все больше терял голову. У нее явно кто-то был, и одна мысль о том, что этот кто-то касается Мулиных плеч, Мулиных рук, делает с ней все то, что хотелось делать самому Юджину, причиняла такие мучительные страдания, что, оставаясь один на один с собой, Юджин в прямом смысле выл волком.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Когда этот самодовольный любимчик Ясмин, которого они с Марком в свое время чуть ли не на помойке подобрали, объявил Юджину, что знает о его проблемах с женщиной и готов их решить, Юджин удивился так, словно к нему обратился шкаф. Она действительно очень хороша, говорил Костик. И я могу сделать так, что она жить без тебя не сможет, говорил Костик. Дай мне добро, и я дам тебе счастье.
Юджину было плевать, как он это сделает. Юджин согласился. И Муля пришла к нему в ту же ночь и осталась до утра. И было очевидно, что ей и вправду этого хотелось.
Юджин догадывался, что все это не бесплатно. Он не удивился, когда через месяц – и каким же счастливым был для него этот месяц! – Костик попросил его об услуге.
Юджин честно признался, что он этого сделать не сможет. Что на своих его сила не действует. Но Костик, как выяснилось, все продумал.
А ты ночью, сказал он. Во сне у людей защита снижена. Дай себе труд проснуться в три пополуночи и потратить два часа на то, чтобы внушить человеку, которого я тебе укажу, что он с этого дня будет слушаться меня, как хозяин собачку.
Юджин поставил будильник на три. Юджин проснулся, поцеловал спящую Мулю, отправился на кухню, заварил крепкий черный кофе, выпил залпом, представил себе указанного Костиком человека и принялся работать. К утру он взмок, как грузчик, и у него поднялась температура. А через неделю ему позвонил Костик и сказал, что все получилось.
– Так у тебя есть помощник? Кто?
– Марк, не суй нос, прищемишь, – советует Юджин. – Я серьезно. Выпей пивка, расслабься.
Марк, отодвинув нетронутое пиво, встает.
– Я же обязан докопаться до правды, ты знаешь.
– А ты наплюй, друг, – говорит Юджин. – И не докапывайся. Сам же пожалеешь.
Первому пожалеть о своих действиях пришлось самому Юджину.
Когда Костик объявил ему имя пятого клиента, Юджину ужасно захотелось послать Костика подальше. Он это и сделал. Хватит, сказал он. Я не знаю, на фига тебе эти марионетки, но я не могу и не хочу их больше программировать, да и жутковато как-то, если честно. Ты мне сделал добро, я с тобой расплатился – хватит. Костик не возражал. Ты прав, сказал он. Что это я. И вправду достаточно. В расчете.
В тот же день, вернувшись домой, Юджин обнаружил, что из ванной исчезли все Мулины флакончики и пузырьки, из шкафов исчезла Мулина одежда, а из квартиры – Муля. На его звонок она ответила холодно. Сказала, что не понимает, как все это время его терпела, что, видно, сошла с ума, но теперь, хвала небесам, выздоровела. Бросила трубку и больше на звонки не отвечала. Юджин караулил ее перед концертами и после них, но она не желала с ним разговаривать. Даже смотреть на него не хотела. Кажется, ей было противно.
Юджин почти перестал есть, не мог толком спать. Неделю пил, неделю приходил в себя. Потом поставил будильник на три часа ночи. Вскочил по звонку как ужаленный и представил перед собой того человека, в котором был так заинтересован Костик. «Он твой хозяин, – твердил Юджин вслух. – Ты будешь делать все, что он скажет. Ты не имеешь права его ослушаться».
К утру он потерял сознание. Когда очнулся, увидел перед собой Мулю. Она вытирала платочком пот с его лба. Милый, сказала она, милый. Сама не знаю, как я могла тебя оставить.
– Вот и молодец, – ласково сказал ему Костик при встрече.
К той ночи Юджин долго готовился. Подготовившись, привычно поставил будильник. Встал в темноте, добрел до кухни, сел на табуретку, оскалился, как зверь, и представил, что перед ним Костик. «Оставь меня в покое, – твердил он. – Отстань от меня. Отстань от меня. Не требуй у меня больше ничего, понял, ты, нечисть? Оставь мне Мулю и не трогай меня больше!»
Утром Муля, потянувшись в ванной за полотенцем, поскользнулась, упала и ушибла локоть. За полчаса локоть распух и стал толще в два раза. В травмпункте, куда ее отвез перепуганный Юджин, сделали рентгеновский снимок и диагностировали сложный внутрисуставной перелом. Муля плакала навзрыд. Через неделю у нее должен был быть концерт. У Юджина в кармане зазвонил телефон.
– Вези ее ко мне, – вместо приветствия сказал Костик. – Я такие вещи лечу в два счета.
– Отвяжись, тварь, – прошипел Юджин. – Сдохни.
– Во время следующего падения она сломает шею, – пообещал Костик.
Юджин отвез Мулю в клинику, где принимал Костик. Мулю тут же забрали в операционную.
– Я не волшебник, – сказал Костик Юджину, который, белый от ужаса, дожидался в коридоре, когда Муля придет в себя после наркоза. – Месяц рука будет в гипсе, а потом ее нужно будет восстанавливать. И я не бессребреник, расплатишься за операцию в кассе. Но я гарантирую, что рука в итоге будет действовать как раньше. И еще гарантирую, что если ты хоть раз попробуешь выступить против меня, то горько пожалеешь. Так что пока отдыхай, а недели через две будет тебе мой новый заказ. Понял?
– Я понял, – сказал Юджин.
Талия. В гостях хорошо
Дом стоит на склоне холма. Вокруг – явно самодельный забор: бревнышки с деревянными перекладинами, обвитыми какими-то прутьями. Во дворе выложенные камнем дорожки, вдоль которых растут маленькие аккуратненькие елочки. Дом похож на сильно осовремененную сказочную избушку. Даже, пожалуй, на терем. Прямо иллюстрация из толстой растрепанной книжки о царевичах-королевичах. Только слишком много стекла.
А на заборе сидит…
– Да, это ворон, – кивает Георгий Георгиевич. – Что, нравится? Яська хотела еще, чтобы колья на черепах. Или черепа на кольях, все время забываю. Но потом сочла это излишней роскошью. В глаза, говорит, будет бросаться, фу, моветон.
– Это чучело? – дрожащим голосом спрашивает Талия.
– Ага, – весело соглашается Георгий Георгиевич. – Убили и выпотрошили. Всё как мы любим. Иди, иди, деточка, не бойся.
Ворон тут же поворачивает к ним черную носатую голову, презрительно смотрит желтым глазом. Потом картинно взмахивает крыльями и улетает.
– Зачем вы меня пугаете? – Талия жалобно поднимает глаза на своего спутника.
– Кто? Я?! – ужасно удивляется тот. – Это ты сама себя запугала до предела. Вышла из машины, стоишь и трясешься, как будто тебя сейчас в печке зажарят. Расслабься уже, здесь можно. У нас, – он оценивающе оглядывает ее с ног до головы, – и печки-то такой нет.
– А если вы по частям? – пытается улыбнуться Талия.
– Ну разве что, – хмыкает Георгий Георгиевич. – Я, видимо, буду расчленять тебя живьем, а Яська запекать в фольге, с перцем и розмарином. Когда проснется. Она, знаешь ли, до полудня спит, очень за ночь устает, когда в ступе летает и детей крадет. Потом как вернется, как завалится на полати, как захрапит. Нога костяная на полу, зубы на полке валяются.
– А дети где?
– Какие дети? А, дети. Так она их еще в ступе обгладывает. Аппетит зверский, не может удержаться.
Талия представляет себе Ясмин, объедающую окровавленным ртом клочья сырого мяса с кости, и ее передергивает.
– Да, девочка, – задумчиво тянет Георгий Георгиевич, глядя на нее и покачивая головой. – Веселую же ты провела ночку, если даже мой искрометный юмор тебя не радует. Ладно, снимай эту сбрую с очками и давай в дом. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю – а я таки понимаю! – то нас ждет обед, причем такой вкусный, какого ты в жизни не едала.
– Так вы же говорили, Ясмин до полудня спит, – напоминает ему Талия, разматывая черный платок.
– Кто? Яська? Да ты что. Она в пять утра встает. Это я у нас поспать люблю. Последней ночью, правда, прилечь не довелось, все бегал по твоим следам, как гончая псина.
– Вы не похожи на псину, – улыбается Талия.
– Конечно, не похож. Я похож на помесь медведя с крокодилом. За это меня любит жена и обожают подчиненные.
Запахи в доме такие, что Талия тут же вспоминает, как давно она не ела. Пахнет свеженарезанными овощами, жареным мясом и выпечкой.
– Нашлась! Девочка моя, как же я за тебя боялась! Ох, как же хорошо!
Высокая женщина в длинном черном платье и пестром фартуке широкими шагами выходит им навстречу. Из-под косынки выбивается легкая пепельная прядь, лучистые серые глаза смотрят радостно и встревоженно.
– А ты думал, я тебя разыгрываю по телефону? – Георгий Георгиевич возмущенно потрясает своими могучими руками. – Говорил же: нашел! Семь железных башмаков истоптал. И пули свистели над головой. Хозяйка, обедом накормишь?
Женщина кидается к Талии, порывисто ее обнимает. Отстраняется, держит за плечи, радостно улыбается.
– Вы? – потерянно выдает Талия.
– Правда, она мило выглядит без противогаза? – заговорщицки говорит ей Георгий Георгиевич. – Эй! Жена! А мужа обнять?
Ясмин («Это что, правда, Ясмин? Вообще на себя непохожа!») отпускает изумленную девушку. Муж тут же хватает ее в охапку, отрывая от земли, и звучно целует.
Талия смущенно отворачивается и смотрит через окно в сад. Там, среди пушистой зелени, бесшумно крадется гладкошерстная черная кошка.
Потом они все вместе идут обедать. Ясмин («Неужели она?!») разливает всем по тарелкам какой-то зеленоватый суп. Георгий Георгиевич немедленно заявляет Талии, что это их фирменный отвар из лягушек, от которого у барышень вырастают пышные усы («Дурак», – говорит ему Ясмин, нежно улыбаясь). Талия с опаской зачерпывает ложкой из тарелки, пробует. Это оказывается невероятно вкусно. В тарелку полагается класть сметану; пока Талия, прихлебывая суп, раздумывает, стоит ли ей это делать, ее тарелка внезапно оказывается пустой. Ясмин тут же наливает ей добавки