(не) Обручённые (СИ) — страница 32 из 48

Мне в лицо бьёт прилив крови, когда я вспоминаю того, прежнего Бастиана, и понимаю, что не прочь бы его даже вернуть.

Ниже. Ещё ниже склоняется его лицо ко мне. Боги, ну почему так медленно?! Мне хочется нетерпеливо стонать.

Дрогнувшие чёрные ресницы.

Его горячий шёпот у самых моих губ.

— Проклятье… Меня снова уносит… меня снова уносит из-за тебя, Мэг!.. поклянись, что ты скажешь мне, если я зайду слишком далеко…

К своему испугу осознаю вдруг, что мне до чёртиков интересно, куда же это он может зайти. Чтобы не выдать себя, просто киваю. Его лицо слегка расслабляется.

Осторожный поцелуй — бережный, лёгкий, почти невинный, в серединку губ. Но и от такого я вспыхиваю будто сухая ветка, брошенная в костёр, сразу вся.

Бастиан тут же отстраняется и смотрит на меня выжидательно. Меня пронзает острым разочарованием. Мне мало! Ужасно мало его.

Бросаю на него взгляд из-под ресниц и шепчу угрожающе:

— Бас, я тебя убью сейчас… или сама наброшусь с поцелуями. Ты, наверное, этого добиваешься?

Вот она — знакомая улыбка в уголке губ моего угрюмого пленника.

Хватает меня за плечи и тянет к себе. Впивается в губы. Заставляет разомкнуть их, вторгается языком, сводит с ума. Вцепляюсь в отвороты его рубашки, потому что голова кружится так, что кажется, упаду. Под бешеным натиском жадных губ и правда едва не падаю на спину. Но сильные руки на моей талии держат крепко. Не позволяют отстраниться ни на дюйм.

Вот это я понимаю, поцелуй! Правильный. Такой, как раньше. Такой, как я запомнила.

Бешеный, как дикий зверь, пожирающий долгожданную добычу.

Неукротимый, как вулканическая лава, что течёт сейчас у нас вместо крови по жилам.

Спустя миллион лет Бастиан отрывается от моих губ — но лишь для того, чтобы обжечь поцелуем ухо, незаметно спуститься к обнажённой, трепетно ждущей ласки шее.

— Что ещё ты разрешишь мне, моя Мэг?..

Вот же дурак! Ну как я ему скажу.

Что мне во сне потом снилось то, что он делал со мной в прошлый раз. Что я просыпалась в горячем поту, с одеялом на полу, с бешено колотящимся сердцем, а потом ревела в подушку, что его нет рядом.

Но кажется, в этот раз моё молчание истолковано правильно. Потому что его рука дерзко оказывается ровно там, где я хотела, на моей груди… — и у меня начинают путаться мысли, и больше никаких связных слов в голове.

Только ощущения. Только его запах. Только его руки в полумраке.

Гладят, нежат, изучают осторожно, открывают заново. Одну за другой расстёгивают ряд скромных пуговиц на моём платье. И каждую — только после очередного моего «да». Каждого — сказанного всё более и более жалобным голосом, почти стоном.

Шелест ткани, ползущей по плечам вниз. Его прерывистый восхищённый вздох. Выгибаюсь всем телом навстречу. Вскрикиваю от слишком острых ощущений, когда его губы находят вожделенную добычу.

Выцеловывают нежный маршрут на моём теле.

А руки просят не бояться, просят довериться на этот раз.

И всё-таки инстинктивно сжимаюсь, когда его ладонь перемещается мне на колено. Бастиан это тут же замечает и останавливается, тяжело дыша и прислонившись лбом к моему обнажённому плечу.

— Давай тогда полежим? Просто полежим рядом, Мэгги, клянусь. Ты мне веришь?

Киваю. Слов нету. Они как убежали из моей головы, так по-прежнему и не желают в неё возвращаться.

Мы ложимся рядом в обнимку. Бастиан даже попытки не делает привести моё платье в порядок, а у меня просто нет на это сил. И моя голая грудь касается его рубашки. Невероятные ощущения мурашками разбегаются по телу. Бастиан берёт мою ногу и закидывает себе на бедро. Вжимается в меня, оставляя широкую горячую ладонь на моей ягодице под платьем. А я не противлюсь. Потому что тело шепчет, что всё происходит правильно, так, как надо. И это идеально, лежать вот так в полутьме, когда почти догорели свечи. Прижиматься друг к другу и дышать в унисон. Слушая громкий стук собственного сердца.

Это идеально и совершенно гармонично, его каменно-твёрдое тело рядом с моим — расплавленным и мягким, как глина. И наше молчание, оно идеально тоже.

Я засыпаю у него на груди.

И впервые в жизни просыпаю рассвет!

Впрочем, как и Бастиан. Нас обоих будит только звон ключей стражников в двери.

Мы смотрим друг на друга, как два застуканных вора. Я прыскаю со смеху, он залепляет мне рот торопливым поцелуем на прощанье, чтобы не шумела.

У Бастиана веселье в глазах — впервые его глаза смеются, когда я ухожу.

Кажется, он наконец-то поверил, что вернусь.

Глава 10. Бастиан

Наверное, только тот, кто почти утонул, лёгкие которого уже заполнила тёмная ледяная вода, а глаза ослепли на бесконечной глубине, кто уже простился с жизнью, а потом ему вдруг протянул руку ангел и вытащил обратно на свет… только он может понять, что я чувствовал, когда вернулась Мэг.

Мне снова пришлось учиться дышать, спать, есть… жить.

Но я научился — ради неё.

Потому что, когда она лежала рядом, прижавшись ко мне, — тихо плакала в темноте. Плакала, и сама не замечала. А я удивлялся. Неужели она льёт слёзы — обо мне? Разве я стою её слёз? Я думал, что потерял её навсегда. А она вернулась. Значит, мне нельзя умирать. Потому что я обязан разгадать загадку, зачем.

Она стала приходить каждую ночь. Даря столько тепла и света, столько своей доброты и жизни, сколько я никогда не осмеливался просить у богов.

Как же трудно было с ней. Как по тонкому льду. Ступишь шаг — проломится, и уйдёшь с головой обратно в эту проклятую тёмную воду. Я больше не хотел туда возвращаться. Поэтому рядом с Мэг боялся дышать, боялся коснуться лишний раз. Боялся даже смотреть с той жадностью и ненасытностью, с какой хотел на самом деле. Ведь мне было абсолютно ясно — ещё один её уход я не переживу. В самом буквальном смысле.

Значит, я должен сделать всё, чтобы она больше меня не боялась. Никакого повторения прошлых ошибок.

А моя глупышка никак не хотела облегчать мне задачу.

Я умирал от желания коснуться. Её смех, её улыбка — и мой взгляд снова примагничен к пухлым губам, таким невинным, но таким чувственным. Я ещё помню их вкус. Я готов убить за возможность вспомнить снова. Но я взываю к своей железной силе воли — той самой, которая не дала свихнуться за столько лет — и сдерживаю звериные порывы.

Моя невинная малышка снова остаётся в неведении, какие картины только что мелькали в моём разуме, и что хотел с ней сделать тот зверь внутри меня.

Следующее испытание, как удар — запах её волос, который доносит до меня случайный сквозняк, которых много в моём стылом подземелье. И у меня ломит пальцы от желания запустить их ей в волосы, сжать в горсти, ощутить снова прохладный шёлк, оттянуть её голову, впиться поцелуем в беззащитное горло.

И снова останавливаю зверя. Напоминанием о том, какой будет кара за слепое следование инстинктам.

Вся выдержка летит к чертям, когда малышка оказывается слишком близко. Во время какого-то очередного разговора в одну из ночей не замечает, как двигается ко мне всё ближе и ближе, жмётся, словно доверчивый котёнок. А я не тот, кому бы ей следовало доверять. Мои ноздри уже раздуваются от запаха добычи — аромата её тела так близко. Её бедро касается моего, я могу чувствовать тепло её тела через платье.

Понимаю, что ещё немного — и крышу у меня сорвёт окончательно. Надо что-то сделать с этим безумием, причём немедленно. Но так, как в прошлый раз — нельзя. Значит, нужно что-то другое.

Мне приходит в голову только самое идиотское, неэротичное и постыдное, что может быть.

Спрашивать о дозволении поцеловать.

В моём прошлом мне никогда бы не пришло в голову задавать такие вопросы. Мужчина всегда знает, когда женщина хочет поцелуев. А если нет, всегда может сделать так, чтобы захотела. Если он, конечно, настоящий мужчина.

Так я думал раньше.

Мэг спутала мне все карты и поставила с ног на голову представления о том, что правильно, а что нет. С ней, единственной женщиной за всю мою жизнь, я боюсь напортачить и сделать что-то не так.

«Мэг. Скажи, если я тебя сейчас поцелую — ты же не уйдешь?»

Проклятье, как же жалко это прозвучало. Словно сопливый ребёнок просит не забирать игрушку. Ненавижу сам себя в этот момент. На месте Мэг давно бы сделал ноги. Вообще не понимаю, что она, принцесса, талантливая колдунья и невероятная красавица, забыла в этом проклятом месте. Почему раз за разом возвращается. Жалеет меня? Поняла, что без неё я сдохну, и проявляет милосердие?

Вот сейчас она возмутится и скажет, что опять я думаю только об одном, и она опять во мне разочарована…

«Глупый. Я уже очень давно жду, когда ты поцелуешь меня снова».

В этот момент что-то ломается у меня внутри.

Как будто затычка, которая не давала уйти грязной воде через слив — смыть из меня всю ту грязь и жестокую обиду на весь мир, которые грызли столько лет. Я ломаю её ко всем чертям и просто выбрасываю вон то, что разъедало изнутри страшным ядом, не давало жить, оставляло гнить заживо.

Я счастлив так, как только может быть человек на моём месте.

А ведь я не ошибся тогда, в первый раз. Она тоже хотела, чтобы я её поцеловал. И желания её распознал верно. Просто не надо было торопиться. Слишком спешил, напугал моего невинного ангела.

Вот и в этот раз она снова ждёт.

Значит, просто не будем торопиться.

Поцелуй начинаю, исполненный решимости так и поступить. Но стоит коснуться губ Мэг, стоит испить с них вкус её кожи, ароматы свежего ветра и летнего луга, которые она принесла с собой, и меня снова уносит потоком желаний, которые практически не поддаются моему контролю. Мне хочется подмять её под себя и сделать своей немедленно. Каждый дюйм моего тела требует забрать себе, наконец, то, что является моим. На последних остатках силы воли умоляю её остановить меня, если зайду слишком далеко.

Но она не останавливает.

Позволяет раздевать, гладить, целовать, изучать. Сходить с ума от невинной белизны девственного тела в полутьме.