Я смотрела на то, как Алан жестикулирует половником, и улыбалась.
— Чёрт, прости, не подумал! Тебе это всё наверняка совершенно не интересно, а я тут разошёлся…
— Во-первых! — я подняла свёрнутый блинчик вверх как указующий перст. — Пока ты рассказываешь, я делом занята и доедаю твои блины. Во-вторых, не забывай, я — сестра одного из самых прославленных мечников Оуленда! Такие вот примерно разговоры слушаю с детства, и давным-давно к ним адаптировалась. Так что можешь продолжать, только новые блинчики жарить не забывай.
Алан вернул мне улыбку.
— Обычно девчонки просят не занудничать и поговорить не о скучных железяках, а о чём-то более интересном. Например, о них самих.
— Обычные девчонки — редкостные зануды, — выдала я резюме своего небогатого опыта общения со сверстницами. Кроме платьев и женихов там в голове как правило ноль целых, ноль десятых.
Рыжий усмехнулся и снова приступил к своему благословенному занятию.
Впрочем, скоро даже его бесконечный запас теста закончился, уж слишком я была голодной.
Алан поставил на стол последнюю порцию, на которую я уже наконец-то могла смотреть не безумным взглядом бродячей собаки, которая месяц питалась по помойкам. А сам снял фартук, аккуратно повесил на гвоздик в стене и приземлился на массивный добротный стул напротив меня.
За столиком сразу стало мало места.
— Ну давай теперь, ты рассказывай.
Сказано было вежливо, но твёрдо. И дружелюбные голубые глаза смотрели в упор, не отвертишься.
Я почувствовала себя достаточно разморённой и сытой, чтобы перейти к неприятной части сегодняшнего визита. И надолго задумалась, с чего бы начать. С нападения на площади? Спросит, как оказалась в Саутвинге. С предупреждения Малены? При мысли о том, с чего начался тот с ней разговор, у меня дрожь по телу и непрошенные воспоминания.
Поднимаю ладонь и потираю шею. Кажется, это и правда стало привычной реакцией тела — напоминать мне о том, кого так сильно хочу забыть.
— Одна колдунья… ты её наверняка знаешь, Малена! Она, правда, отказалась брать фамилию Финбара Фостергловера, но вы с ней теперь всё равно вроде как родственники…
— Естественно, знаю! Историю их с женой знакомства дядька Фин рассказывает на каждых семейных посиделках. Всякий раз украшая новыми деталями и интимными подробностями. Тётушка Малена грозится его когда-нибудь в конце концов прирезать. И заодно всех, кто рискует называть её тётушкой, — усмехается Алан.
Утреннее солнце пускает солнечных зайчиков на рыжую шевелюру через распахнутые окна. Мне хорошо и легко, как давно не было.
Я понимаю, что вышла-таки на безопасный прочный лёд с того тонкого краешка, по которому ходила. Дальше можно уже рассказывать спокойно. Главное было придумать, с чего начать. Так, чтоб не касаться больного.
— Ну так вот, она как-то в одном разговоре предупредила меня, что за мной по пятам идёт тьма. И чтоб я не выходила гулять по вечерам. Честно говоря, мне было велено везде ходить с тобой чуть ли не за ручку.
— Ещё одна сваха среди нашей с тобой родни, так, понятно! Дальше? — голубые глаза лучились улыбкой.
Я вздохнула.
— Ну и я, естественно, совету не последовала.
— Держаться со мной за ручки? — продолжил потешаться Алан, и я пнула его под столом.
— Не выходить по вечерам! Ну и нашла приключений себе на…
— …будем считать, что на голову! — Алан бросил беглый взгляд под стол, в район того места, на которое на самом деле приключения были найдены, за что огрёб повторно.
— А между прочим, я тебя слушала, не перебивая! — заявила я, складывая руки на груди и упираясь в рыжего взглядом начинающего инквизитора.
— Это просто у тебя рот был занят. Я не обольщаюсь и не списываю это на своё мастерство рассказчика. Скорее, на мастерство кулинара, — заявили мне с ослепительной улыбкой.
Я закатила глаза.
В конце концов, с пятого на десятое, историю вчерашнего вечера у меня рассказать получилось.
У Алана даже весёлое настроение улетучилось. Хмурясь и потирая подбородок, он внимательно меня рассматривал. Я даже поёжилась от дискомфорта.
— Ты кому-то перешла дорогу? Насолила?
— Ума не приложу, кому! В жизни мухи не обидела! — честно призналась я.
— Хм. Глядя на тебя, охотно верю. Ты, кстати, вареньем перемазалась, как ребёнок! — он протянул руку и небрежным жестом стёр сладкую каплю с моей щеки.
Я смутилась и отодвинулась подальше. Схватила салфетку из деревянной резной салфетницы и принялась торопливо вытираться. Ну чего он?.. Не обращая внимания на мою реакцию, Алан как ни в чём не бывало продолжил:
— Давай тогда копать дальше. Почему ты вообще решила приехать в Саутвинг? Ты так и не сказала.
А я ещё дала себя обмануть его лёгкому характеру и весёлому нраву. А он вон как ловко, таким обманчиво-невинным тоном, как бы между делом, попал в самый больной вопрос! И смотрит теперь, прищурившись, в упор с таким видом, что ясно — пока не добьётся правдивых ответов, не отцепится.
Я коснулась ладонью шеи.
— Захотела, и приехала.
— Хм. Значит, не хочешь говорить. Видимо, что-то серьёзное. Тебя уже в Нордвинге начали преследовать эти, черноглазые? Почему ты в таком случае брату ничего не сказала?
— Нет, дома такого не было, — тихо возразила я. Всегда придерживалась подхода, что умолчание — это ещё одна разновидность лжи. И вот сейчас я сижу и думаю, как лучше обмануть человека, который хочет мне помочь.
Алан положил оба локтя на столешницу и подался вперёд всем своим массивным телом. Я себя почувствовала совсем крохотной и маленькой. Невольно сжалась под пытливым взглядом. Слишком он какой-то… наблюдательный.
— Тогда от чего ты сбежала? Ты ведь бежишь, я прав? И никакая это не экскурсия по южным морям. Принцесс в экскурсиях сопровождает свита и тонна багажа.
Нервно закусываю нижнюю губу и смотрю на него во все глаза.
Совершенно теряюсь и не успеваю придумать хоть какой-то ответ.
Как он тянет руку ко мне.
— Может быть, от этого?
Отгибает осторожно край моего воротника, и я вижу, как голубые глаза темнеют от гнева.
9.8
Я отпрянула резко, спешно потянула воротник обратно, спрятала шею.
— Значит, вот от чего ты бежишь.
Больше не спрашивает, констатирует.
Я сглатываю комок в горле, прячу глаза и киваю. От жгучего стыда не могу смотреть в лицо Алану. Одно дело — признаваться Малене, и совершенно другое…
Вижу, как в здоровенном кулаке сгибается вилка. Кто-то вымещает на ней злость.
— Я бы руки отрывал таким мужчинам. Или что-то другое. Они не достойны зваться мужчинами. Он что же, тебя?.. — дышит тяжело, и я пугаюсь, когда понимаю, что за обманчивой внешность добряка скрывается человек, который наверняка одними руками может шеи ломать так же небрежно, как гнуть вилки.
— Нет! — вскидываю испуганно взгляд. — Нет. И… Всё было не так. Ты не понимаешь. Всё очень сложно.
Непрошенным жаром окатывают воспоминания, зажигают щёки. О том, как именно было. Впервые приходят мысли о том, что я ведь и не сопротивлялась даже Бастиану толком. И плавилась в его руках, под его губами. Наверное, поэтому и не переместилась, напрочь забыла про дар. Было слишком хорошо. Разум подключился намного позже тела.
Как громом среди ясного дня — догадка. А он вообще-то понимал, что я против? Пытаюсь вспомнить, в какой момент я начала вырываться из его рук. Не помню точно. Только то, что не сразу. Очень и очень не сразу.
Помню совсем другое. Губы на своей коже. Дрожь по телу. Звуки, которые оно издавало в ответ на прикосновения…
Алан отбрасывает вилку.
— Видела бы ты сейчас своё лицо. И почему хороших девчонок вечно тянет влюбляться во всяких мудаков?
— Не говори так! Ты ничего о нём не знаешь! — я вскакиваю, едва не роняя стул.
Понятия не имею, какого чёрта защищаю Бастиана. Но почему-то кажется несправедливым то, что говорит о нём Алан. Если судить поверхностно и со стороны — да, наверное всё вот так просто. Но как было на самом деле, знаем только мы двое. И почему-то ужасно неприятно, что в этой, слишком личной, слишком на двоих истории ковыряется и выносит свои поверхностные вердикты кто-то третий.
Это только между мной и Бастианом.
Только я могу понять, почему он так поступил.
И это второе моё открытие за сегодняшнее утро, которое ещё сильнее выбивает меня из колеи.
Что я, оказывается, не только его защищаю.
Не только успела простить его поступок.
Но даже оправдать.
Решаю срочно что-то с этим делать. Отвлечься, чтоб не сойти с ума.
— Я хочу увидеть человека, который на меня напал. Поговорить с ним. Ты отведёшь? Или скажи, где он, я схожу сама.
— Зачем же сама? Ты — под моей защитой. Поэтому только со мной, — говорит Алан напряжённым тоном, не сводя с меня внимательно изучающего взгляда.
— Спасибо! Брат знал, кого назначать мне в опекуны.
Алан ничего не отвечает, но смотрит на меня как-то странно. Ему неприятно. Ну вот зачем я его обижаю?
Он молча убирает со стола, пока я мнусь растерянно у двери. Аккуратно задвигает стулья. С ровным лицом идёт ко мне и собирается уже пройти мимо, но я вздыхаю и хватаю его за рукав.
Он останавливается, не глядя на меня.
— Прости. И это… спасибо за то, что меня спас. Я, кажется, до сих пор не поблагодарила. Я постараюсь больше не быть такой язвой. Просто… у меня сейчас не очень простой период в жизни. — Снова по привычке тру шею, перехватываю взгляд Алана, отдёргиваю руку. — А вот это… Это заживёт. Это я оставила позади.
Наши взгляды пересекаются. Мой — растерянно распахнутый и его, пристальный с высоты.
— Слушай, Мэгги. Я парень простой, драму не люблю. Давай ты мне просто имя скажешь этого недоноска, который к тебе клешни свои тянул, и я позабочусь о том, чтоб он точно остался позади? В лежачем состоянии.
— Алан! — возмущаюсь я.
— Ну, как хочешь. Если что — тебе стоит только попросить, — цедит мрачно и разминает с хрустом кулаки.